Свадьбу они сыграют в июне. Она поселится в Лонг-Виллоуз («Лонг-Виллоуз» — «Долгие ивы» — прекрасное название, она всегда так считала) и никогда больше никуда не уедет.

И никогда больше не увидит, как поднимают трап, как работает корабельная команда, не испытает волнения при взлете военного самолета, не увидит, как постепенно проступают вдали очертания береговой линии, не почувствует запаха горячей пыли, парафина и чеснока, не услышит разноязыкого говора. Сорванные цветы, пыльный сад, упаковка, распаковка. Что еще?

Все это позади. Война закончилась. Линн Марчмонт вернулась домой. «Домой моряк вернулся, домой вернулся с моря…» Но я уже не та самая Линн, которая когда-то отсюда уезжала, подумала она.

Она подняла глаза и увидела, как Роули наблюдает за нею…

Глава 4

Вечера у тети Кэтти всегда проходили по одному и тому же сценарию, довольно примитивному, что, впрочем, характеризовало хозяйку дома. Доктор Клоуд всегда с трудом сдерживал раздражение. Он был неизменно любезен с гостями, но все прекрасно понимали, что эта любезность стоила ему немалых усилий.

Внешне Лайонел Клоуд походил на своего брата Джереми. Он также был поджарый и седовласый, но ему недоставало присущей юристу Джереми невозмутимости. Бесцеремонность, нетерпеливость, раздражительность настроили против него многих пациентов, заслонив от них его медицинские способности и доброту. Он был увлечен научными поисками. Областью его интересов была история применения лекарственных растений. А в жизни он любил определенность и с трудом выносил причуды своей жены.

Хотя Линн и Роули всегда называли миссис Джереми Клоуд просто Фрэнсис, миссис Лайонел Клоуд для них всегда оставалась «тетей Кэтти». Они любили ее, хотя и считали несколько странной.

Этот «вечер», явно организованный, чтобы отметить возвращение Линн домой, был чисто семейным делом.

Тетя Кэтти нежно встретила племянницу.

— Ты выглядишь прекрасно и великолепно загорела, моя дорогая. Наверное, в Египте. Ты прочитала книгу о загадках пирамид, которую я тебе послала? Она такая интересная! Дает объяснение абсолютно всему. Ты со мной согласна?

Линн спасло от ответа появление миссис Гордон Клоуд и ее брата Дэвида.

— Розалин, это моя племянница, Линн Марчмонт.

Пытаясь скрыть любопытство, Линн посмотрела на вдову Гордона Клоуда.

Да, она прелестна, эта девушка, из-за денег вышедшая замуж за старого Гордона Клоуда. Роули был прав: она действительно выглядит очень простой и невинной. Черные, свободно падающие волосы, ирландские голубые глаза с прыгающими в них чертиками, полураскрытые губы.

Бросился в глаза ее богатый наряд. Платье, драгоценности, маникюр, меховая накидка. Фигура у Розалин была хорошей, но она явно не знала, как носят дорогую одежду. Линн Марчмонт, если б у нее была такая возможность, показала бы, как это надо носить. («Но у тебя никогда не будет такой возможности», — сказал ей внутренний голос).

— Здравствуйте! — произнесла Розалин Клоуд.

Она повернулась к мужчине, следовавшему за ней, и добавила:

— Это… это мой брат, Дэвид Хантер.

— Здравствуйте! — сказал он.

Это был темноволосый, худощавый молодой человек с темными глазами. Лицо его казалось несчастным и одновременно дерзким и вызывающим.

Линн сразу же поняла, почему этого человека так ненавидели все представители семейства Клоудов. За границей она встречала мужчин подобного рода — безрассудных и непредсказуемых, на которых нельзя положиться, живших по своим собственным законам и презиравших мир. Мужчин, которых можно ценить на вес золота в час атак и которые переходят к отчаянию при отступлении.

— Как вам нравится в Фурроубэнке? — спросила Линн у Розалин.

— Прекрасный дом! — с воодушевлением ответила Розалин.

— Бедный Гордон хорошо его отстроил, — с усмешкой произнес Дэвид Хантер. — Не пожалел расходов.

И это было действительно так. Если Гордон принимал решение поселиться в Уормсли-Уэйл, или где-нибудь еще, даже на короткое время, он всегда строился. Он был слишком большим индивидуалистом, чтоб жить в доме, пропитавшемся духом чужих судеб.

Гордон нанял молодого архитектора и предоставил ему полную свободу действий. Половина жителей Уормсли-Уэйл считала, что Фурроубэнк — ужасный дом. Он им не нравился своей простой геометричностью, встроенной мебелью, скользящими дверями и зеркальными столиками. Единственное, чем они открыто восхищались, так это ванными комнатами.

— Это удивительный дом, — трепетно произнесла Розалин.

От смеха Дэвида она вспыхнула.

— Вы, кажется, недавно демобилизовались из ВМФ? — спросил Дэвид у Линн.

— Да.

Она окинула его оценивающим взглядом и по неизвестной причине залилась краской.

Неожиданно вновь появилась тетя Кэтти. Она словно продемонстрировала какой-то трюк с материализацией из пустоты, с которым познакомилась во время своих многочисленных посещений спиритических сеансов.

