— Ты знаешь, этот дом — прекрасное жилище для твоей матери.

— Для матери?

— Да. Он словно был построен специально для нее! Она каким-то непостижимым образом стала здесь, ну… в общем, хозяйкой. Ты знаешь, в этом доме есть что-то подозрительное, что-то непостижимое, словно тут поселился кто-то невидимый, какой-то призрак….

— Не уподобляйся Руперту, — запротестовала Барбара. — Он просто убежден, что злой полковник Карфакс убил лорда Листердейла и спрятал его тело под панелями.

Мастертон рассмеялся:

— В отличии от Руперта я не имел в виду ничего зловещего. Что-то такое чувствуется в атмосфере этого дома, но что? Не могу понять.

Через три месяца Барбара пришла к своей матери с сияющим лицом.

— Джим и я — мы помолвлены. Да — прошлым вечером. О мама, это похоже на то, что сказка становится былью.

— Моя дорогая! Я так за тебя рада, так рада!

И мать с дочерью крепко обняли друг друга.

— Ты знаешь, Джим буквально влюблен в тебя, почти так же, как в меня, — наконец сказала Барбара с озорным смехом.

Миссис Сен-Винсент очень мило покраснела.

— Правда, правда, — продолжала настаивать девушка. — Ты считала, что этот дом больше всех необходим мне, — но в действительности он прежде всего хорош — для тебя. Руперт и я чувствуем себя здесь все-таки только жильцами. А ты… ты словно всегда тут и жила.

— Не говори чепухи, дорогая.

— Это не чепуха. Этот дом похож на зачарованный замок, а ты зачарованная принцесса, ну а Квентин — о! — добрый волшебник.

Миссис Сен-Винсент засмеялась и согласилась с последним ее утверждением.

Руперт воспринял известие о помолвке сестры очень спокойно.

— Я чувствовал, что все к этому и идет, — заметил он тоном умудренного старца.

Однажды они с матерью обедали вдвоем, Барбара и Джим ушли куда-то развлекаться.

Квентин поставил перед Рупертом бутылку портвейна и молча удалился.

— Этот старый сыч какой-то странный, — сказал Руперт, кивая в сторону закрытой двери. — В нем есть что-то загадочное, что-то…

— Подозрительное, не так ли? — продолжила за него миссис Сен-Винсент со слабой улыбкой.

— Мама, как ты догадалась, что я собирался сказать? — строго спросил Руперт.

— Это же твое любимое словечко, дорогой. Тебе все вокруг кажется подозрительным. Я даже думаю, ты не исключаешь, что именно Квентин убил лорда Листердейла и засунул его тело под паркет.

— Не под паркет, а в тайник за панелями, — поправил ее Руперт. — Ты всегда выражаешься не совсем точно, мама. Нет, это я выяснил. В момент исчезновения хозяина Квентин был в Кингсл Чевиот.

Миссис Сен-Винсент еще раз нежно улыбнулась сыну и, встав из-за стола, ушла в гостиную. Какой он еще, в сущности, ребенок…

Внезапно ей вспомнились слова седого конторщика о том, что отъезд лорда Листердейла из Англии был очень поспешным. Наверное, это было неспроста. Она все еще обдумывала это, когда вошел Квентин с кофейным подносом.

— Вы ведь очень давно служите у лорда Листердейла, не так ли? — спросила она.

— Да, мадам, я поступил к нему совсем еще юнцом — мне был двадцать один год. Это было еще при старом лорде. Я начинал третьим ливрейным лакеем[12].

— Вы, наверное, знаете лорда Листердейла очень хорошо. Что он за человек?

Дворецкий немного пододвинул поднос, чтобы ей было удобнее класть в кофе сахар, и отвечал с обычной своей невозмутимостью:

— Лорд Листердейл был очень эгоистичным джентльменом, мадам, он никогда не считался с другими людьми.

Он взял поднос и унес. Миссис Сен-Винсент осталась сидеть с чашкой кофе в руках, она явно была озадачена. Ее поразил тон Квентина, и еще это слово… Ну да, Квентин употребил слово «был». Значит, он думает или даже уверен… Она заставила себя встать. Не многим же она отличается от Руперта! Но сколько леди Сен-Винсент ни подтрунивала над собой, охватившая ее тревога не исчезала… Позднее она говорила, что первые подозрения она почувствовала именно в тот момент.

Теперь, после того как будущее Барбары определилось, она чаше могла думать о чем-то другом. Но, как правило, все ее мысли так или иначе касались тайны лорда Листердейла. Что бы там ни было на самом деле, Квентину наверняка что-то известно… Какими странными были эти его слова: «…очень эгоистичный джентльмен, не считался с другими людьми». Что он имел в виду? А тон совсем как у судьи — невозмутимый и беспристрастный. Не исключено, что Квентин причастен к исчезновению лорда Листердейла? И даже к возможной трагедии? Единственное письмо полковнику Карфаксу из Восточной Африки, несмотря на всю нелепость опасений Руперта, было действительно каким-то подозрительным.

Однако, сколько миссис Сен-Винсент ни пыталась, она решительно не могла себе представить Квентина в роли злодея или мошенника. Квентин, говорила она себе снова и снова, — очень хороший человек.

