– Допускаю, что тебе его жаль, но я могу тебе возразить…

Тереза не дала мне договорить. Она заявила, что ей его не жаль. Ее чувство глубже.

– Не знаю, о чем ты. Если бы только ты видела его в Заграде! Он говорил только о себе… Смерть Изабеллы совершенно его не изменила.

– Откуда ты знаешь? Не думаю, что ты вообще когда-либо смотрел на него должным образом. Ты ведь никогда не относился к людям внимательно.

Когда она меня упрекнула в невнимательности, я поразился: ведь и на Терезу я никогда не смотрел должным образом! Я даже ни разу в своем рассказе не описал ее внешность.

Я внимательно посмотрел на нее, и мне показалось, будто вижу ее впервые… Высокие скулы, зачесанные наверх волосы цвета воронова крыла… Казалось, ей не хватает мантильи и большого испанского гребня. Стройная шея, горделивая посадка головы – совсем как у ее прабабки, которая была родом из Кастилии.

Разглядывая невестку, на мгновение я представил ее себе совсем юной девушкой. Нетерпеливая, страстная, она с безрассудной смелостью спешила жить. Что нашла она, чего добилась? Я и малейшего представления не имел…

– Почему ты так на меня смотришь, Хью?

– Я думаю о том, что вижу тебя впервые, – медленно ответил я.

– Да. – Она едва заметно улыбнулась. – И что же ты видишь?

Я видел иронию в ее улыбке, смех в ее голосе, а в глазах – нечто, во что не умел вникнуть.

– Тереза, ты всегда так добра ко мне… Но на самом деле я почти ничего о тебе не знаю…

– Да, Хью. Ты вообще ничего не знаешь. – Она резко встала с места и задернула занавеску: она пропускала слишком много солнечного света.

– Что же касается Джона Габриэля… – начал было я.

– Хью, – проговорила Тереза своим низким голосом, – оставь его в покое.

– Какие странные вещи ты говоришь, Тереза.

– Нет, по-моему, я рассуждаю правильно. Я всегда так считала. Однажды, – добавила она, – ты поймешь, что я имею в виду.

Эпилог

Собственно говоря, рассказ мой окончен. Окончен рассказ о человеке, с которым я познакомился в Сент-Лу, в Корнуолле, и которого последний раз видел в гостиничном номере в Заграде.

О том человеке, который на моих глазах умирал в жалкой комнатушке в Париже.

– Слушайте, Норрис… – Он говорил слабым, но ясным голосом. – Вы имеете право знать, что тогда на самом деле произошло в Заграде. В свое время я вам не сказал… Наверное, тогда я еще не в силах был оценить того, что произошло… – Он замолчал и перевел дыхание, набираясь сил. – Помните, знаете ли вы, как Изабелла боялась смерти? Больше, чем чего-либо другого…

Я кивнул. Да, я знал. Я помнил слепой ужас в ее глазах при виде мертвой птички на террасе дома в Сент-Лу. Я помнил, как в Заграде она метнулась в сторону от машины, и помнил, какое бледное было тогда у нее лицо.

– Тогда слушайте. Слушайте внимательно, Норрис! Тот студент прицелился в меня из револьвера. Он целился с близкого расстояния. Промахнуться он не мог, а я сидел за столиком и не мог шевельнуться.

Изабелла поняла, что сейчас произойдет. Когда он нажал на спуск, она закрыла меня своим телом… – Габриэль возвысил голос. – Понимаете, Норрис? Она полностью отдавала себе отчет в своих действиях. Она понимала, что умрет вследствие своего поступка. И она выбрала смерть, чтобы спасти меня. – Голос его потеплел. – До тех пор я не понимал… И даже сразу после того я не сразу осознал все значение ее поступка. Только потом, когда я начал думать о ней… Видите ли, я ведь не осознавал, что она меня любит – любит! Я считал… был убежден в том, что затронул лишь чувственную сторону ее натуры…

Но Изабелла любила меня – любила так сильно, что пожертвовала ради меня своей жизнью, несмотря на то что так боялась смерти…

Я мысленно перенесся назад во времени, в маленькое кафе в Заграде. Я представил себе истеричного молодого студента-фанатика, представил мгновенную тревогу Изабеллы, осознание того, что сейчас произойдет, мгновенный панический ужас… И то, как она быстро сделала выбор. Я увидел, как она метнулась вперед, прикрывая Джона Габриэля своим телом, словно щитом…

– Значит, таков был конец, – проговорил я.

Но Габриэль приподнялся на подушках и широко раскрыл глаза – его глаза всегда отличались поразительной красотой. Торжествующий голос его взмыл вверх звонко и ясно:

– Нет! Тут вы заблуждаетесь! Ее смерть не была концом. Она стала началом…

Истинно, «единство мгновений вне времени» [10].