Артур Конан Дойл - Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

Впрочем, ждать нам пришлось недолго. Всего через три дня после завершения подготовки я получил письмо.

Это была обычная открытка, какие используют для приглашений на семейные торжества, в которой говорилось:

Оказалось, что Мэлоун тоже получил аналогичное приглашение, которое его весьма рассмешило.

— Посылать нам такое — чистое бахвальство! — воскликнул он. — Как сказал палач осужденному: «Мы оба должны быть там, что бы ни произошло». Но зато теперь, уверяю тебя, весь Лондон будет это оживленно обсуждать, и наш старик наконец-то окажется там, где ему всегда хотелось быть — посреди сцены, в свете прожекторов, когда всеобщее внимание приковано исключительно к его лохматой голове.

Наконец этот великий день наступил. Лично я для себя решил, что будет неплохо еще раз спуститься в шахту накануне ночью, чтобы убедиться на месте в том, что все в порядке. Наш бур был закреплен в рабочем положении, противовес отрегулирован, электропитание можно было легко включить в любой момент, и я испытывал чувство удовлетворения, что моя часть этого необычного эксперимента подготовлена так, чтобы все прошло как по нотам. Электрический пульт управления оборудованием мы установили примерно в пятистах ярдах от устья шахты, чтобы свести к минимуму любую возможную опасность для персонала. Когда в то роковое утро я со спокойной совестью поднялся на поверхность, стояла идеальная для Англии летняя погода, и я вскарабкался до середины склона холма, откуда открывался общий вид на все происходящее на шахте.

Казалось, что сегодня в Хенгист-Даун съехалась вся страна. Все дороги вокруг, насколько хватало глаз, были забиты спешащими сюда людьми. Многочисленные автомобили, подпрыгивая и раскачиваясь на кочках, подъезжали к воротам огороженной территории и высаживали там своих пассажиров. На входе их встречала мощная команда охранников, не реагировавших ни на обещания, ни на взятки, и внутрь могли попасть только счастливые обладатели желанных пригласительных билетов. Поэтому большинство прибывших расходились от ворот и присоединялись к большой толпе, которая уже успела образовать на склонах и вершине холма плотную группу зрителей. Все это место чем-то напоминало Эпсом-Даунс в день проведения дерби. На внутренней территории было огорожено несколько участков с местами, предназначенными для привилегированной публики. Один из них был выделен для лордов, другой — для членов палаты общин, третий — для глав научных обществ и выдающихся ученых, включая господина Ле-Пелье из Сорбонны[187] и доктора Дризингера из Берлинской академии наук. Неподалеку располагалось специальное укрытие со стенами из мешков с песком и с рифленой металлической крышей для трех членов королевской семьи.

В пятнадцать минут двенадцатого вереница автобусов доставила со станции специально приглашенных гостей, и я спустился во двор, чтобы принять участие в их размещении. Профессор Челленджер во фраке, белом жилете и блестящем цилиндре стоял возле огороженной площадки для избранных, и выражение его лица представляло собой странную смесь преувеличенной и почти навязчивой благожелательности и напыщенного самолюбования. «Типичная жертва комплекса Иеговы[188]», как сказал о нем один из его критиков. Челленджер помогал провожать, — а иногда и подталкивать, — гостей на их места, а затем, собрав вокруг себя элиту приглашенных, поднялся на небольшой холмик с видом председателя, ожидающего приветственных аплодисментов. Поскольку таковых не последовало, он сразу перешел к делу, обратившись к публике громовым голосом, который был слышен в самых дальних уголках территории шахты.

— Джентльмены, — пророкотал Челленджер, — сегодня мне нет нужды адресовать свое обращение также и дамам. Уверяю вас, я не пригласил их не потому, что не ценю их присутствие; наоборот, я могу сказать, что наши отношения с прекрасным полом всегда были чудесными и безусловно доверительными, причем взаимно. — Эти слова были произнесены им в неуклюжем шутливом тоне с выражением фальшивой скромности на лице. — Истинная причина состоит в том, что в нашем эксперименте все-таки имеет место некоторый элемент риска и опасности, хотя это и не настолько серьезно, чтобы оправдать то беспокойство, которое я вижу на лицах многих из вас. Представителям прессы будет любопытно узнать, что для них я зарезервировал специальные места, размещенные на отвалах породы, откуда открывается замечательный вид на все, что здесь будет происходить. Они проявили к нашему проекту большой интерес, который порой граничил с наглым вмешательством в мои личные дела, так что в данном случае, по крайней мере, хотя бы журналисты не смогут упрекнуть меня в том, что я не позаботился об их удобстве. Если же ничего не произойдет, что также не исключено, я все равно буду знать, что для них я сделал все, что в моих силах. С другой стороны, если что-то все-таки произойдет, журналисты будут находиться на прекрасной позиции, чтобы все увидеть и впоследствии описать, если, конечно, окажутся в состоянии справиться с этой задачей.

