— А чего стоит эта ребяческая затея с нибликом! — продолжал Баттл. — Эти топорные улики против самого себя! Одри, должно быть, с самого начала догадалась что к чему! И только удивлялась про себя! Вы думаете, я не подозревал самого себя? Вы убийцы — смешные люди! Какое самомнение! Думаете, что умнее вас нет никого на свете, а на самом деле — жалкие и беспомощные, как дети…

Невил вдруг вскочил и дико завизжал:

— Это была гениальная идея! Гениальная! И вы все лжете… Вы бы никогда не догадались! Если бы не этот кретин, этот шотландский недоумок! Я предусмотрел все — все! — каждую мелочь! Но вмешались обстоятельства. И откуда я мог знать, что Ройду известно об Одри и Адриане? Одри и Адриан… Будь она проклята! Как я ее ненавижу. Ее все равно повесят — вы должны повесить ее, — она обязательно должна испытать ужас смерти, она должна умереть, умереть, умереть…

Его срывающийся голос затих. Невил опустился на палубу и тихо заплакал.

— Прошу прощения, — мягко сказал Баттл, — но мне необходимо было вывести его из себя… Улик против него практически не было.

Невил продолжал плакать, по-детски всхлипывая и хныча:

— Ее все равно повесят. Я хочу, чтобы повесили.

Мэри Олдин, содрогнувшись, повернулась к Томасу Ройду. Он сжал ее ладони в своих.

Глава 2

— Я все время боялась, — сказала Одри.

Они сидели рядышком на террасе. Одри и старший инспектор Баттл. Баттл догуливал остатки отпуска и на этот раз пришел в Галлз-Пойт в качестве гостя.

— Все время боялась, все время, — повторила Одри.

Баттл кивнул.

— Я сразу это понял, едва только взглянул на вас. У вас был такой равнодушный вид, за которым обычно скрывают какое-то сильное чувство. Это могла быть любовь или ненависть, а оказалось — страх?

Она кивнула.

— Я качала бояться Невила почти сразу после замужества. Но понимаете, страшнее всего было то, что я сама не знала, чего боюсь. Я решила, что схожу с ума.

— С ума сходили не вы, — заметил Баттл.

— Когда мы решили пожениться, Невил казался мне на редкость здравым и уравновешенным человеком — всегда в хорошем настроении, обходительный, веселый.

— Это любопытно. То, что он был спортсменом… Вернее, играл роль настоящего спортсмена… Ведь он никогда не выходил из себя на корте. Образ настоящего спортсмена был для него важнее, чем результат матча. Но это требовало от него страшного напряжения — все время играть роль. Это очень тяжело. Под маской невозмутимости таилось раздражение… все более нагнетавшееся.

— Под маской, — прошептала Одри и поежилась. — Все время в маске. И ведь ничем не выдавал себя. Только иногда случайное слово или взгляд… я думала, мне просто показалось… ну, что он какой-то странный. И… я уже говорила… я опасалась, что это со мной что-то не так… Я боялась его все сильнее и сильнее. Это был ничем не объяснимый страх, от которого не знаешь куда бежать…

Я говорила себе, что схожу с ума — ко ничего не могла поделать! Чувствовала: во что бы то ни стало надо избавиться от этого наваждения. И тут появился Адриан и говорит, что любит меня. И я подумала, как бы это было славно — уехать с ним…

Она замолчала.

— И знаете, что произошло? Мы должны были встретиться, но он не пришел… Погиб… Иногда мне кажется, что это дело рук Невила.

— Не исключено, — заметил Баттл.

Одри испуганно на него взглянула:

— Вы действительно так думаете?

— Конечно, утверждать ничего нельзя. Но очень даже возможно. Но не надо изводить себя этим, миссис Стрэндж. Трагическая случайность или злой умысел… вернуть уже ничего нельзя…

— Да. Просто не знаю, как мне удалось это пережить. Я вернулась в «Ректори» — это дом Адриана. Мы как раз собирались написать обо всем его матери, но не успели… и я решила не причинять ей лишних страданий и ничего не стала рассказывать о нас с Адрианом. Вскоре там появился Невил. Он был очень мил… и добр, и все же, когда я разговаривала с ним, мне от страха становилось не по себе… Он сказал, что не надо никому рассказывать об Адриане, и что я могу получить развод по его вине, и что он собирается снова жениться. Я чувствовала себя обязанной ему. Я знала, что ему нравилась Кей, надеялась, что все обернется к лучшему, и мне, наконец, удастся избавиться от моего страха… Я ведь продолжала думать, что все дело во мне.

Но полностью избавиться от этого мне так и не удалось. Собственно, я по-прежнему не чувствовала себя в безопасности. А потом однажды встретила Невила в парке, и он сказал, что хочет, чтобы мы с Кей стали друзьями, и предложил всем вместе приехать сюда в сентябре. Ну как я могла ему отказать? После всего, что он для меня сделал?

— «Ах прошу вас, заходите, в мою паутину, — муху зазывал паук»[163], — процитировал Баттл.

Одри поежилась:

— Вот именно.

— Он выбрал верную тактику, — сказал Баттл. — Всем все время твердил, что это была его затея, так что все в конце концов уверовали в обратное.

