Агата Кристи - Врата судьбы

– Мы и гуляли, – сказал Томми. – Мы с ним ходили на кладбище.

– Но зачем ты повел его именно на кладбище? Я уверена, что тамошние служители не испытывают восторга, когда там появляются собаки.

– Он был на поводке, – сказал Томми. – А кроме того, не я его повел, а он меня. Похоже, на кладбище ему очень понравилось.

– Очень надеюсь, что это не так, – сказала Таппенс. – Ты ведь знаешь, что за собака наш Ганнибал. Он любит, чтобы все было как всегда. И если он возьмет себе за правило каждый день прогуливаться по кладбищу, нам грозят крупные неприятности.

– Право же, он вел себя как очень умный пес.

– Когда ты говоришь «умный», это означает «упрямый донельзя».

Ганнибал повернул голову, подошел к хозяйке и стал тереться носом о ее ногу.

– Это он тебе сообщает, какой он умный и сообразительный пес. Он гораздо умнее нас с тобой, – сказал Томми.

– Интересно, что ты имеешь в виду?

– Как прошла твоя встреча? Интересно было, приятно? – поинтересовался Томми, меняя тему.

– Ну, я бы этого не сказала. Люди были со мной очень милы и любезны, и я надеюсь, что со временем перестану их путать. Понимаешь, поначалу так трудно ориентироваться, все они на одно лицо, и одеты все более или менее одинаково, и очень трудно разобраться, кто есть кто. Разве что увидишь красивую или особо безобразную физиономию. А в провинции редко встречается лицо, достойное внимания, ты согласен?

– Я сказал, – вернулся Томми к прежней теме, – что мы с Ганнибалом очень даже умные.

– Я думала, что это ты только о Ганнибале.

Томми протянул руку и достал с полки книгу.

– «Похищенный», – заметил он. – Ну да, еще одно произведение Роберта Льюиса Стивенсона. Кто-то, наверное, очень любил Роберта Льюиса Стивенсона. «Черная стрела», «Похищенный», «Катриона», еще две книжки. Все подарены Александру Паркинсону его любящей бабушкой, а одна – любящей тетей.

– Ну и что же? – спросила Таппенс. – Что из этого?

– А я нашел его могилу.

– Что ты нашел?

– Ну, собственно, не я. Нашел Ганнибал. В самом уголке, против маленькой двери, ведущей в церковь. Мне кажется, это вход в ризницу или куда-нибудь в этом роде. Надпись не очень хорошо сохранилась, многие буквы стерлись, но прочесть все-таки можно. Ему было четырнадцать лет, когда он умер. Александр Ричард Паркинсон. Ганнибал стал нюхать все вокруг, я потянул его за поводок, но успел прочитать надпись, даже несмотря на то, что она такая стертая.

– Четырнадцать лет, – проговорила Таппенс. – Бедный мальчик.

– Да, – согласился Томми. – Очень грустно, но, кроме того…

– У тебя появилась какая-то мысль, Томми. В чем дело?

– Понимаешь, у меня возникли подозрения. Ты меня, наверное, заразила. Самая скверная черта твоей натуры, Таппенс, состоит в том, что, когда тебе что-нибудь втемяшится в голову, ты не молчишь, ты непременно вовлекаешь в свои фантазии других.

– Не могу понять, о чем ты.

– Тут, вероятно, действует закон причины и следствия.

– Да о чем ты говоришь, Томми?

– Я размышлял об этом Александре Паркинсоне, который так основательно потрудился, – впрочем, ему наверняка это доставило немалое удовольствие, – придумал секретный код, с помощью которого зашифровал в книге важное сообщение. Мери Джордан умерла не своей смертью. А что, если это правда? Предположим, что Мери Джордан, кто бы она ни была, действительно умерла не своей смертью. И тогда – разве не понятно? – вполне возможно, что следующим шагом была смерть Александра Паркинсона.

– Неужели ты думаешь… неужели это возможно?

– Просто невольно начинаешь задумываться, – сказал Томми. – Начинаешь думать… Четырнадцать лет. Нет никаких указаний на то, от чего он умер. Впрочем, на могильном камне это не указывается. Там только небольшая надпись: «По воле Божией, исполненный радости». Что-то в этом духе. Но… вполне возможно, он что-то знал, ему было известно что-то такое, что могло оказаться опасным для кого-то другого. Вот он и умер.

– Ты хочешь сказать, что его убили? Твое воображение заводит тебя слишком далеко, – заметила Таппенс.

– Но ведь это ты начала. Подозрения, воображение – разве это не одно и то же?

– Ну что ж, будем, наверное, продолжать размышлять, – сказала Таппенс, – и ни до чего не додумаемся, потому что все это было очень давно, в незапамятные времена.

Они посмотрели друг на друга.

– Примерно в то время, когда мы пытались распутать дело Джейн Финн, – сказал Томми.

Они снова взглянули на церковь; мысли их обратились к далекому прошлому.

