Агата Кристи - Горе невинным

Калгари поднялся с постели и принялся ходить взад-вперед. Наконец в дверь постучали. Подойдя к двери, он открыл ее.

– Входите, мистер Эрджайл, я…

И в удивлении остановился. Перед ним стоял не Лео Эрджайл – а молодой человек, едва разменявший второй десяток, на загорелом, симпатичном лице которого осталась печать горечи – на беспечном, сердитом и несчастном лице.

– Не ожидали увидеть меня, – проговорил молодой человек. – Ждали моего отца. Я – Майкл Эрджайл.

– Входите. – Калгари закрыл дверь за спиной своего гостя. – Каким образом вы сумели найти меня? – спросил он, предложив молодому человеку сигарету из пачки.

Взяв сигарету, Майкл Эрджайл издал короткий и неприятный смешок.

– Ну, это было несложно! Надо было всего-то позвонить в основные отели на тот случай, если вы решили заночевать. Угадал со второй попытки.

– А зачем вы захотели встретиться со мной?

Майкл Эрджайл неспешно проговорил:

– Надо было посмотреть, что вы за человек…

Он окинул Калгари внимательным взором, отметив чуть поникшие плечи, седеющие волосы, тонкое чувствительное лицо.

– Итак, вы из тех, кто ездил с экспедицией на полюс… С виду не скажешь, что вы такой крепкий.

Артур чуть улыбнулся.

– Внешность может оказаться обманчивой. Здоровья мне хватило. Там нужна не столько физическая сила, как другие важные качества: выносливость, терпение, технические знания.

– Сколько вам лет, сорок пять?

– Тридцать восемь.

– Вы кажетесь старше.

– Да… да, наверное, вы правы. – На мгновение на него накатила мучительная печаль, вызванная юным нахальством смотревшего на него молодого человека, и он спросил несколько более резко, чем следовало бы: – Так зачем вы хотели видеть меня?

Гость нахмурился.

– Вполне естественное желание, не правда ли? После тех новостей, с которыми вы явились… О моем дорогом брате.

Калгари не ответил, и Майкл Эрджайл продолжил:

– Только явились вы с ними несколько поздновато, если посмотреть с его точки зрения, не так ли?

– Да, – негромко произнес Калгари. – Весть моя запоздала.

– И что же вы так долго молчали? Что это за сотрясение с вами случилось?

Калгари терпеливо повторил свой рассказ. Как ни странно, грубость юноши ободрила его. Хотя бы сейчас он имел дело с человеком, неравнодушным к своему брату.

– Итак, Джеко получает алиби, в этом вся история, правда? А вы уверены в том, что время было именно такое, как говорите?

– Абсолютно уверен, – твердым тоном проговорил Калгари.

– Но вы могли и ошибиться. Ваша братия, эти ученые, склонна к рассеянности в отношении таких мелочей, как время и место.

Калгари чуть усмехнулся.

– Это вы начитались фантастики, с ее рассеянными профессорами в рваных носках, не соображающими, ни который сейчас час, ни где они находятся. Дорогой мой молодой человек, работа инженера требует великой точности в отношении величин, времени и расчетов. Заверяю вас в том, что я просто не могу допустить ошибку. Я подсадил вашего брата незадолго до семи и высадил его в Драймуте через пять минут после половины восьмого.

– Ваши часы могли идти неправильно. Или же вы ориентировались по автомобильным часам.

– Мои наручные часы и часы в автомобиле были в точности синхронизированы.

– Джеко мог каким-то образом одурачить вас. Он был такой фокусник…

– Он не финтил. Но почему вы так стараетесь доказать, что я ошибся? – с некоторым жаром продолжил Калгари. – Я рассчитывал на то, что будет трудно убедить власти в том, что они несправедливо осудили человека, но никак не ожидал, что будет так трудно убедить в том же его семью!

– Итак, оказалось, что вам было трудно убедить всех нас?

– Реакция показалась мне несколько… необычной.

Микки внимательно смотрел на него.

– Они не хотели поверить вам?

– Да… казалось почти что так…

– Не только казалось. Так оно и было. Вполне естественно, на мой взгляд, если задуматься.

– Но почему? Почему вы считаете это естественным? Убита ваша мать. Ваш брат обвинен в убийстве и осужден за него. Теперь оказывается, что он невиновен. Вы должны радоваться… благодарить. Это же ваш брат.

– Он не был мне братом, – ответил Микки. – А она – матерью.

– Что?

– Разве никто вам этого не сказал? Мы все приемные. Все до единого. Начиная с Мэри, моей старшей «сестры», которую удочерили в Нью-Йорке. Остальных приняли в семью во время войны. Моя «мать», как вы ее называете, не могла иметь своих детей, поэтому она завела себе скромный выводок приемных детей. Мэри, я, Тина, Эстер, Джеко. Уютный и ласковый дом с целым морем материнской любви! Я бы сказал, что в конце концов она забыла о том, что мы не ее родные дети. Однако она промахнулась, когда взяла в свои «милые мальчики» Джеко.

– Я не имел представления об этом, – проговорил Калгари.

– Так что перестаньте тыкать мне в лицо этими самыми «ваша мать»… «ваш брат»… Джеко был настоящей вошью!

– Но не убийцей же, – энергично возразил Калгари.