— Да. А когда я приехала сюда, начался настоящий кошмар. Я чувствовала: должно случиться что-то ужасное… из-за него, из-за Невила, и случиться это должно именно со мной. Но я не знала, что именно. Мне казалось, я окончательно свихнулась! Страх буквально парализовал меня — знаете, как бывает во сне: чувствуешь, надо бежать, но не можешь двинуться с места.

— Мне всегда хотелось увидеть птицу, загипнотизированную змеей, которая хочет, но не может улететь, — признался инспектор. — Теперь мне этого совсем не хочется.

— Даже после убийства леди Трессилиан, — продолжала Одри, — я еще не понимала, к чему все идет. Я совсем не подозревала Невила. Я знала, что деньги его почти не интересуют — глупо было предполагать, что он мог убить ее ради пятидесяти тысяч…

Я часто вспоминала рассказ мистера Тривза о малолетнем убийце. Но и это не связывалось у меня с Невилом. Мистер Тривз упомянул о некоем физическом недостатке, благодаря которому он якобы мог опознать этого ребенка и во взрослом человеке… Вот у меня, например, шрам на ухе, а у остальных вроде бы и нет ничего такого… приметного.

— У мисс Олдин — седая прядь, — сказал Баттл. — У Томаса Ройда — травма руки, и вовсе не обязательно, что это результат землетрясения. У мистера Теда Латимера очень необычная форма головы. А у Невила Стрэнджа… — он задумался.

— Как раз у него-то и нет никаких особых примет.

— Есть. Левый мизинец у него намного короче правого. Это очень редко встречается. Поверьте, миссис Стрэндж, очень редко.

— Так вот оно что…

— Да.

— И значит, это Невил повесил табличку?

— Да. Успел-таки — пока Ройд и Латимер распивали со стариком виски. Очень остроумно. Я вообще сомневаюсь, что это удастся квалифицировать как убийство.

Одри снова вздрогнула.

— Ну будет, будет, — успокоил ее Баттл, — все уже позади, не волнуйтесь. Давайте рассказывайте дальше…

— С вами очень приятно разговаривать… Я уже много лет ни с кем так по душам не разговаривала!

— Вот это-то и плохо. Так когда же вы поняли, что это Невил ведет игру?

— Точно не знаю. Это случилось как-то внезапно. Подозрения с него сняли, и соответственно под подозрением оказались все мы, остальные. И вот тогда я случайно поймала на себе его взгляд — просто изничтожающий. И мне вдруг все стало ясно. И тогда…

Она вдруг умолкла.

— И тогда — что?

— И тогда, — с расстановкой проговорила Одри, — я решила, что лучше уж разом со всем этим покончить.

Баттл покачал головой:

— Никогда не сдаваться. Вот мое правило.

— Конечно, вы абсолютно правы. Но вы не знаете, что это такое — много лет жить в страхе. Это парализует волю — не можешь думать — не можешь действовать — тупо ждешь, когда что-нибудь ужасное наконец случится. А когда случается, — она вдруг улыбнулась, — испытываешь необыкновенное облегчение! Не надо больше ждать, не надо бояться — все позади. Вы можете считать меня безумной, но я совершенно не расстроилась, когда вы пришли арестовывать меня. Невил добился своего, все кончилось. А когда инспектор Лич уводил меня, я впервые почувствовала себя в безопасности.

— Отчасти поэтому мы и разыграли этот спектакль. Я хотел, чтобы вы были вне досягаемости этого безумца. Кроме того, надо было как-то выбить его из колеи, чтобы он наконец-то выдал себя. Ведь теперь он воочию убедился, что его план сработал — и тем сильнее должен был стать наш ответный удар.

— А если бы он сам не признался, — тихо спросила Одри, — вы смогли бы доказать его вину?

— Не уверен. У нас были только показания Макхуэртера о человеке, который лез в дом по канату, и которого он разглядел благодаря лунному свету. Еще был сам канат — в чулане, еще влажный, который в общем-то подтверждал его показания. В ту ночь, если вы помните, шел дождь.

Он сделал паузу и посмотрел на Одри строгим пытливым взглядом, уверенный, что она что-то на это скажет.

Но она промолчала, с неподдельным интересом ожидая продолжения рассказа, и Баттл заговорил снова:

— И еще костюм в полоску. Ему пришлось спрятать его в какой-то расщелине на каменистом берегу со стороны «Истерхэд Бэя». Костюм он спрятал. А там, видимо, были какие-то разложившиеся остатки рыбы… В общем, на пиджаке остались пятна, а главное — запах. В тот вечер, как я выяснил, многие в гостинице жаловались на запах. Говорили, что что-то с канализацией… Кстати, Невил тоже это говорил… Хоть он и был в плаще, запах все равно был очень сильным. Потом при первой возможности он сдал костюм в чистку, но побоялся сделать это под своим собственным именем. Взял первое попавшееся из списка постояльцев гостиницы. Вот. А затем по чистой случайности его костюм оказался в руках вашего друга, а тот смекнул, что это, возможно, костюм того человека, которого он видел ночью карабкающимся по канату. На тухлую рыбу, конечно, всякий может случайно наступить, но чтобы измазать плечо — для этого нужно положить на нее костюм.