Постепенно разговор перешел на гостиничный персонал. Пуаро выяснил, что в начале июля приезжают горничные и другие официанты, но в ближайшие три недели постояльцев, можно сказать, не предвидится. Пока люди, пообедав, отправляются обратно, так что они с Жаком и единственным официантом вполне справляются.

— До Гюстава здесь был другой официант? — спросил Пуаро.

— Был один недотепа. Ничего толком не умел делать. Официант называется!

— Долго он у вас пробыл?

— Какое там! Недели не прошло, как его отсюда попросили.

— Он не протестовал? — поинтересовался Пуаро.

— Нет, собрал вещички, и был таков. А на что ему было рассчитывать? У нас уважаемое заведение, обслуга должна быть на уровне.

Пуаро кивнул.

— И куда он отправился? — спросил он.

Повариха пожала плечами.

— Этот Робер? Надо думать, обратно в свое жалкое кафе.

— Он спустился на фуникулере?

— Ну да. А как же еще?

— А кто-нибудь видел, как он уезжал?

И повариха, и ее муж воззрились на Пуаро с нескрываемым удивлением.

— Вы что же думаете, мы всяких неумех должны с духовым оркестром провожать? У нас своих дел хватает.

— Вы правы, — согласился Пуаро и медленно удалился, поглядывая на нависшее над ним здание. Большая гостиница, а жилое крыло всего одно. В других отсеках полно запертых комнат с закрытыми ставнями, куда вряд ли кто сунется…

Обогнув угол здания, Пуаро едва не столкнулся с одним из трех картежников. Блеклые глаза глянули на Пуаро равнодушно. Только рот, как у норовистой лошади, слегка скривился, обнажая желтые зубы.

Пуаро проследовал мимо и увидел вдалеке высокую изящную фигуру мадам Грандье.

Слегка ускорив шаг, он нагнал ее и произнес:

— Очень не ко времени эта поломка фуникулера. Надеюсь, мадам, это не доставило вам неудобств?

— Мне это абсолютно безразлично, — ответила женщина глубоким контральто, не глядя на Пуаро. Резко повернувшись, она направилась через маленькую боковую дверь в гостиницу.

5

В тот вечер Пуаро рано лег спать, но вскоре после полуночи его разбудили странные звуки.

Кто-то возился с дверным замком.

Пуаро сел на кровати и зажег свет. В ту же секунду замок поддался, и дверь распахнулась. На пороге стояли трое картежников, явно навеселе. Выражение затуманенных алкоголем глаз не сулило ничего хорошего. Блеснуло лезвие опасной бритвы.

Самый рослый двинулся вперед, изрыгая ругательства:

— Ищейка, значит! Ну, ну! Щас мы тебя распишем, места живого не останется. Не ты первый сегодня.

Все трое спокойно и деловито приблизились к кровати. Засверкали бритвы…

И тут из-за спины бандитов донесся приятный баритон с характерным заокеанским выговором:

— А ну, ребята, руки!

Обернувшись, они увидели на пороге Шварца в яркой полосатой пижаме, с пистолетом в руках.

— Сказано — руки, — повторил он. — Стрелять-то я умею.

Пуля просвистела над самым ухом здоровенного бандита и впилась в оконную раму.

Три пары рук мгновенно взметнулись вверх.

— Позвольте вас побеспокоить, мосье Пуарье? — обратился американец к Пуаро.

Вскочив с кровати, Пуаро подобрал бритвы и, обыскав бандитов, убедился, что другого оружия у них нет.

— Ну, пошли! — скомандовал Шварц. — В коридоре есть отличный чулан. Без окон, то, что надо.

Доведя пленников до чулана и заперев за ними дверь, Шварц повернулся к Пуаро и радостно зачастил:

— Ну, каково? Знаете, мосье Пуарье, у нас в Фаунтин Спрингз некоторые подсмеивались надо мной, когда я сказал, что беру с собой пистолет. «Куда, — говорили, — ты собрался? В джунгли?» И что же? Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Ну и гнусная же публика, доложу я вам!

— Дорогой мой мистер Шварц, вы появились как раз вовремя, — поблагодарил Пуаро. — Такая сцена сделала бы честь любому спектаклю. Я ваш вечный должник.

— А, ерунда. Ну, и что нам теперь делать? Надо бы передать этих ребят полиции, а полиции-то и нет. Может, с управляющим посоветуемся?

— С управляющим… — протянул Пуаро. — Думаю, лучше с официантом Гюставом — он же инспектор Друэ. Не удивляйтесь, Гюстав на самом деле полицейский.

— Так вот, значит, почему они… — ошеломленно произнес Шварц.

— Кто «они» и что они сделали?