Многие люди, собираясь переезжать в другой дом, думают, что это – приятнейшее приключение, которое доставит им немалое удовольствие, однако их надежды далеко не всегда оправдываются.

Новоселам предстоит обращаться к услугам электриков, столяров, строителей, маляров, поставщиков холодильников, газовых плит, электроприборов, а также обойщиков, портних, которые подошьют занавески, мастеров, которые их повесят; а кроме того, потребуется настелить линолеум, обзавестись новыми коврами – для этого тоже придется прибегать к услугам соответствующих лиц. Мало того, что на каждый день намечалось какое-нибудь определенное дело, так являлись еще не меньше четырех визитеров из числа тех, которых давно перестали ждать либо о намеченном визите которых давно позабыли.

Случались, однако, и такие моменты, когда Таппенс со вздохом облегчения провозглашала, что то или иное дело наконец закончено.

– Похоже, что наша кухня теперь в полном порядке, – сказала как-то она. – Вот только никак не могу найти подходящего вместилища для муки.

– А что, – спросил Томми, – это так важно?

– Конечно. Видишь ли, мука обычно продается в трехфунтовых пакетах, и она никак не помещается в обычные банки. А они такие красивые и аккуратные: на одной изображена розочка, на другой – подсолнечник, но помещается в них не больше фунта. Страшная глупость.

Через некоторое время возникала очередная идея.

– «Лавры», – сказала однажды Таппенс. – Какое глупое название для дома. Совершенно непонятно, почему это вздумалось назвать дом «Лавры». Здесь нет никаких лавров. Было бы гораздо более естественным название «Платаны». Платаны здесь действительно прекрасные.

– А раньше, как мне говорили, он назывался «Лонг-Скофилд».

– Это название, похоже, не несет в себе какого-то скрытого символического смысла.

– Так что же такое Скофилд и кто до этого жил в нашем доме?

– Мне кажется, их фамилия Уэдингтоны. Ничего не разберешь, – подытожила Таппенс. – Уэдингтоны, потом Джонсы, которые продали дом нам. А кто был до этого? Блэкморы? А можно предположить, что когда-то домом владели Паркинсоны. Ведь их так много. Я постоянно натыкаюсь на этих Паркинсонов. Видишь ли, я не упускаю случая выяснить что-нибудь о них. Вполне возможно, что появится вдруг какая-то ценная информация, которая поможет нам… ну, поможет в решении нашей проблемы.

– Похоже, что проблемой теперь именуют все на свете. Итак, проблема Мери Джордан, так?

– Не совсем. Существует проблема Паркинсона, проблема Мери Джордан и, наверное, еще куча других проблем. «Мери Джордан умерла не своей смертью», а следующее сообщение гласит: «Это сделал один из нас». Что же имелось в виду – один из членов семьи Паркинсонов или кто-то, кто просто жил в доме? Можно предположить, что было два или три основных члена семьи, а потом старшие Паркинсоны, да еще тетушки Паркинсонов, у которых могли быть совсем другие фамилии, или племянники и племянницы Паркинсонов тоже с разными фамилиями. А ведь в доме жили еще горничная, служанка, кухарка, наверняка и гувернантка, а может быть, еще и приходящая прислуга, выполнявшая разные случайные работы, – впрочем, это было слишком давно, в те времена приходящих прислуг не держали, – одним словом, полный дом народу. В те времена в домах обитало гораздо больше людей, чем сейчас. Итак, Мери Джордан могла быть служанкой, или горничной, или даже кухаркой. Но почему кому-то понадобилось, чтобы она умерла не своей смертью? Я хочу сказать, кому-то нужно было, чтобы она умерла, в противном случае нельзя было бы сказать, что она умерла не своей смертью, ее смерть считалась бы естественной, разве не так? Послезавтра утром я снова отправляюсь со светским визитом, будем пить кофе.

– Ты чуть ли не каждое утро ездишь куда-нибудь пить кофе.

– Ну и что, это совсем неплохой способ познакомиться с людьми, которые живут по соседству. Наша деревушка совсем небольшая. А люди постоянно рассказывают о своих старых тетушках или старинных знакомых. Я постараюсь расспросить миссис Гриффин, ее, по-видимому, считают важной персоной в этих краях. Мне кажется, она железной рукой правит этим приходом. Ты и сам это видишь. Викария она держит прямо-таки в ежовых рукавицах, так же как и доктора, и его помощницу, приходскую медицинскую сестру, а также всех остальных.

– А не может ли тебе помочь эта приходская сестра?

– Не думаю. Ее уже нет в живых. Я хочу сказать: той, что была при Паркинсонах, нет в живых, а та, что работает сейчас, находится здесь совсем недавно. И местные дела ее не интересуют. Я даже не уверена, что она вообще знает о существовании Паркинсонов.

– Господи, – в отчаянии проговорил Томми, – как бы мне хотелось, чтобы мы могли забыть об этих Паркинсонах.

– Ты хочешь сказать, что тогда у нас не было бы никаких проблем?