Калгари погрузился в размышления и наконец проговорил:

– А не могли бы вы сказать мне, кто именно находился в доме в тот вечер, когда была убита миссис Эрджайл?

Маршалл бросил на него острый взгляд.

– Сам Лео Эрджайл, конечно, и его младшая дочь Эстер. Мэри Дюрран вместе со своим мужем-инвалидом также гостила в доме; он как раз только что вышел из госпиталя. Кроме того, Кирстен Линдстрём – должно быть, вы уже встречали ее, – она шведка, дипломированная медсестра и массажистка, первоначально помогавшая миссис Эрджайл с ее детским садом… она осталась и после его закрытия. Майкла и Тины там не было – Майкл продает автомобили в Драймуте, а Тина работает в библиотеке графства в Редмине и там же снимает квартиру.

Прежде чем продолжить, Маршалл помедлил.

– Кроме того, там же находилась мисс Вон, секретарша мистера Эрджайла. Она покинула дом еще до того, как был обнаружен труп.

– Я уже встречал ее, – заметил Калгари. – Она показалась мне очень… привязанной к мистеру Эрджайлу.

– Да… да. Полагаю, что скоро может быть сделано объявление о помолвке.

– Вот как!

– После кончины жены он пребывал в одиночестве, – с легким неудовольствием в голосе объявил адвокат.

– Вполне понятно, – проговорил Калгари. – А как насчет мотива, мистер Маршалл?

– Мой дорогой доктор, я и в самом деле не вправе спекулировать на эту тему!

– Думаю, что это не так. Как вы уже сказали, факты вполне поддаются проверке.

– Прямого денежного интереса не было ни у кого. Миссис Эрджайл вступила в ряд дискреционных трастов, следуя во многом принятой в наши дни формуле. Все фонды учреждались в пользу всех детей. Управляли ими три опекуна, одним из которых являлся я, вторым – Лео Эрджайл, а третьим – американец-адвокат, дальний родственник миссис Эрджайл. Оставленная ею очень крупная сумма подлежит рассмотрению троих опекунов и может быть предоставлена тем из опекаемых лиц, кто более нуждается в деньгах.

– А как насчет самого мистера Эрджайла? Предоставляла ли ему смерть жены денежную выгоду?

– В не слишком большой степени. Как я уже сказал, бо́льшая часть ее состояния была помещена в фонд. Остаток состояния она завещала ему, однако сумма не была существенной.

– A как насчет мисс Линдстрём?

– Миссис Эрджайл за несколько лет до смерти приобрела для мисс Линдстрём приличную ежегодную ренту. – Раздраженным тоном Маршалл добавил: – Вы говорите: мотив? Я здесь такового не усматриваю ни на йоту. И в первую очередь финансового мотива.

– А как насчет эмоциональной сферы? Не было ли между ними каких-то особых трений?

– Боюсь, здесь я не в состоянии помочь вам, – отрезал Маршалл. – Я не вникал в их семейную жизнь.

– Но, может быть, кто-то знаком с ее течением?

Задумавшись на пару-другую мгновений, адвокат проговорил, едва ли не против желания:

– Вам надо бы сходить к местному доктору… доктору… э… Макмастеру, кажется, так. Теперь он на покое, однако по-прежнему живет в этих краях. Состоял медиком при ее приюте. Так что внушительная часть жизни в «Солнечном мысе» должна была пройти на его глазах. Однако его еще нужно убедить разговориться. Однако если он согласится, то может оказаться полезным… впрочем, простите меня за такие слова, но неужели вы считаете, что сумете чего-то добиться там, где этого не смогла сделать полиция в более простой ситуации?

– Не знаю, – проговорил Калгари. – Наверное, нет. Но я знаю другое: я обязан попробовать. Да, у меня нет другого выхода.

Глава 5

Брови главного констебля[5] майора Финни неторопливо поползли вверх по лбу в безуспешной попытке добраться до линии далеко отступивших седеющих волос. Возведя очи к потолку, он опустил их к разложенным на столе бумагам и провозгласил:

– Это неописуемо!

Молодой человек, по долгу службы обязанный правильно реагировать на реплики начальства, произнес:

– Да, сэр.

– Ну и дела, – пробормотал майор и принялся барабанить пальцами по столу. – Хьюиш на месте?

– Да, сэр. Суперинтендант Хьюиш вернулся примерно пять минут назад.

– Хорошо, – проговорил главный констебль. – Пришлите его ко мне!

Суперинтендант Хьюиш, высокий и печальный мужчина, был настолько пропитан меланхолией, что никто не поверил бы в то, что он способен быть душой детской вечеринки, сыпать шутками и, к восхищению малых мальчишек, доставать пенни из их ушей.

– Доброе утро, Хьюиш, – промолвил начальник полиции. – Мы тут получили новую докуку на свою голову. Ваше мнение?

Суперинтендант тяжко вздохнул и опустился в указанное кресло.

– Похоже, что два года назад мы допустили ошибку, – проговорил он. – Этот парень… как его там…

Главный констебль порылся в бумагах.

– Калори… нет, Калгари. Что-то вроде профессора. Должно быть, рассеянный док, а? Из тех, что путают часы, даты и все такое?

В голосе его угадывался слабый намек на просьбу, однако Хьюиш не отреагировал на нее.

– Насколько я знаю, он вроде как ученый, – ответил он.

– И по-вашему, мы должны согласиться с тем, что он говорит?

– Что ж, – проговорил Хьюиш, – сэр Реджинальд, как следует из этих бумаг, принял его точку зрения, а я не думаю, что мимо него может что-то пройти незамеченным.

