— Это, должно быть, новая учительница гимнастики, — сказала мисс Блейк. — Какая неприятная!

— Действительно, не очень симпатичная, — согласилась мисс Роуэн, — мисс Джонс была гораздо приветливей.

— Она так на нас глянула… — проговорила мисс Роуэн.

Обе почувствовали себя слегка уязвленными.

7

Одно из окон приемной мисс Балстроуд выходило на дорожку перед домом, другое — на купы рододендронов[13]позади него. Это была очень эффектная комната, а сама мисс Балстроуд была не просто эффектной женщиной — высокая, с благородной осанкой, с прекрасно уложенными седыми волосами, серыми смеющимися глазами и с твердым волевым ртом, — но и безусловно выдающейся. Успех ее школы (а Медоубенк был одной из самых преуспевающих школ в Англии) в значительной степени зависел от яркой индивидуальности самой мисс Балстроуд. Обучение тут было очень дорогим, но суть была не в этом. Иначе говоря, платить приходилось втридорога, но товар того стоил. Вы могли быть спокойны: ваша дочь получит в Медоубенке такое образование, какое вы хотите и какое хочет мисс Балстроуд. Результат, как правило, удовлетворял обе стороны. Благодаря высокой плате мисс Балстроуд нанимала самых лучших учителей, что называется, учителей от Бога.

Хотя школа придерживалась индивидуального подхода к воспитанницам, в Медоубенке все же царила дисциплина. Однако дисциплина без муштры — это был принцип мисс Балстроуд. Дисциплина (она это знала) необходима тем, кто еще очень юн, она дает ощущение безопасности. Муштра же только раздражает.

Ее ученицы были очень разными. Часть приехали из-за границы, из хороших иностранных семей, нередко даже из правящих династий. Были также и англичанки аристократического происхождения или из богатых семей, хотевших дать им гуманитарное образование и знания о жизни и выучить хорошим манерам, чтобы те с легкостью могли поддержать разговор на любую тему. Некоторые ученицы старались изо всех сил, чтобы сдать вступительные экзамены и в конечном счете получить степень бакалавра[14],— им нужны были лишь хорошие преподаватели и усиленное внимание. Другим просто не нравилось учиться в обычной школе. Но у мисс Балстроуд были собственные принципы: она не принимала к себе девочек с неразвитым интеллектом, тупых и с дурными наклонностями. И еще отдавала предпочтение тем, которые казались ей способными и чьи родители вызывали у нее симпатию.

Возраст ее учениц также широко варьировался. Здесь были и вполне сформировавшиеся девушки, и почти дети; для тех, чьи родители находились за границей, мисс Балстроуд разработала специальную систему — чтобы их каникулы и выходные дни были не менее увлекательными, чем у остальных учениц.

В данный момент мисс Балстроуд стояла в своей приемной у каминной полки и слушала миссис Джеральд Хоуп, говорившую высоким срывающимся голосом. Мисс Балстроуд не предложила посетительнице сесть, безошибочно определив, что тогда визит затянется надолго.

— Вы понимаете, Генриетта — очень нервная девочка. В самом деле, ужасно нервная. Наш доктор говорит…

Мисс Балстроуд милостиво кивнула, с трудом удерживаясь от ядовитого замечания, так и просившегося на язык: «Господи, неужели вы не понимаете, что так говорит о своей дочери почти каждая мамаша?!» Вместо этого она произнесла сдержанно-любезно:

— У вас не должно быть по этому поводу никаких волнений, миссис Хоуп. Мисс Роуэн — член нашего педагогического коллектива — великолепный психолог. Вы будете поражены, какие перемены к лучшему произойдут в Генриетте («такой милой интеллигентной девочке, в отличие от вас», мысленно добавила она) после нескольких месяцев пребывания здесь.

— О, конечно, я знаю. То, что вы сделали с дочерью миссис Ламбет, — просто чудо. Настоящее чудо! Так что я очень рада. И… Ах да, забыла. Через полтора месяца мы собираемся в Южную Францию. Я думаю взять с собой Генриетту. Ей придется пропустить несколько недель занятий.

— Боюсь, что это совершенно невозможно, — сказала мисс Балстроуд, очаровательно улыбаясь, как если бы она давала положительный, а не отрицательный ответ.

— О, но ведь… — безвольное лицо миссис Хоуп дернулось, выдав раздражение, — нет, я вынуждена настаивать. В конце концов, это моя дочь.

— Разумеется. Но школа эта — моя.

— Но мне кажется, что я могу забрать свою дочь отсюда, когда захочу.

— О да, — сказала мисс Балстроуд. — Можете. Конечно, можете. Но тогда уже я не возьму ее обратно.

Миссис Хоуп теперь по-настоящему рассердилась.

— Если учесть, какие деньги я тут плачу…

— Разумеется, — мягко перебила мисс Балстроуд. — Но вы хотели, чтобы ваша дочь попала в мою школу, не правда ли? Значит, придется принять ее такой, какая она есть, или покинуть ее. Какая у вас изумительная шляпка! Это такая редкость в наше время — встретить женщину, которая прекрасно чувствует стиль.

Ее рука мягко коснулась руки миссис Хоуп, пожала ее и ненавязчиво подтолкнула посетительницу к выходу.

— Пожалуйста, не волнуйтесь. А вот и Генриетта вас дожидается. — Мисс Балстроуд с сочувствием посмотрела на Генриетту, милую, умную, уравновешенную девочку, несомненно заслуживающую лучшей родительницы, и распорядилась: — Маргарет, отведите Генриетту к мисс Джонсон.

