Но временами леди Вероника давала отставку своим доброжелателям. Изрядно, что называется, накачавшись, она прямым ходом отправлялась к дочерям, чтобы доказать им свою материнскую любовь. Близнецы уже приехали утренним поездом, и появления леди Вероники никто не ожидал.

Миссис Апджон продолжала говорить, но мисс Балстроуд ее уже не слушала. Она перебирала в уме возможные маневры, коими могла обезопасить стремительно приближающуюся леди Веронику, как вдруг на дорожке появилась, явно запыхавшаяся, мисс Чедвик. «Верная Чедди! Всегда поможет, будь то порезанный палец или нерадивый родитель!» — с нежностью подумала мисс Балстроуд.

— Возмутительно! — тут же воскликнула леди Вероника, поворачиваясь к мисс Чедвик. — Не хотела брать меня!

Не хотела, чтобы я сюда приезжала! Эдит! Умная какая! А я ее все равно обошла… Типичная старая дева… Ни один мужчина не посмотрит на нее дважды… Сказали, что я не в состоянии водить машину… Бре-е-ед!.. Надо сказать мисс Балстроуд, что я забираю девочек — им нужна любовь, материнская любовь! Какое это чудо — любовь матери…

— Леди Вероника, какой приятный сюрприз! — сказала мисс Чедвик. — Мы так рады вас видеть. Я как раз хотела показать вам наш новый спортивный корпус. Вам он понравится!

Мисс Чедвик ловко развернула леди Веронику, направляя ее в противоположную сторону.

— Я думаю, мы найдем ваших девочек там. Такой замечательный спортивный корпус, новые помещения и специальная сушилка для купальных костюмов… — Их голоса отдалялись.

Мисс Балстроуд все еще наблюдала за ними. Леди Вероника попыталась было вырваться и вернуться к дому, но мисс Чедвик сумела ее удержать. Вскоре они исчезли из виду и вновь появились из-за поворота дорожки, направляясь к уединенному зданию спортивного корпуса.

Мисс Балстроуд облегченно вздохнула. Милая Чедди! Вот кто всегда выручит! Пусть она не слишком современна, не слишком способна — во всем, что не касается математики. Зато у нее дар Божий: всегда вовремя приходить на помощь!

Чуть виновато мисс Балстроуд обернулась к миссис Апджон, мило болтавшей на протяжении всего этого времени.

— …хотя, конечно, — говорила миссис Апджон, — никаких плащей и кинжалов не было. Никаких прыжков с парашютами, диверсий или доставки важных донесений, — для этого я слишком труслива. В основном — скучная, бумажная работа. И планы. В смысле, топографические карты, а не планы работы. Но, право, это было увлекательно и порой забавно — один секретный агент шпионил за другим. Женева, все друг дружку знают и ходят в одни и те же бары. Конечно, я тогда еще не была замужем. И вообще, все это было очень весело.

Она внезапно остановилась и посмотрела на мисс Балстроуд с дружеской и немного виноватой улыбкой.

— Простите, я отняла у вас слишком много времени. И это когда столько людей хочет вас видеть…

Она пожала протянутую ей мисс Балстроуд руку, попрощалась и вышла.

Мисс Балстроуд какое-то время стояла в раздумье. Некое шестое чувство говорило ей: она пропустила что-то, что могло оказаться очень важным.

Однако она заставила себя отвлечься от этого ощущения. Все-таки приемный день нового триместра, и многие из родителей действительно хотят поговорить с ней. Никогда еще ее школа не была так популярна, и никогда сама она не была столь уверена в успехе. Медоубенк достиг зенита славы.

И ничто вроде бы не предвещало, что через несколько недель он погрузится в пучину бед: воцарится смятение, страх и смерть, что все это уже неотвратимо приближается. Не предвещало, хотя главные события уже начались.

Глава 1

Революция в Рамате

1

За два месяца до начала летнего триместра действительно произошло несколько событий, которым суждено было так неожиданно повлиять на уклад привилегированнейшей женской школы Англии.

В королевском дворце Рамата два молодых человека курили, обсуждая ближайшее будущее. Первый, черноволосый, с гладким оливковым лицом и огромными печальными глазами, был принц Али Юсуф, наследник шейха[17] Рамата — одного из самых богатых, хотя и небольших государств на Ближнем Востоке. Другой, светловолосый и веснушчатый, был явно небогат, если не считать приличного жалованья, назначенного ему как личному пилоту Его Высочества. Несмотря на разницу в положении, их связывала глубокая и искренняя дружба, начавшаяся еще в школе, где они вместе учились.

— Они стреляли в нас, Боб! — произнес Али, в некотором недоумении.

— Еще как стреляли, — отозвался Боб Роулинсон.

— Они все рассчитали. Они хотят свергнуть меня.

— Еще как рассчитали, ублюдки, — мрачно согласился Боб.

Али задумался.

— Вряд ли у них это получится.

— Но нам в следующий раз может и не повезти.

— Сказать по правде, — продолжал Боб, — мы дали всему зайти слишком далеко. Тебе нужно было бежать отсюда две недели назад, я же говорил.

— Не хотелось бы бежать! — сказал наследный принц Рамата.

