— Будь ты проклят, Тэд Мэлоун! — с чувством сказал он. — Это была совсем новая камера стоимостью десять гиней.

— Ничего не могу поделать, Рой. Я видел, как ты фотографировал, так что другого выхода у меня не было.

— И каким образом, черт побери, вы затесались в мой персонал?! — возмущенно спросил я, горя праведным гневом.

Этот плут только подмигнул мне и ухмыльнулся.

— Способ можно найти всегда, — ответил он. — Только не надо винить своего мастера. Его сбила с толку одежда. Я поменялся ею с вашим помощником, после чего прошел сюда.

— Как прошел, так и вылетишь, — сказал Мэлоун. — Спорить бесполезно, Рой. Был бы здесь Челленджер, он вообще спустил бы на тебя собак. Я сам побывал в твоей шкуре, поэтому поступать жестоко мне не хотелось бы; но сейчас я здесь — сторожевой пес, который может не только лаять, но и кусаться. Давай! Проваливай отсюда!

Двое рабочих с ухмылкой выдворили нашего предприимчивого посетителя со двора. Теперь широкой публике будет понятно, откуда взялась прекрасная статья на четыре колонки, называвшаяся «Сумасшедшая мечта известного ученого», с подзаголовком «Кратчайший путь в Австралию», которая появилась в «Эдвайзере» через несколько дней и чуть не довела Челленджера до инфаркта, а редактора «Эдвайзера» — до самых неприятных и опасных объяснений в его жизни. Статья представляла собой сильно приукрашенный и искаженный репортаж о приключениях Роя Перкинса, «нашего опытного военного корреспондента», и содержала такие колоритные фразы, как «этот лохматый забияка из Энмор-парка», «огороженная колючей проволокой территория, охраняемая бандой наемников с цепными псами», и, наконец: «Меня оттащили от края англо-австралийского туннеля двое головорезов, один из которых — наиболее жестокий — это человек, сменивший много профессий и в свое время известный прихлебатель из журналистской среды, а второй — зловещая фигура в странном тропическом одеянии — выдавал себя за инженера по артезианским скважинам, хотя по внешнему виду он скорее напоминал обитателя трущоб Уайтчепеля». Облив всех нас грязью, этот мошенник детально описал рельсы, ведущие в устье шахты, и зигзагообразный котлован, по которому вагончики фуникулера будут опускаться под землю. Единственным практическим неудобством, к которому привела эта вздорная статья, оказалось то, что в Саут-Даунс стало заметно больше всяких зевак и бездельников, которые сидели здесь в ожидании, пока что-нибудь произойдет. Но когда время пришло и это действительно случилось, они горько пожалели, что приехали сюда…

Мой мастер со своим лжепомощником выгрузили все мое оборудование — ловильный колокол[185], монтажную крестовину, остроконечные буры, стержни и противовес — прямо посреди двора, но Мэлоун настоял, чтобы я не обращал на это внимания, и мы как можно скорее спустились на нижний уровень. Для этого мы зашли в клеть, представляющую собой решетчатую стальную конструкцию, и в сопровождении главного инженера ринулись в земные недра. Здесь было несколько расположенных последовательно автоматических подъемников, у каждого из которых была своя станция управления, находившаяся в нише стены шахты. Двигались они с большой скоростью, и ощущения при этом скорее напоминали вертикальную езду на поезде, чем неторопливое падение, с которым у нас обычно ассоциируются английские лифты.

Поскольку клеть была решетчатой и ярко освещенной, нам были прекрасно видны пласты пород, через которые проходил туннель. Я четко различал их, пока мы пролетали мимо: сначала шли желтоватые меловые отложения, гастингские слои кофейного оттенка, а за ними — чуть более светлые ашбернхемские; далее располагались темные каменноугольные глины и, наконец, блестя в лучах электрического света, пласт за пластом показался черный как смоль сверкающий уголь, перемежавшийся полосами глины. Кое-где виднелась кирпичная кладка, но в основном стены ствола держались сами, и можно было только восхищаться тем огромным трудом и инженерным талантом, которые здесь задействованы. Ниже угольных пластов я увидел какой-то смешанный слой, напоминавший бетонную трубу, а затем мы вошли в зону обычного гранита, где кристаллики кварца блестели и переливались так, как будто темные стены усыпаны бриллиантовой пылью. Мы опускались все ниже и ниже, в глубины, куда человек ранее еще никогда не проникал. Расцветка этих древних напластований постоянно менялась и была совершенно удивительной; я никогда не забуду широкий пояс розового полевого шпата[186], неожиданно засиявший перед нами в свете мощных ламп неземной красотой. Мы проходили отрезок за отрезком, пересаживались с одного подъемника в другой, а воздух становился все более горячим и удушливым; даже в наших легких шелковых одеждах стало невыносимо жарко, пот катил с нас градом, стекая в тапочки с резиновой подошвой. Наконец, когда я уже думал, что мне этого больше не выдержать, наш последний подъемник остановился и мы вышли на круглую площадку, вырезанную в скале. При этом я заметил, как Мэлоун бросил странный подозрительный взгляд на окружавшие нас стены. Если бы я не знал его как человека чрезвычайно смелого, я мог бы подумать, что он сильно нервничает.

— Все это выглядит довольно странно, — сказал главный инженер, проводя рукой по поверхности скалы. Затем он поднес руку к свету и показал, что на ней блестит какой-то слизистый налет. — Здесь внизу все постоянно дрожит и трясется. Ума не приложу, с чем это может быть связано. Профессор, похоже, всем этим очень доволен, но я с таким никогда раньше не сталкивался.

