Агата Кристи - Тайна «Голубого поезда»

— Ну что, ваш друг укатил?

— Да. Большое вам спасибо за то, что вы разрешили мне пригласить его сюда.

— Не нужно меня благодарить. Не думаете же вы, что я какая-нибудь старая зануда, которая никогда палец о палец не ударит ради других?

— Я думаю, вы просто прелесть! — сердечно воскликнула Катарина.

— Гм! — заметила мисс Вайнер, явно довольная этими словами.

Когда Катарина выходила из спальни своей подруги, та снова окликнула ее.

— Катарина!

— Да, мисс Вайнер?

— Я была неправа относительно вашего молодого человека. Если мужчина притворяется влюбленным, он может быть элегантным, галантным и в какой-то степени даже очаровательным, но он в таких случаях никогда не бывает застенчивым. А ваш молодой человек вел себя с вами очень и очень застенчиво. Я беру назад все слова, сказанные мною сегодня утром. Он искренне любит вас.

— Да-а, — понимающе протянул мистер Джозеф Ааронс.

Он сделал большой глоток из пивной кружки, со вздохом поставил ее на стол и широко улыбнулся своему гостю, Эркюлю Пуаро.

— Дайте мне, — потребовал мистер Ааронс, — кусок хорошего филейного мяса и кружку с каким-нибудь стоящим напитком, и вы увидите, на что способен Джозеф Ааронс. Дайте мне, — повторил он, — филейного мяса.

Пуаро, только что оказавший ему эту услугу, сочувственно улыбнулся.

— Конечно, я не откажусь ни от бифштекса, ни от печеночного паштета, — продолжал мистер Ааронс. — Что? Яблочный пирог? Да, благодарю вас, мисс. Яблочный пирог и кувшин молока — это будет прекрасно.

Обед продолжался. Наконец мистер Ааронс с тяжким вздохом положил нож и вилку на тарелку.

— Так вы о чем-то хотели поговорить со мной, месье Пуаро? Буду счастлив хоть чем-нибудь вам помочь.

— Очень мило с вашей стороны. Когда я приехал в Лондон, я сразу сказал себе: если и есть в этом городе человек, досконально знакомый с артистическим миром, то это мой старый друг, мистер Джозеф Ааронс.

— Должен сказать, что вы не ошиблись, — важно и самодовольно пропыхтел мистер Ааронс. — В прошлом, настоящем и будущем Джозеф Ааронс — именно тот человек, который вам нужен.

— Précisément[69]. Так вот, я хочу вас спросить, месье Ааронс, что вам известно о молодой девушке по имени Кидд?

— Кидд? Китти Кидд?

— Китти Кидд.

— Очень милая особа и хорошая актриса. Травести[70], танцы и пение. Эта?

— Именно.

— Очень ловкая особа. Давала хороший доход и была просто нарасхват. Главным образом — травести, но она была очень хороша и в других ролях.

— Да, об этом я слышал. Но в последнее время, — произнес Пуаро, — она вроде бы больше не появлялась на сцене?

— Вы правы, она бросила играть. Уехала во Францию и сошлась там с каким-то дворянином. Так что со сценой у нее, надо полагать, покончено навсегда.

— Когда это случилось?

— Дайте вспомнить. Года три назад. Для нас это явилось невосполнимой потерей, можете мне поверить.

— Она умна?

— Не то слово. Она чрезвычайно умна.

— Вы знаете, как звали того человека, с которым она сблизилась во Франции?

— Имени его я не знаю, помню только, что это был какой-то дворянин с большим титулом. То ли граф… то ли маркиз. Пожалуй, маркиз.

— И с тех пор вы о ней ничего не слышали?

— Ничего. Ни разу даже с ней не встречался. Разъезжает, наверное, по зарубежным курортам и воображает себя маркизой. Да, уж Китти сумеет постоять за себя.

— Понимаю, — задумчиво пробормотал Пуаро.

— Сожалею, что не могу вам ничего больше сказать, месье Пуаро. Очень хотел бы вам помочь хоть чем-нибудь. Когда-то вы оказали мне большую услугу.

— А, ну в этом мы с вами квиты. Вы тоже мне оказали большую услугу.

— Услугу за услугу? Ха-ха-ха, — рассмеялся мистер Ааронс.

— У вас, наверное, очень интересная работа?

— Так себе, — уклончиво ответил мистер Ааронс. — Жизнь идет полосами, удачи и неудачи чередуются. На судьбу я, конечно, не ропщу, но приходится смотреть в оба. Никогда не знаешь, что можно ожидать от публики.

— В последнее время, насколько я знаю, большой популярностью пользуются танцы? — заметил Пуаро.

— Больше всего — русский балет. Я никогда не видел в нем ничего особенного, но публике он нравится. Для меня все это слишком сложно.

— Как-то на Ривьере я повстречал одну танцовщицу — Мирей.

— Мирей? Слышал о ней. Страстная женщина. Она всегда появляется там, где деньги, хотя, надо признать, у нее, несомненно, талант. Я сам видел ее и знаю, что говорю. Лично я дела с ней никогда не имел, но, говорят, это не только страстная, но и необычайно вспыльчивая особа.

— Да, — задумчиво согласился Пуаро. — Пожалуй, вы правы.

— Темперамент! — воскликнул мистер Ааронс. — Темперамент! Вот как они это называют! Моя супруга до замужества тоже была танцовщицей, но у нее, слава богу, никогда не было темперамента. Дома не нужен темперамент, месье Пуаро.