Как вы сами понимаете, человеку науки очень сложно объяснить различные мотивы своих выводов и поступков тем, кого я, не стараясь никого обидеть, мог бы назвать серой и невежественной толпой. Я слышу, как кто-то пытается меня неучтиво перебить, и вынужден попросить джентльмена в роговых очках перестать размахивать зонтиком. (Голос в ответ: «Ваша характеристика приглашенных гостей, сэр, звучит совершенно оскорбительно!») Вероятно, этого джентльмена покоробила моя фраза насчет «серой толпы». Ладно, пусть толпа моих слушателей сегодня будет «не серой». Не будем цепляться к словам. Прежде чем меня перебили этим бестактным замечанием, я собирался сказать, что вся концепция доходчиво и полно описана в моей новой монографии о Земле, которую я, без ложной скромности, мог бы охарактеризовать как одну из эпохальных книг в истории человечества. (Общий шум среди зрителей и выкрики: «Переходите к фактам!», «Зачем мы здесь собрались?», «Это что — розыгрыш?») Я как раз собирался все объяснить, но, если меня и дальше станут перебивать, я буду вынужден принять меры для восстановления приличий и порядка, которых, к сожалению, сейчас тут явно не хватает. Так вот, ситуация сейчас такова, что я проделал шахту сквозь земную кору и намереваюсь попробовать произвести энергичную стимуляцию чувствительной зоны Земли — деликатную операцию, которая будет проведена моими подчиненными, мистером Пирлесом Джонсом, утверждающим, что он является специалистом по артезианскому бурению, и мистером Эдвардом Мэлоуном, в данном случае моим полномочным представителем. Мы нанесем укол в обнаженную чувствительную субстанцию, и можно только строить догадки, как она на это отреагирует. Будьте любезны сесть на свои места, после чего эти двое джентльменов спустятся в ствол шахты и произведут последние приготовления. Затем я нажму на кнопку электрического выключателя на этом столе, и эксперимент будет завершен.

Аудитория после речей Челленджера обычно чувствует себя так, будто ее защитный эпидермис[189] — как и у Земли — нарушен и все нервы обнажены. Это собрание не было исключением, и рассаживание по местам сопровождалось недовольным, возмущенным ропотом. Челленджер со своей густой черной гривой волос и трясущейся от возбуждения бородой, оставшись в одиночестве сидеть на насыпи за небольшим столиком, представлял собой зловещую картину. Мы с Мэлоуном, однако, не могли лично полюбоваться этой сценой, так как в тот момент торопливо направлялись выполнять свое удивительное задание.

Через двадцать минут мы спустились на дно шахты и сняли брезент с обнаженной серой поверхности.

Перед нашими глазами предстала поразительная картина. Казалось, что благодаря какой-то неизвестной космической телепатии наша старая планета узнала, что по отношению к ней будет предпринята попытка беспрецедентной дерзости. Обнаженная поверхность сейчас напоминала кипящий котел. Сквозь нее поднимались и громко лопались большие серые пузыри. Полости и пятна под верхней кожицей находились в возбужденной активности и постоянно сливались и снова разделялись. Пробегавшая по поверхности рябь стала гораздо сильнее, и ритм ее ускорился. В глубине теперь стали видны извилистые и соединенные между собой каналы, в которых пульсировала темно-пурпурная жидкость. Во всем этом явно чувствовалось биение жизни. В воздухе стоял удушливый и тяжелый запах, почти невыносимый для человеческого обоняния.

Мой взгляд был прикован к этому завораживающему зрелищу, когда Мэлоун неожиданно схватил меня за локоть, предупреждая об опасности.

— Господи, Джонс! — закричал он. — Ты только посмотри сюда!

Я быстро повернулся к нему и сразу все понял. Разомкнув контакты электрической цепи, я тут же запрыгнул в кабину подъемника.

— Быстрее! — крикнул я. — От этого может зависеть наша жизнь!

То, что мы увидели, действительно выглядело просто зловеще. Казалось, что нижняя часть шахты пришла в такое же возбуждение, какое мы до этого видели только внизу, и теперь стены вздрагивали и пульсировали синхронно с дном. Это движение отразилось на отверстиях, в которых были установлены поперечные балки; было понятно, что стоит стенам сдвинуться еще хотя бы на несколько дюймов, и вся конструкция полетит вниз. А если это произойдет, тогда острый конец моего бура неминуемо вонзится в Землю независимо от действия электропривода. Но прежде чем это случится, для нас с Мэлоуном было вопросом жизни или смерти выбраться из этой шахты. Мы оказались в ужасном положении — на глубине восьми миль под землей в стволе шахты с трясущимися стенами, которая в любой момент могла обвалиться из-за неожиданного толчка. Мы на полной скорости полетели к поверхности.