Микки посмотрел на него и кивнул:

– Ну хорошо. Раз вы так говорите и не хотите отказываться от своих слов… Тогда кто же убил ее на самом деле? Об этом вы не подумали? Займитесь теперь этим на досуге. Подумайте… и тогда, быть может, поймете, что сделали со всеми нами…

Он резко развернулся и вышел из комнаты.

– Рад вашему согласию еще раз принять меня, мистер Маршалл, – сконфуженно произнес Калгари.

– Не стоит благодарности, – проговорил адвокат.

– Как вам известно, я посетил «Солнечный мыс» и встретился с родными Джека Эрджайла.

– Несомненно.

– Полагаю, что вам уже известно о моем визите?

– Да, доктор Калгари, именно так.

– Возможно, вам будет трудно понять, почему я вновь попросил вас принять меня… видите ли, дело приняло такой оборот, какого я не ожидал.

– Нет, – возразил адвокат, – нет, едва ли.

Голос его, как всегда, сухой и бесстрастный, тем не менее ободрил Артура Калгари и как бы предложил ему продолжать.

– Видите ли, – продолжил тот, – я думал, что на этом все закончится. Я был готов к некоторой, скажем так, естественной укоризне с их стороны. Хотя перенесенное мной сотрясение мозга можно назвать форс-мажорным обстоятельством, любые упреки с их стороны были бы вполне простительны. Однако в то же самое время я надеялся, что ее смягчит благодарность за то, что имя Джека Эрджайла очищено от подозрений. Однако все вышло совершенно по-другому. Совершенно.

– Понимаю.

– Возможно, мистер Маршалл, вы предвидели кое-что из того, что произошло? Насколько я помню, ваша манера озадачила меня во время предыдущего визита. Наверное, вы заранее предполагали, какой именно прием меня ожидает?

– Доктор Калгари, вы еще не сказали мне, с каким именно приемом встретились.

Артур Калгари подвинулся вперед вместе с креслом.

– Я думал, что заканчиваю некий этап, так сказать, завершаю уже написанную главу новой концовкой. Но меня заставили почувствовать, заставили увидеть, что вместо завершения я полагаю начало. Начинаю нечто совершенно новое. Как, по-вашему, это достаточно точное определение их позиции?

Мистер Маршалл неторопливо качнул головой.

– Да, – проговорил он, – можно сказать и таким образом. Признаюсь, я думал, что вы не понимаете всех последствий. И трудно было ожидать этого от вас, поскольку вы, естественным образом, были знакомы с подоплекой дела и фактами только по официальным отчетам.

– Да-да. Теперь я это понимаю. Причем слишком ясно. – Артур в волнении возвысил голос: – Они не почувствовали облегчения, они не ощутили благодарности. Они смутились, ужаснувшись того, что им теперь предстоит пережить. Я прав?

– Я вполне допускаю, что вы можете оказаться правы, – осторожно проговорил Маршалл. – Учтите, я говорю это, не исходя из собственного мнения.

– А раз так, – продолжил Калгари, – я чувствую, что не вправе вернуться к своей работе, ограничившись одними извинениями. Я по-прежнему вовлечен в это дело. На меня легла ответственность за этот новый фактор, который я внес в жизнь целой семьи. Я не имею права просто умыть руки.

Адвокат осторожно кашлянул.

– На мой взгляд, достаточно странная точка зрения, доктор Калгари.

– Не думаю… вы не совсем правы. Человек должен нести ответственность за свои действия, и не только за действия, но и за результаты их следствий. Всего два года назад я подвез до города одного молодого человека. И своим поступком начал некую цепь событий. И теперь мне кажется, что я не имею права отстраниться от этих событий.

Адвокат укоризненно качнул головой.

– Пусть, – нетерпеливым тоном проговорил Артур Калгари. – Зовите мое желание странным. Однако здесь дело в моих чувствах, моей совести. Я хочу только исправить то, что не имел возможности предотвратить. Я не сумел извиниться. В известном смысле я только усложнил жизнь и без того немало перестрадавшим людям. Но почему так получилось, я до сих пор не могу понять.

– Ну, – неторопливо проговорил Маршалл, – это, пожалуй, понятно. В течение последних примерно восемнадцати месяцев вы были отрезаны от цивилизации. Вы не читали ежедневных газет, не знаете, что говорилось в прессе об этой семье. Возможно, вы в любом случае не стали бы читать эти материалы, но, на мой взгляд, не смогли бы не слышать о них. Факты, доктор Калгари, очень просты. И отнюдь не конфиденциальны. В свое время об этом открыто говорилось в прессе. И сводятся они к очень простой картине. Если Джек Эрджайл не совершал преступления – a судя по вашему утверждению, он не мог этого сделать, – тогда кто же его совершил? Что возвращает нас обратно к обстоятельствам, в которых было совершено преступление. Оно произошло ноябрьским вечером в промежутке между семью и половиной восьмого в доме, где, кроме убитой, находились только члены семьи и прислуга. Двери и окна дома были надежно заперты, и если кто-то попал в него извне, значит, его или впустила сама миссис Эрджайл, или же он воспользовался собственным ключом. Иными словами, она должна была знать этого человека. В некоторых отношениях ситуация напоминает имевшее место в Америке дело об убийстве Борденов, когда мистера Бордена с женой воскресным утром зарубили топором. Никто в доме ничего не слышал, никого около дома не видели… Теперь вы понимаете, доктор Калгари, почему члены семьи были скорее расстроены, чем обрадованы принесенной вами новостью?