Мужу она не рассказывала об этом нелепом сне, но он тревожил ее — хотя ей не хотелось себе в этом признаваться. Что он означал — предостережение? Предостережение против Дика Виндифорда?

Резкий звонок телефона, донесшийся из дому, отвлек ее от раздумий. Она вошла и сняла трубку. Сердце ее вдруг сжалось от тревоги — ей пришлось даже опереться левой рукой о стену.

— Как вы сказали? Кто говорит?

— Алике, что у тебя с голосом? Я тебя не узнал. Это я, Дик.

— О… Откуда ты звонишь?

— Из бара гостиницы. «Герб путешественника» — так она, кажется, называется? Ты наверное даже не знаешь о существовании этого бара? Я приехал только на выходные — немного порыбачить. Ты не против, если вечерком я навещу ваше счастливое семейство?

— Нет, — чуть ли не закричала Алике. — Ты не должен приходить.

Последовало молчание. Потом Дик заговорил снова, но тон его был теперь совсем другим.

— Прошу извинить меня, — холодно сказал он. — Не смею вас больше беспокоить…

Алике торопливо его перебила. Должно быть, ее слова показались ему слишком резкими. Она и сама чувствовала, что погорячилась… это все нервы.

— Я только хотела сказать, что мы на сегодня… что мы сегодня вечером заняты. — Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно естественней. — Приходи к нам завтра вечером.

Но Дик явно уловил неискренность в ее голосе.

— Благодарю вас, — все так же холодно ответил он, — но я, возможно, сегодня уеду. Если мой приятель не сможет сюда вырваться. До свидания, Алике. — И торопливо, с вдруг прорвавшейся нежностью, добавил: — Будь счастлива, дорогая.

Алике повесила трубку и облегченно вздохнула. «Он не должен сюда приходить, он не должен сюда приходить, — твердила она себе. — Какая же я идиотка! Надо же так забить себе голову из-за этого сна! Но, все равно, хорошо, что он не придет!»

Она взяла со стола свою простенькую соломенную шляпку и снова вышла в сад, затем обернулась и прочла слова, вырезанные над парадной дверью: «Коттедж „Соловей“».

«Какое странное название, правда?» — сказала она как-то Джеральду накануне их свадьбы.

«Ах ты моя горожаночка, — с любовью сказал он. — Ты наверняка никогда не слышала соловья, и я этому даже рад. Соловьи должны петь только для влюбленных. По вечерам мы будем слушать их вместе, в нашем саду».

Стоя в дверях своего дома, она вспомнила, как они слушали соловья, и зарделась от счастья.

Это Джеральд нашел их чудесный коттедж. И сразу примчался доложить: он нашел как раз то, что им нужно. Не дом, а настоящее сокровище — им фантастически повезло! Увидев дом, Алике тоже была очарована. Правда, местность была довольно пустынной, до ближайшей деревни две мили, но сам дом — старинной постройки, с очень удобными ванными комнатами, горячей водой, электричеством, телефоном был прелестен, ей так все в нем нравилось, что она уже не могла думать ни о каком другом жилище. Но тут возникло препятствие: владелец не соглашался сдавать его внаем, речь могла идти лишь о продаже дома.

Джеральд Мартин, хотя и имел хороший доход, не мог трогать основной капитал. Самая большая сумма, которую он мог получить наличными, составляла тысячу фунтов. Владелец же просил три. Но Алике, которой дом очень понравился, решила рискнуть. Ее капитал легко можно было получить, поскольку он был в виде облигаций на предъявителя. Она могла выложить половину своих денег на покупку дома.

Так коттедж «Соловей» стал их собственностью, и Алике ни разу не пришлось пожалеть об этом. Правда, слугам не нравилась его уединенность, и пока им с Джеральдом не удалось никого нанять. Но Алике, изголодавшись по чисто домашнему образу жизни, с удовольствием колдовала у плиты и наводила уют. За садом, в котором было множество великолепных цветов, ухаживал старик садовник. Он жил в деревне и приходил два раза в неделю.

Завернув за угол дома, Алике увидела садовника, склонившегося над цветами. Она удивилась — он бывал у них до понедельникам и пятницам, а сегодня была среда.

— Джордж, что вы здесь делаете? — спросила она, подходя поближе.

Старик выпрямился и смущенно усмехнулся, в знак почтения коснувшись козырька старенького кепи.

— Я так и думал, что вы удивитесь, мэм. Тут вот какое дело: в пятницу наш сквайр[15] устраивает праздник, вот я и сказал себе: мистер Мартин и его добрая жена не будут в обиде, если я разок приду в среду, а не в пятницу.

— Конечно, конечно, — сказала Алике. — Надеюсь, вы Славно повеселитесь.

— Это уж обязательно, — улыбнулся Джордж. — Плохо ли попить и поесть досыта, зная, что не тебе платить. Наш сквайр никогда не скупится на угощение для своих арендаторов. А еще, мэм, я решил, что надо бы до вашего отъезда успеть спросить у вас насчет бордюра[16]. Что прикажете там посадить? Вы ведь еще не решили, когда вернетесь, мэм?

— Но я никуда не собираюсь.

— Как? Разве вы не едете завтра в Лондон? — удивился Джордж.