Она повторяла это с чисто детской убежденностью и простодушием. Квентин хороший человек. Но он конечно же что-то знал!

Она никогда больше не заговаривала с ним о хозяине. Словно эта тема вообще никогда ее не интересовала. Руперт и Барбара были заняты своими проблемами, и никаких попыток обсуждения мистера Листердейла больше не возникало.

В конце августа ее смутные догадки относительно того, что Квентин что-то скрывает, получили подтверждение.

Руперт уехал в отпуск с другом, у которого был мотоцикл с прицепом. Уехал на две недели. Но уже через десять дней он, не на шутку испугав миссис Сен-Винсент, вдруг ворвался в гостиную, где она писала письма.

— Руперт! — воскликнула она.

— Я знаю, мама. Ты не ожидала увидеть меня — я должен был приехать через три дня. Но кое-что заставило меня поторопиться… Андерсону — ты знаешь, это мой приятель, — было безразлично, куда ехать, поэтому я предложил взглянуть на Кингс Чевиот…

— На Кингс Чевиот? Но зачем?

— Ты прекрасно знаешь, мама, что я всегда чувствовал, что тут творится нечто подозрительное. Я все время приглядывался к этому дому. Не то чтобы я действительно думал что-нибудь обнаружить — просто на всякий случай.

В этот момент Руперт очень напоминал собаку, выслеживающую невидимую дичь, — вся во власти охотничьего азарта, ничто не может ей помешать, и у нее ужасно торжественный и счастливый вид.

— Когда мы ехали по деревне — от имения до нее миль[13]восемь, девять, — это и произошло — в том смысле, я его увидел.

— Увидел кого?

— Квентина — он как раз входил в небольшой домик. «Очень уж подозрительно», — сказал я себе, когда мы уже порядком отъехали… Короче, я попросил остановить автобус, и вернулся к этому домику. Постучал в дверь, и он сам мне ее открыл.

— Но я не понимаю, Квентин же никуда не уезжал…

— Это мы еще обсудим, мама. Но сначала выслушай меня и постарайся не перебивать… Это был Квентин, и в то же время не Квентин, понимаешь?

Миссис Сен-Винсент совершенно ничего не понимала, и он пустился в объяснения:

— Вне всякого сомнения, это был Квентин, но это был не наш Квентин. Это был настоящий Квентин.

— Руперт!

— Погоди, я еще не все рассказал. «Вы Квентин, не так ли?» И старик ответил: «Совершенно верно, сэр, он самый. Чем могу быть полезен?» И тут я понял, что это не наш слуга. Я задал несколько вопросов и окончательно в этом убедился. Старикан, конечно, даже не сообразил, что я его прощупываю. Сказал, что действительно был у лорда Листердейла, ушел на пенсию и получил этот домик как раз в то время, когда лорд Листердейл уехал в Африку. А значит, что получается? Получается, что наш молчун — самозванец, и Квентина он изображает неспроста. Моя версия такова: он приехал в Лондон как раз в тот вечер, когда пропал Листердейл. Стал набиваться к лорду Листердейлу в дворецкие, а затем убил его и спрятал тело за панелями. Дом-то старый, и — будь уверена — тут обязательно должен быть тайник…

— Опять ты за свое, — резко оборвала его миссис Сен-Винсент. — Я просто не могу этого больше слышать. Ради чего он стал бы убивать мистера Листердейла — вот что я хочу от тебя услышать. Если же он действительно это сделал — во что я категорически отказываюсь верить, — то какие причины толкнули его на такой шаг?

— Ты права, — признал Руперт, — мотив — очень важная штука. Но я уже произвел расследование. У лорда Листердейла было много домов. За эти два дня мне удалось выяснить, что практически все эти дома в последние полтора года были сданы людям, находящимся примерно в том же финансовом положении, что и мы. Сдавались практически за номинальную плату — и с условием, что слуги должны оставаться в доме. Что давало возможность Квентину — то есть этому самозванцу — служить в этих домах некоторое время в качестве дворецкого. Все это наводит на мысль, что в одном из домов есть тайник, в котором находятся драгоценности или ценные бумаги, припрятанные лордом Листердейлом. Но вся эта шайка не знала, в каком именно. Впрочем, возможно, этот лже-Квентин действует в одиночку. Это…

Миссис Сен-Винсент оборвала его:

— Руперт! Помолчи хоть минутку. У меня от тебя голова идет кругом. Ну что за чушь ты несешь: шайка, бумаги, драгоценности…

— Есть и другая версия, — бодро продолжил Руперт. — Этот Квентин мог затаить злобу на лорда Листердейла, который чем-то ему насолил. Настоящий дворецкий поведал мне историю о некоем Самуэле Лоу, он был садовником, примерно такого же роста и сложения, как и сам Квентин. Так вот у него был зуб на Листердейла.

Миссис Сен-Винсент вздрогнула.

«Не считался с другими людьми». Эти слова вдруг всплыли в ее памяти, во всей их нелицеприятности. Слова, не означающие ничего конкретного, но что может за ними скрываться?

Погрузившись в тяжкие мысли, она почти не слушала Руперта. А тот ей что-то сказал и вышел из комнаты.