— Да понятно. Но помнишь, что сказал не то Шекспир[18], не то кто-то еще из поэтов — насчет того, кто убегает, чтобы сберечь свою жизнь для новой битвы[19].

— И ведь сколько денег, — произнес с чувством юный принц, — ушло на то, чтобы сделать Рамат государством Всеобщего Благоденствия. Больницы, школы, служба здоровья…

Боб Роулинсон прервал его:

— Слушай, а посольство ничем не может помочь?

Али Юсуф побагровел от гнева:

— Укрыться в вашем посольстве? Ну уж нет! Экстремисты не посчитаются ни с каким дипломатическим иммунитетом. К тому же, если я на это пойду, это будет конец! Меня и так обвиняют в прозападных настроениях. — Он тяжело вздохнул. — Все это так трудно понять… — Али говорил задумчиво и казался моложе своих двадцати пяти лет. — Мой дед был жестокий человек, настоящий тиран. В битвах он беспощадно истреблял врагов. Все бледнели только при одном его имени. И что же? Теперь он — легенда! Его обожают! Им восхищаются! Великий Ахмед Абдулла! А я? Что делал я? Строил школы и больницы… И выходит, все напрасно. Неужели им нужен режим, основанный на страхе, как при Ахмеде Абдулле?!

— Пожалуй, так оно и есть, — подтвердил Боб Роулинсон. — Обидно, конечно, но, видимо, так оно и есть.

— Но почему, Боб? Почему?

Боб Роулинсон вздохнул и попытался, преодолевая собственную косноязычность, по возможности деликатно изложить свои соображения.

— Ну, — сказал он. — Это было такое шоу — думаю, именно так. — В нем самом было — ну, что-то театральное — ты ведь понимаешь.

Боб взглянул на своего друга, в котором не было ничего театрального. Симпатичный, спокойный, воспитанный, искренний и немного застенчивый — таков был Али, и таким он нравился Бобу. Никакой колоритности или пылкого темперамента. Но если в Англии колоритные и неистовые личности вызывают недоумение и настороженность, на Ближнем Востоке, по мнению Боба, дело обстояло иначе.

— Но демократия… — начал Али.

— О, демократия! — Боб взмахнул своей трубкой. — Это слово в разных местах обозначает самые разные вещи. Только одно постоянно — оно никогда не означает того, что под этим подразумевали древние греки. Готов спорить на что угодно: когда тебя вышвырнут отсюда, появится какой-нибудь правитель, который возведет себя в ранг Всемогущего Бога и будет рубить головы всем, кто посмеет с ним хоть в чем-нибудь не согласиться. И, заметь, он будет утверждать, что это и есть истинно демократическое правление — от имени народа и на благо народа. И народу, надо думать, это тоже понравится. Столько впечатлений, столько крови.

— Но мы же не дикари. Сегодня мы цивилизованная нация!

— Цивилизация тоже разная бывает… — многозначительно изрек Боб, — к тому же в каждом из нас сидит что-то от дикаря, — дай ему только волю.

— Может быть, ты и прав…

— Единственное, чего люди по-настоящему не хотят, — продолжал Боб, — так это чтобы к власти пришел нормальный, здравомыслящий человек. Я никогда не отличался особым благоразумием, — сам ведь знаешь, Али, — но я часто думаю, что миру если чего и не хватает, так это здравого смысла. — Он отложил в сторону трубку и сел в свое кресло. — Но какое все это имеет значение?! Сейчас нам надо придумать, как вытащить тебя отсюда. Есть ли в армии человек, на которого ты мог бы положиться?

Принц Али тихо покачал головой.

— Две недели назад я сказал бы «да», но теперь я не знаю, не уверен…

Боб мрачно кивнул.

— Плохо дело. От этого твоего дворца меня оторопь берет.

Али бесстрастно согласился.

— Да, везде шпионы… Все прослушивается — они все знают!

— Даже в застенках. — Боб взорвался. — Старик Ахмед прав. У него шестое чувство. Застукать механика, когда тот выводил из строя самолет, — а ведь мы бы поклялись, что этот человек нам предан! Послушай, Али, если мы хотим бежать отсюда, то это надо делать как можно быстрее.

— Я знаю, знаю. Я думаю, то есть я уверен, что, если я останусь, со мной расправятся.

Он говорил бесстрастно, без тени паники и даже с некоторым любопытством.

— Ну что, что, а попасть на тот свет у нас и так есть прекрасная возможность, — напомнил Боб. — Мы полетим к северу, ты понимаешь — там они нас не перехватят. Но это значит, что лететь придется через горы, а в такое время года… — Он пожал плечами. — Ты должен понять. Это большой риск.

Али Юсуф сразу помрачнел:

— Если что-нибудь с тобой произойдет, Боб…

— Не волнуйся обо мне, Али. Я не это имел в виду. Дело не во мне. В конце концов, таких людей, как я — рисковых, — рано или поздно убивают. Нет, просто я не хочу принуждать тебя к тому или иному шагу… Если часть армии действительно на твоей стороне…

— Мне не нравится вариант с побегом, — честно сказал Али, — но быть растерзанным толпой — тоже мало удовольствия.