Это был комплимент главному государственному обвинителю.

– Нет, – против желания сказал майор Финни. – Если ГГО не против, значит, нам придется принять его мнение. А это, в свой черед, означает, что нам придется заново открывать дело. Вы принесли с собой все необходимые материалы, как я просил вас?

– Да, сэр, всё здесь. – Суперинтендант выложил стопку документов на стол.

– Прочли уже? – спросил главный констебль.

– Да, сэр, проглядел еще вчера вечером. Я достаточно хорошо помню это дело. Хотя бы потому, что все произошло не так давно.

– Хорошо, Хьюиш, значит, берите его себе. Где мы находимся?

– Снова в самом начале, сэр, – проговорил суперинтендант. – Вся беда, понимаете ли, заключается в том, что тогда у нас не возникло никаких сомнений.

– Да, – согласился главный констебль. – Дело казалось совершенно ясным. Не думайте, что я в чем-то обвиняю вас, Хьюиш. Я поддерживаю вас на все сто процентов.

– И в самом деле, – задумчиво проговорил тот. – Там просто не было другого потенциального подозреваемого. Нам сообщили о происшедшем убийстве. Оказалось, что мальчишка побывал дома и угрожал матери, потом нашлись отпечатки пальцев – его собственных пальцев на кочерге, а потом еще и деньги. Мы арестовали его почти сразу после преступления, и деньги были при нем.

– А какое впечатление он произвел тогда на вас?

Подумав Хьюиш, ответил:

– Скверное. Слишком наглый и самоуверенный. Весь был полон своим алиби. Полный нахал. Ну, вы знаете этот тип. Убийцы поначалу всегда держатся нагло. Считают себя очень умными. Думают, что они поступили правильно, вне зависимости от того, во что их преступление обошлось другим людям. Он выглядел как злодей.

– Да, – согласился Финни, – злодеем он и был. Все его дело доказывает это. Однако вы с самого начала были уверены в том, что он является убийцей?

Суперинтендант задумался.

– В таких вещах невозможно испытывать полной уверенности. Как я уже сказал, он принадлежал к тому типу, который очень часто заканчивает свою карьеру убийством. Подобно Хармону в тридцать восьмом году, за которым и так тянулся длинный хвост украденных велосипедов, денежных мошенничеств, обманов пожилых женщин… в конечном итоге он убивает одну из жертв своего мошенничества, растворяет ее труп в кислоте, получает удовлетворение от процесса и начинает возводить его в привычку. Я посчитал, что Джеко Эрджайл принадлежал к тому же самому типу.

– Однако выходит, – неторопливо проговорил начальник полиции, – что мы ошибались.

– Да, – проговорил Хьюиш, – да, мы ошиблись. A парень умер. Скверное дело. Учтите, – добавил он с внезапным воодушевлением, – он все равно принадлежал к преступному типу. Возможно, он не был убийцей – не был, как оказывается теперь, – но являлся преступником по натуре.

– Хорошо, идем дальше, – продолжил Финни, – кто же тогда убил ее? Вы ведь вели это дело, как напомнили мне вчера вечером. Ее убили. Женщина не способна ударить себя кочергой по затылку. Значит, это сделал кто-то еще. Кто же?

Суперинтендант Хьюиш вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Боюсь, что нам уже не удастся это узнать, – отозвался он.

– Не просто трудно, а невозможно, так?

– Да, потому что след простыл, и еще потому, что особых новых свидетельств найти не удастся, хотя я бы сказал, что их, в общем-то, и не было.

– Суть дела заключается в том, что ее убил кто-то из находившихся в доме, знакомый ей человек?

– Не вижу, кто еще это мог быть, – проговорил суперинтендант. – Убийца должен был находиться в доме, или же она сама открыла дверь и впустила его. Эрджайлы принадлежат к любителям запираться. Надежные задвижки на окнах, цепочки, несколько замков на входной двери. За пару лет до того к Эрджайлам забрался грабитель, и это заставило их принять дополнительные меры… – Недолго помолчав, он продолжил: – Вся беда, сэр, заключается в том, что в тот раз мы не проявили особой дотошности. Улики против Джеко Эрджайла казались неопровержимыми. Конечно, если посмотреть с сегодняшней точки зрения, убийца воспользовался этим.

– Воспользовался тем фактом, что парень в тот вечер был в доме, ссорился с матерью и угрожал ей?

– Да. Убийце оставалось только войти в комнату, взять брошенную Джеко кочергу в закрытую перчаткой руку, подойти к столу, за которым сидела и писала миссис Эрджайл, и ударить ее по голове.

Майор Финни произнес одно короткое слово:

– Зачем?

Хьюиш неторопливо кивнул.

– Да, сэр, именно это нам и надлежит выяснить. Трудный вопрос. Полное отсутствие мотива.

– Насколько я вас понимаю, – продолжил главный констебль, – очевидного мотива для удара, если можно так выразиться, не существовало. Подобно многим прочим женщинам, владеющим собственностью и существенным личным состоянием, миссис Эрджайл использовала различные схемы, которые допускает закон, чтобы избежать выплаты налога на наследство. Был учрежден благотворительный фонд, дети были обеспечены всем еще до ее смерти. Они не могли получить ничего больше в случае ее кончины. Кроме того, нельзя сказать, что она была неприятной женщиной, вечно недовольной, грубой или скупой. Она никогда не жалела денег для них. Хорошее образование, начальный капитал для вступления в дело, существенные пособия для всех и каждого… Воплощенная симпатия, доброта и благоволение.