На окраинах деревни возвышались красивые дома с прекрасными старыми садами. В один из этих домов, Уайт-хаус, ранней весной 1946 года, демобилизовавшись из военно-морского флота, вернулась Линн Марчмонт.

На третье утро после возвращения домой она окинула взглядом из окна спальни пространство от запущенной лужайки вниз до вязов на лугу и счастливо вздохнула. Было приятное неяркое утро, наполненное запахом вспаханной мокрой земли. Именно этот запах жил в ее душе последние два с половиной года.

Как приятно вновь оказаться дома, в своей маленькой спальне, о которой она так часто вспоминала во время службы на флоте! Как приятно снять мундир, одеть твидовую юбку и джемпер и выйти на улицу, даже не обращая внимания на расплодившуюся мошкару!

Как хорошо вновь чувствовать себя свободной женщиной, хотя заморская служба, стоит признаться, доставляла немало удовольствия. Была интересная работа, бывали веселые вечеринки, но были также утомительные будни, да и сослуживцы часто досаждали. Так хотелось порой от этого избавиться!

К тому же пряный восточный зной, такой непохожий на родные туманы, заставлял ее сильно скучать по своему городку, вспоминать старый, дышащий приятным спокойствием дом и свою мать.

Линн любила свою мать и одновременно испытывала к ней раздражение. Вдали от дома добрые чувства к матери почти победили это раздражение. Линн лишь изредка вспоминала о том, что дорогая мамочка порой может совершенно свести с ума! В такие моменты девушка была готова отдать все, лишь бы не слышать ее мягкий жалобный голос, произносящий бесконечные банальности! И все же как это было хорошо — вновь оказаться дома и никогда, никогда больше не покидать его!

И вот служба позади. Она вновь свободна и снова в своем родном Уайт-хаусе. Она вернулась всего лишь три дня назад, но былое чувство неудовлетворенности уже опять стало закрадываться ей в душу. Все было по-прежнему — слишком уж по-прежнему. Тот же дом, мама, тот же Роули с его фермой, те же родственники. Единственный, кто изменился, так это она…

— Дорогая… — с лестницы прозвенел голос миссис Марчмонт. — Что скажет моя девочка, если я принесу ей завтрак в постель?

— Конечно нет, — резко крикнула Линн. — Я спускаюсь вниз.

«Ну почему, — подумала она, — мама говорит «моя девочка»? Это же так глупо!»

Линн сбежала вниз и вошла в столовую. Завтрак не слишком обрадовал ее. Линн уже поняла, как трудно нынче доставать продукты. Четыре раза в неделю по утрам к ним приходила какая-то женщина, на которую, впрочем, вряд ли можно было положиться. Остальное время миссис Марчмонт была в доме одна, разрываясь между стряпней и уборкой. Когда родилась Линн, ей было уже около сорока, да и здоровье ее ухудшалось. Линн с ужасом обнаружила, что их финансовое положение тоже изменилось. Небольшой, но вполне достаточный доход, который до войны давал им возможность спокойно существовать, из-за налогов сократился почти наполовину. А еще ведь выросли налоги и цены.

«О! Дивный новый мир! — мрачно думала Линн, скользя взглядом по колонкам ежедневной газеты. — Бывший военный летчик ищет место, где требуется инициативный и энергичный работник… Бывшая служащая ВМФ ищет работу, где требуются организаторские способности.»

Предприимчивость, смелость, инициатива — вот предлагаемый товар. А что требуется? Люди, умеющие готовить и убирать, знающие стенографию, то есть обыкновенные рабочие лошадки, обыкновенная прислуга.

Впрочем, это ее совсем не волновало. У нее уже все решено. Она выйдет замуж за своего двоюродного брата, Роули Клоуда. Они были помолвлены семь лет тому назад, как раз накануне войны. Насколько она себя помнит, она всегда стремилась выйти замуж за Роули. Она покорно согласилась с его выбором — заниматься фермерством. Это спокойная жизнь — возможно, трудная и малоинтересная, — но они оба любили животных и свежий воздух.

Правда, возможности их были уже не те, что раньше… Дядя Гордон всегда обещал…

Как бы угадывая ее мысли, раздался жалобный голос миссис Марчмонт:

— Как я тебе писала, Линн, дорогая, для всех нас это был настоящий удар. Гордон всего два дня как приехал в Англию. Мы даже не успели повидаться с ним. Если б он только не задержался в Лондоне, а сразу же отправился прямо сюда…

«Да, если б только…»

И вдали от дома Линн была, конечно, потрясена и опечалена известием о смерти своего дяди, но истинное значение происшедшего она стала понимать только вернувшись.

Насколько она себя помнит, в ее жизни, в жизни их всех неизменно господствовал Гордон Клоуд. Богатый бездетный мужчина взял всех родственников под свое крыло.

Даже Роули… Роули вместе со своим другом Джонни Вавасуром решили стать фермерами. Их капитал был невелик, но они были полны надежд и энергии, и Гордон Клоуд всячески поддерживал эти стремления.