— Должен сказать, что я, например, четко вижу, как подрагивает эта стена, — сказал Мэлоун. — В прошлый раз мы устанавливали эти поперечные балки для твоего бура, и когда я крепил опоры к стене, она буквально вздрагивала при каждом ударе. Во всем Лондоне теорию нашего старика считают полным абсурдом, но здесь, на глубине восьми миль, я бы не отвергал ее столь уж категорично.

— А если бы вы увидели, что находится под этим брезентом, сомнений у вас было бы еще меньше, — заметил инженер. — Порода здесь внизу прорезалась, словно сыр, а затем мы подошли к некой новой формации, которая не похожа ни на что в мире. «Накройте это и не прикасайтесь к нему!» — распорядился профессор. Поэтому мы, согласно его указаниям, укрыли дно брезентом и оставили все в таком виде.

— А мы все-таки не могли бы взглянуть, что там находится?

На мрачном лице главного инженера появилось испуганное выражение.

— Нарушение приказов профессора — дело нешуточное, — сказал он. — К тому же Челленджер настолько хитер, что утаить от него что-либо очень сложно. Ну да ладно, давайте заглянем и будем надеяться, что он об этом не узнает.

Барфорт развернул отражатель лампы вниз, чтобы ее свет падал на черный брезент. Затем он наклонился и, взявшись за веревку, привязанную к краю брезента, открыл небольшой участок — в пять-шесть квадратных ярдов, — находившийся под тканью поверхности.

Нам открылось совершенно необычное и пугающее зрелище. Дно состояло из какого-то сероватого материала, гладкого и блестящего, который медленно пульсировал, то вздымаясь, то оседая. Это не были какие-то четкие толчки; складывалось впечатление, что по поверхности время от времени ритмично пробегает легкая рябь. Сама поверхность была неоднородной, и под ней, словно сквозь матовое стекло, виднелись какие-то неясные белесые пятна или полости, постоянно менявшие форму и размер. Мы втроем стояли и смотрели на эту невероятную картину, словно завороженные.

— Напоминает животное с заживо содранной кожей, — благоговейным шепотом произнес Мэлоун. — Возможно, старик не так уж далек от истины с этим своим дурацким морским ежом в качестве аналогии.

— Господи! — воскликнул я. — И мне предстоит воткнуть гарпун в это существо?!

— Да, тебе будет оказана такая честь, мой мальчик, — сказал Мэлоун. — И, как это ни прискорбно, я должен буду — если не произойдет ничего непредвиденного — в этот момент находиться рядом с тобой.

— А вот меня здесь определенно не будет, — решительно заявил главный инженер. — Я категорически отказываюсь в этом участвовать, и ничто не сможет меня переубедить. А если старик будет настаивать, я просто подам в отставку. Боже мой, да вы только посмотрите на это!

Серая масса внезапно вздыбилась и приподнялась в нашу сторону, словно накатившая большая волна у стен мола. Затем она снова осела, и опять на поверхности заиграла все та же пульсирующая рябь. Барфорт опустил веревку и положил брезент на место.

— Мне все время кажется, что оно знает о нашем присутствии, — сказал он. — Иначе с чего бы ему так подниматься к нам? Думаю, что, может быть, свет оказывает на него такое воздействие.

— А какова сейчас моя задача? — спросил я. Мистер Барфорт указал на две балки, лежавшие поперек проема как раз под местом, где останавливался подъемник. Зазор между ними составлял примерно девять дюймов.

— Это была идея старика, — сказал инженер. — Мне казалось, что я бы установил их и получше, но с таким же успехом можно было бы попробовать что-то доказать взбесившемуся буйволу. Намного проще и безопаснее просто делать то, что он говорит. По его задумке вы должны использовать свой шестидюймовый бур, закрепив его каким-то образом между этими двумя опорами.

— Что ж, не думаю, что здесь возникнут какие-то трудности, — ответил я. — Поэтому я приступлю к этому прямо сегодня.

Должен сказать, что это был самый необычный опыт в моей обширной практике, несмотря на то что мне приходилось бурить скважины на всех континентах. Поскольку профессор Челленджер решительно настаивал на том, чтобы работа оборудования контролировалась дистанционно, — да и сам я теперь видел в этом немалый смысл, — мне предстояло разработать метод электрического управления, что в шахте, электрифицированной сверху донизу, было совсем несложно. Со всей возможной осторожностью мы вместе с моим мастером Питерсом спустили вниз все секции труб и состыковали их на площадке в скале. Затем мы подняли клеть самого нижнего подъемника, освободив для себя место. Предложив использовать здесь систему ударного действия, чтобы не полагаться при бурении исключительно на силу тяжести, мы установили наш противовес весом в сто фунтов и трубы с острой буровой коронкой на конце на одном тросе, пропустив его через установленный под площадкой подъемника блок. Кроме того, к противовесу был прикреплен еще один трос, другой конец которого был намотан на вал, вращаемый с помощью электродвигателя, что позволяло при необходимости приподнимать и отпускать груз. Вся эта кропотливая и сложная работа выполнялась при температуре выше, чем в тропиках. Нас не покидало чувство, что одно неловкое движение или инструмент, упавший на брезент под нами, может привести к неминуемой катастрофе. Да и вся окружающая обстановка внушала какой-то благоговейный страх. Я сам не раз видел, как по стенам пробегала дрожь, и даже чувствовал глухие толчки, когда прикасался к ним ладонями. Нужно сказать, что, подав наверх сигнал об окончании работ, мы с Питерсом без всякого сожаления покинули это место, чтобы доложить мистеру Барфорту, что профессор Челленджер может проводить свой эксперимент в любое удобное для него время.