— А теперь прошу отужинать, — с придыханием произнесла она и мимоходом добавила. — Думаю, лучше сказать отобедать. Люди всегда чего-то ждут особенного, что так трудно достать. Мэри Льюис призналась мне, что каждую неделю переплачивает торговцу рыбой десять шиллингов. Я думаю, это просто безобразие!

Доктор Лайонел Клоуд нервно и раздраженно рассмеялся во время разговора с Фрэнсис Клоуд.

— О, перестань, Фрэнсис, — сказал он. — Не думаешь ли ты уверить меня в том, что ты действительно так считаешь… Лучше пойдем к столу.

Они все прошли в жалкую, довольно уродливую столовую. Джереми и Фрэнсис, Лайонел и Катарина, Адела, Линн и Роули. Семейство Клоудов и два чужака, ибо Розалин Клоуд, несмотря на свое имя, не стала одной из них, как это когда-то произошло с Фрэнсис и Катариной.

Она была здесь чужой, чувствовала себя неловко и нервничала. А Дэвид — Дэвид был просто изгой. Об этом думала Линн, занимая свое место за столом.

Атмосфера в комнате была явно наэлектризована. Что это было? Ненависть? Нет, что-то иное — чувство разрушения и уничтожения.

«Но это, — неожиданно подумала Линн, — ощущается повсюду. Я это заметила сразу же по возвращении домой. Это последствия войны. Недоброжелательство. Враждебность. На железных дорогах, в автобусах и магазинах, среди рабочих и служащих и даже среди фермеров. Еще хуже, я думаю, в шахтах и на фабриках. Недоброжелательство, но здесь что-то иное, более сильное, особенное!»

— Неужели мы их так ненавидим? — в изумлении мысленно спросила она себя. — За то, что этим чужакам досталось то, что мы считали своим?

Нет, и еще раз нет. Мы можем ненавидеть… Но пока этого нет. Нет, это они ненавидят нас.

Столь неожиданная мысль явилась для нее таким открытием, что она, глубоко задумавшись, молчала, забывая реагировать на Дэвида Хантера, сидевшего рядом.

— О чем-нибудь задумались? — наконец спросил он ее.

У него был довольно приятный, несколько насмешливый голос, и она вдруг поняла, что не может молчать, иначе он подумает, что она просто плохо воспитана.

— Извините, — произнесла она. — Я задумалась о том, что сейчас происходит в мире.

— Как вы неоригинальны! — холодно ответил Дэвид.

— Да, возможно. Мы в наши дни все такие серьезные, а лучше от этого не делается.

— Наверное, выгодно будет нанести кому-нибудь вред. За последние несколько лет мы придумали немало довольно практичных безделушек, включая и атомную бомбу.

— Именно об этом я и думаю. Конечно, не о самой атомной бомбе, а о злой воле. Вполне определенной и действенной.

— Злая воля… Я бы не стал сейчас использовать слово «действенный», — спокойно заметил Дэвид. — Это, скорее, относится к средневековью.

— Что вы имеете в виду?

— Главным образом, черную магию. Грязные помыслы. Восковые фигурки. Заклинания в период полнолуния. И все это только ради падежа соседского скота или ради убийства самого соседа.

— Неужели вы действительно верите, что была черная магия? — с недоверием спросила Линн.

— Возможно, нет. Но люди в любом случае в нее серьезно верили. А в наши дни, ну… — он пожал плечами. — Даже имея в своем распоряжении все зло мира, вы и все ваше семейство вряд ли сможете нанести вред Розалин и мне. Разве не так?

Линн судорожно вздрогнула. И вдруг почувствовала удовольствие.

— Сегодня поздновато делать такие дела, — спокойно съязвила она.

Дэвид Хантер рассмеялся. Похоже, он тоже был доволен.

— Намекаете, что мы завладели всем добром? Да, мы прочно сидим.

— И вы довольны этим?

— Иметь много денег? Пожалуй, да.

— Я имею в виду, не только деньги, но и нас.

— Одержали верх над вами? Ну, что ж, возможно. Вы все такие чопорные и самодовольные. На деньги старика смотрели практически как на свои собственные.

— Вы должны помнить, — заметила Линн, — что так складывалось в течение многих лет. Нас приучали не экономить и не думать о будущем, поощряли самые разнообразные планы и проекты.

(Роули, подумала она. Роули и ферма).

— Но одному вы не научились, — произнес довольный Дэвид.

— Чему именно?

— Тому, что ничто не вечно.

— Линн, — крикнула тетя Катарина с другого конца стола, — знаешь, миссис Лестер удалось установить контакт с жрецом четвертой египетской династии. Он рассказывает нам удивительные вещи! Нам с тобой, Линн, необходимо обстоятельно поговорить. Египет, как мне кажется, сильно повлиял на тебя физически.

— У Линн есть чем заняться, — резко вставил доктор Клоуд, — кроме этой суеверной галиматьи.

— Ты такой скептик, Лайонел, — со вздохом заметила его жена.

Линн с улыбкой посмотрела на свою тетю, а затем задумалась — слова Дэвида не выходили у нее из головы. «Ничто не вечно…»