Ей же он прямо сказал:

— Без капитала в сельском хозяйстве не сделаешь ни шагу, но сначала необходимо выяснить, действительно ли эти ребята имеют серьезные намерения. Если я обеспечу их деньгами сейчас, то не получу ответа в течение многих лет. Если же увижу, что они могут справиться с трудностями, тогда, Линн, не стоит волноваться. Я им окажу необходимую финансовую помощь. Так что, моя девочка, не думай плохо обо мне. Кстати, именно такая жена, как ты, нужна Роули. Но пока молчи о том, что я тебе сказал.

Она так и сделала, хотя Роули сам догадался об истинных намерениях своего дядюшки. Он должен был доказать старику, что Роули и Джонни — хорошее и надежное вложение средств.

Да, они все зависели от Гордона Клоуда, хотя не были ни нахлебниками, ни бездельниками. Джереми Клоуд был старшим компаньоном в адвокатской конторе, Лайонел Клоуд был практикующим врачом.

Но ведь это так важно — каждый день быть твердо уверенным, что деньги есть, что никогда не возникнет необходимость как-то ограничивать себя или экономить, что будущее обеспечено, а Гордон Клоуд, бездетный вдовец, позаботится обо всем. И он сам неоднократно уверял их в этом.

Его овдовевшая сестра, Адела Марчмонт, осталась в Уайт-хаусе, хотя, наверное, могла переехать в более скромный домик. Линн ходила в лучшие школы и, если б не война, она могла бы получить прекрасное образование. От дяди Гордона с удивительным постоянством поступали средства на мелкие расходы.

Все было так хорошо устроено! И вдруг неожиданная женитьба Гордона Клоуда!

— Конечно, дорогая, — продолжала Адела, — мы были просто поражены. Мы всегда были уверены, что Гордон никогда больше не женится. У него ведь были гак сильны семейные привязанности…

Да, подумала Линн, это верно. Может быть, семейные привязанности были даже слишком сильны?

— Он всегда был добр, — продолжала миссис Марчмонт, — хотя временами и казался тираном. Он терпеть не мог обедать за полированным столом и постоянно требовал накрыть его старинной скатертью. Кстати, как-то из Италии он прислал мне удивительно красивые венецианские кружева.

— Конечно, стоило уважать его желания, — сухо заметила Линн. И заинтересованно спросила: — А как он познакомился со своей второй женой? Ты мне об этом ничего не писала.

— Где-то в пути — то ли на самолете, то ли на пароходе, то ли еще где-то. Кажется, это произошло по пути из Южной Америки в Нью-Йорк. И это после стольких лет! После всех этих секретарш, машинисток, горничных!

Линн улыбнулась. Сколько она себя помнит, все эти женщины, служившие у Гордона Клоуда, были под постоянным подозрением и пристальным наблюдением родни.

— Она, наверное, красивая? — полюбопытствовала Линн.

— Как тебе сказать, дорогая, — ответила Адела, — лично мне показалось, что у нее довольно глупое лицо.

— Ты же не мужчина, мама!

— Конечно, — продолжала миссис Марчмонт, — бедная женщина попала под бомбежку, пострадала от взрыва и очень серьезно была больна. Вряд ли она когда-нибудь полностью поправится. Она — сплошной комок нервов, если ты понимаешь, что я хочу сказать. А иногда она выглядит совсем дурочкой. Не думаю, что она была подходящей парой для бедного Гордона.

Линн улыбнулась. Вряд ли Гордон Клоуд решил бы жениться на женщине намного моложе себя только из-за ее интеллектуальных способностей.

— Кстати, дорогая, — тихо произнесла миссис Марчмонт, — мне крайне неприятно, но я должна сказать, что она — совсем не леди!

— Что за выражение, мамочка! Какое это имеет значение в наши дни?

— В деревне это еще имеет значение, дорогая, — спокойно возразила Адела. — Я просто хочу сказать, она — не нашего круга!

— Бедняжка!

— Я, право, Линн, не понимаю, что ты имеешь в виду. Ради Гордона мы все были к ней чрезвычайно внимательными, вежливыми и достойно приняли ее.

— Значит, она в Фурроубэнке? — поинтересовалась Линн.

— Естественно. Куда она еще могла поехать, выйдя из больницы? Врачи не советуют ей жить в Лондоне. Так что она сейчас в Фурроубэнке. Вместе со своим братом.

— А что ты можешь сказать о нем?

— Ужасный молодой человек! — Миссис Марчмонт замолчала, а затем энергично добавила: — Необычайно груб.

Линн сразу же с симпатией подумала: «Клянусь, на его месте я тоже была бы груба!»

— А как его зовут? — спросила она.

— Хантер. Дэвид Хантер. Кажется, он ирландец. Конечно, о них никто ничего не знает. Она — вдова, некая миссис Андерхей. Не хочется злословить, но невольно задаешь вопрос: какая вдова осмелится путешествовать в военное время? Невольно приходишь к заключению, что она просто искала состоятельного мужа.

— Значит, ее поиски были не напрасны, — заметила Линн.

— Это так странно, — вздохнув, произнесла миссис Марчмонт. — Гордон всегда был таким умным человеком, а ведь нельзя сказать, что женщины не делали попыток. Взять хотя бы его предпоследнюю секретаршу. Она была просто ужасной, но, насколько я знаю, очень опытной. Тем не менее, он от нее избавился.