— Нет. С чего это вы взяли?

Джордж пожал плечами:

— Вчера я встретил в деревне хозяина. Он сказал, что вы вместе с ним едете завтра в Лондон и неизвестно, когда вернетесь.

— Чепуха! — рассмеялась Алике. — Должно быть, вы что-нибудь не так поняли.

Интересно, что же Джеральд сказал ему в действительности? Почему старик вообразил, что они уезжают? В Лондон? Ей совершенно не хотелось возвращаться в Лондон.

— Ненавижу Лондон, — вдруг вырвалось у нее.

— A-а, — спокойно протянул Джордж. — Стало быть, я и вправду что-нибудь перепутал, а все же… Он ведь так и сказал. Ну, я рад, что вы остаетесь. По мне, так нечего без толку разъезжать, подумаешь, Лондон. Меня туда никогда не тянуло. Слишком много нынче развелось машин — из-за них вся эта суета. Как только человек покупает машину, он уже не может оставаться на одном месте. Вот и мистер Эймз, бывший хозяин вашего дома. Такой тихий, спокойный был джентльмен — пока не купил машину. Не прошло и месяца, как он объявил о продаже дома. А ведь он потратил на него кругленькую сумму — и кран в каждой спальне, и электричество провел, и все такое прочее. «Останетесь в убытке», — говорю я ему. А он мне отвечает: «Ничего подобного, ведь я получу за дом две тысячи чистенькими». Так оно и вышло.

— Он получил три тысячи, — улыбаясь, поправила старика Алике.

— Две тысячи, — повторил Джордж. — Все в округе только и говорили, что он запросил такую прорву денег.

— Да нет же, он получил три тысячи, — настаивала Алике.

— Женщины вечно путаются в цифрах, — заявил Джордж. — Неужто, мэм, мистер Эймз имел наглость стребовать с вас три тысячи? Так прямо вам и заявил?

— Он не со мной разговаривал, а с мужем.

Джордж снова склонился над клумбой.

— Цена была две тысячи, — упрямо повторил он.

Алике не стала больше с ним спорить, а двинулась к одной из дальних клумб, по пути срывая приглянувшиеся цветы. Возвращаясь с душистым букетом назад, она вдруг заметила какой-то маленький предмет темно-зеленого цвета, выглядывавший из-под листьев. При ближайшем рассмотрении это оказалась записная книжка ее мужа. Она открыла ее и почти машинально стала читать.

Почти с самого начала их семейной жизни она сделала интересное открытие: Джордж, такой эмоциональный и импульсивный по натуре, тем не менее отличался необыкновенной аккуратностью и методичностью. Для него было очень важно, чтобы они ели всегда в одно и то же время, и он всегда все заранее планировал — чуть ли не по минутам.

Одна запись показалась ей очень странной и даже забавной. Запись была датирована четырнадцатым мая и гласила: «Женитьба на Алике. Церковь Св. Петра, 14.30».

«Вот дурачок», — с улыбкой пробормотала Алике, переворачивая страницу. И вдруг — «среда, 18 июня». Да это же сегодня! Аккуратным, четким почерком Джеральда было написано: «21.00». И больше ничего. «Что же это он собирается делать в двадцать один ноль ноль?» — удивилась Алике. И снова улыбнулась, подумав, что если бы у Джеральда была какая-нибудь любовная история, то эта записная книжка рассказала бы ей все. В ней непременно было бы имя той, другой женщины. Она лениво перелистала последние страницы, где были какие-то даты, указаны часы деловых встреч, непонятные — опять же касающиеся каких-то дел — пометки и только одно женское имя — ее собственное. И все же, спрятав книжку в карман, она ощутила смутное беспокойство. Она почему-то вспомнила те слова Дика и почти наяву услышала его голос: «Он совершенно чужой тебе человек. Ты о нем ничего не знаешь!»

И правда. Что она знала о своем муже? А ведь Джеральду сорок лет, у него, конечно же, были до нее женщины…

Она с досадой покрутила головой, стараясь отогнать эти мысли. У нее и без того хватает проблем, которые требуют неотложного решения. Стоит ли сообщать Джеральду, что звонил Дик Виндифорд? Очень возможно, что Джеральд случайно встретится с ним в деревне. Но тогда, придя домой, он непременно упомянет об этом, и тогда от нее уже ничего не будет зависеть… Ну а если все обойдется… Алике поняла, что не имеет ни малейшего желания рассказывать мужу о приезде Дика. Ведь, если она скажет ему, он обязательно пригласит Дика прийти к ним. Ей придется объяснять, что Дик сам собирался их навестить, но она под благовидным предлогом отказала ему. Джеральд, естественно, спросит, зачем она это сделала… И что она скажет? Начнет рассказывать о своем странном сне? Но он только посмеется или, того хуже, подумает, что она придает этому визиту какое-то значение, хотя на самом деле — ничего подобного.

В конце концов она решила ничего не говорить, хотя чувствовала себя страшно виноватой.

Это была ее первая тайна от мужа, и ей стало не по себе.

Услышав скрип калитки, она поспешила на кухню и, Чтобы скрыть смущение, сделала вид, что очень занята приготовлением ленча[17].