Затем мисс Балстроуд вернулась в приемную и несколько минут спустя беседовала уже по-французски:

— Конечно же, ваше превосходительство, ваша племянница сможет научиться современным бальным танцам. Это необходимо в обществе. И языкам также, это крайне необходимо.

Следующим посетителям предшествовала такая могучая волна дорогих духов, что мисс Балстроуд невольно отпрянула к окну. «На нее, должно быть, выливают каждый день по флакону», — подумала мисс Балстроуд, приветствуя дорого и со вкусом одетую смуглую женщину.

— Madame, vous êtes adorable[15].

Мадам мило захихикала.

Темнокожий бородатый мужчина в восточном одеянии с почтительным поклоном пожал мисс Балстроуд руку и сказал на очень хорошем английском:

— Имею честь представить вам принцессу Шаисту.

Мисс Балстроуд знала все о своей новой ученице, прибывшей из швейцарской школы, но имела весьма смутные представления о мужчине, ее сопровождавшем. Конечно, не сам эмир[16]. Возможно, министр или управляющий делами?.. Как всегда в сомнительных случаях, она прибегла к обращению «ваше превосходительство» и заверила его, что принцесса будет окружена всяческой заботой.

Шаиста вежливо улыбалась. Мисс Балстроуд знала, что принцессе пятнадцать лет, но, как многие восточные девочки, она выглядела много старше, как зрелая девушка. Мисс Балстроуд поговорила с новенькой о предстоящих занятиях и с удовольствием отметила, что та отвечает на хорошем английском и без дурацкого хихиканья. В самом деле, ее манеры выгодно отличались от манер многих пятнадцатилетних английских школьниц. Мисс Балстроуд часто думала, что было бы полезно посылать их на Ближний Восток — поучиться, как себя вести. Множество комплиментов было произнесено с обеих сторон, прежде чем посетительница удалилась. Аромат ее духов был настолько крепок, что мисс Балстроуд пришлось распахнуть оба окна.

Следующими визитерами были миссис Апджон и ее дочь Джулия.

Миссис Апджон оказалась миловидной моложавой женщиной лет под сорок, светловолосой и веснушчатой. Ввиду особой важности события на голове ее красовалась невообразимой формы шляпа, наглядно демонстрирующая, что миссис Апджон принадлежит к числу женщин, которые шляп обычно не носят.

Джулия была простоватая веснушчатая девочка с добродушным выражением лица.

Предварительные переговоры прошли довольно быстро, и будущую ученицу отправили к мисс Джонсон. Уходя, Джулия воскликнула: «Пока, мамочка! Пожалуйста, будь внимательна, когда зажигаешь новую газовую плитку, ведь меня не будет рядом».

Мисс Балстроуд с улыбкой обернулась к миссис Апджон, но на всякий случай не предложила ей сесть. Ведь вполне вероятно, что несмотря на только что продемонстрированное Джулией благоразумие и чувство юмора, мать попробует объяснить, какое нервное и ранимое существо ее дочь…

— Нет ли чего-нибудь такого, на что бы вы хотели особо обратить наше внимание? — спросила мисс Балстроуд.

Миссис Апджон отвечала бодро:

— Да нет, мне нечего сказать. Джулия совершенно обычный ребенок. Здоровая, спокойная, без всяких фокусов. Я думаю, у нее неплохо работает голова, но все матери думают так о своих дочерях, не правда ли?

— Ну, матери такие разные… — возразила мисс Балстроуд.

— Такое счастье, что она будет здесь учиться! — сказала миссис Апджон. — Платить за нее будет моя тетка, я не могу себе этого позволить. Как бы то ни было, я очень рада. И Джулия тоже.

Она подошла к окну.

— Какой у вас прелестный сад! И какой ухоженный. Вы, должно быть, держите уйму садовников?

— Да, троих, — ответила мисс Балстроуд, — но сейчас нам очень не хватает людей.

— Конечно, сейчас часто те, кто называет себя садовником, как правило, вовсе не садовники, — заметила миссис Апджон, — это или какой-нибудь молочник, пытающийся подзаработать в свободное время, или древний старик. Иногда мне кажется… О! — воскликнула она, по-прежнему глядя в окно. — Как странно…

Мисс Балстроуд почти не обратила внимания на ее внезапный возглас, так как посмотрела в этот момент в другое окно, выходящее на купу рододендронов, и увидела чрезвычайно неприятное зрелище. Не кто иной, как леди Вероника Карлтон-Сандуейз в сдвинутой набекрень бархатной шляпе, покачиваясь, шествовала по дорожке, бормоча что-то себе под нос. Очевидно, она пребывала в состоянии сильного опьянения.

Нельзя сказать, что появление леди Вероники было совсем уж неожиданным… Это была очаровательная женщина, глубоко привязанная к своим дочерям-двойняшкам, и очень милая, когда, как говорится, была в себе. Но, к сожалению, через непредсказуемые интервалы времени она бывала и не в себе. Ее муж майор Карлтон-Сандуейз великолепно с этой бедой справлялся. С ними жила его двоюродная сестра, всегда готовая прийти на помощь и присматривающая за леди Вероникой. В дни спортивных праздников леди Вероника появлялась под конвоем майора Карлтон-Сандуейза и двоюродной сестры — вполне собранная и великолепно одетая, являя собой пример образцовой матери.