— Я согласен с вами, друг мой. Темпераменту не место в семье.

— Жена должна быть спокойной, рассудительной и уметь хорошо готовить, — наставительно произнес мистер Ааронс.

— Мирей ведь выступает не так уж давно, не правда ли?

— Около двух с половиной лет, не больше. Ее открыл какой-то французский герцог. В последнее время, я слышал, она подцепила себе нового кавалера — экс-премьер-министра Греции. Говорят, он очень богат.

— Для меня это новость.

— Она чрезвычайно энергичная женщина и не терпит соперниц. Говорят, что молодой Кеттеринг убил свою жену именно из-за нее. Так это было или нет, я не знаю. Во всяком случае сейчас он в тюрьме, и ей пришлось самой о себе позаботиться. Она большая ловкачка! Говорят, носит на шее рубин величиной с голубиное яйцо. Я, правда, никогда не видел голубиных яиц, но говорю так, потому что это сравнение всегда употребляют в подобных случаях.

— Рубин величиной с голубиное яйцо! — воскликнул Пуаро, и глаза его вспыхнули зеленым кошачьим огнем. — Как это интересно!

— Мне о нем рассказал один знакомый, — продолжал мистер Ааронс, — но лично я уверен, что это просто подкрашенное стекло. Женщины все одинаковы, любят рассказывать всякие небылицы о своих драгоценностях. Мирей хвастливо утверждает, что «Сердце огня» — она так называет этот рубин — несет на себе проклятье.

— Но, если я не ошибаюсь, рубин под этим названием является не отдельным украшением, а центральной частью какого-то ожерелья.

— Ну вот, что я вам говорил! У нее этот камень просто висит на платиновой цепочке. Десять против одного, что это подкрашенное стекло.

— Нет, нет, — покачал головой Пуаро. — Я почему-то уверен, что это не так.

— Вы изменились, мадемуазель, — внезапно произнес Пуаро.

Они сидели друг против друга в ресторане отеля «Савой».

— Да, вы изменились, — повторил он.

— В каком смысле?

— Мадемуазель, эти нюансы очень сложно выразить.

— Может быть, я стала старше?

— Да, вы стали старше. Но, говоря так, я вовсе имею в виду ваш возраст и появление морщинок. Когда я увидел вас впервые, мадемуазель, вы наблюдали жизнь, как сторонний наблюдатель, как зритель партера, наслаждающийся спектаклем. У вас был спокойный, задумчивый взгляд.

— А теперь?

— Теперь вы уже не зритель, а осторожный боец, ведущий сложную игру. Хотя, конечно, мои слова звучат, может быть, глупо.

— Моя пожилая подруга — мисс Вайнер — предельно сложная женщина, — улыбнулась Катарина. — Но, уверяю вас, я не веду с ней никакой игры. Кстати, вам следует с ней познакомиться, месье Пуаро. Я уверена, что вы, как никто другой, сумеете оценить ее мужество и бодрость духа.

Пока их обслуживал официант, они молчали. После его ухода Пуаро сказал:

— Я вам не рассказывал о своем друге Гастингсе? Он обычно называет меня человеком-устрицей. Да, мадемуазель, вы гораздо более скрытны, чем я.

— Чепуха, — беспечно бросила Катарина.

— Эркюль Пуаро никогда не говорит чепухи. Вы действительно замкнулись, как устрица, говорю вам.

Снова наступило молчание. Затем Пуаро спросил:

— По возвращении домой, мадемуазель, вы встречали кого-нибудь из ваших друзей с Ривьеры?

— Только майора Клайтона.

— Ага! Вот как!

Внезапно вспыхнувший зеленый свет в глазах Пуаро заставил Катарину опустить свои.

— Значит, мистер Ван Альдин все еще в Лондоне?

— Да.

— Мне следует попытаться увидеть его завтра или послезавтра.

— У вас есть для него какие-то новости?

— Почему вы так думаете?

— Я… просто мне так показалось.

Пуаро внимательно посмотрел на нее.

— Мадемуазель, по вашим глазам я вижу, что вам хочется меня расспросить о многом. Почему бы и нет? Ведь дело в «Голубом поезде» — наш совместный «Roman Policier».

— Да, я хотела бы у вас кое-что спросить.

— Eh bien?

Катарина взглянула на него с внезапно вспыхнувшей решительностью.

— Что вы делали в Париже, месье Пуаро?

Пуаро слабо улыбнулся.

— Заходил в российское посольство.

— Да?

— Вижу, вам это ничего не говорит, но я буду откровенен и, не превращаясь в человека-устрицу, выложу вам все свои карты на стол. Вы наверняка уверены, что я не удовлетворен ходом дела Дерека Кеттеринга, ведь так?

— Да, именно это я и хотела знать. Я думала, что с этим делом вы покончили еще в Ницце.

— Вы не все договариваете, мадемуазель, но я вас понял. Да, это я… мое расследование… засадили в тюрьму Дерека Кеттеринга. Если бы не я, месье Карреж до сих пор тщетно пытался бы приписать его преступление графу де ла Рош. Да, мадемуазель, я не жалею о том, что сделал. Я шел по пути открытия истины, и этот путь привел меня прямо к мистеру Кеттерингу. Но закончилось ли дело этим? Полиция заявляет «да», я же не могу этого утверждать. Я, Эркюль Пуаро, не удовлетворен.