– Я покажу вам это окно, – предложил мистер Саттерсуэйт.

Они обошли дом с западной стороны. Здесь находился небольшой регулярный сад[11], который всегда называли Садом для уединенных размышлений. В этом названии был свой смысл, так как сад со всех сторон был окружен высокими живыми изгородями, и даже вход в него представлял собой лабиринт, проходящий по зарослям остролиста. Вошедший в сад оказывался совсем один среди очаровательных цветочных клумб, выложенных тропинок и изысканно вырезанных низких каменных скамеек.

Дойдя до центра сада, мистер Саттерсуэйт повернулся лицом к дому. Тот простирался на юг и на север. В его узкой западной стене было только одно окно, на первом этаже – которое почти полностью заросло плющом – с грязными стеклами, через которые можно было увидеть, что изнутри оно заложено кирпичами.

– Вот мы и пришли, – сказал мистер Саттерсуэйт.

Слегка задрав голову, майор посмотрел на окно.

– Знаете, я вижу только какое-то бледное пятно на одном из стекол, и больше ничего.

– Мы стоим слишком близко, – объяснил мистер Саттерсуэйт. – В лесу есть поляна, с которой открывается прекрасный вид.

Он вышел из сада и, резко повернув налево, углубился в лес. Мистер Саттерсуэйт был так увлечен своей ролью экскурсовода, что не заметил, что его компаньон был задумчив и невнимателен.

– Когда это окно заложили, то пришлось сделать новое, – продолжил свои объяснения мистер Саттерсуэйт. – Оно расположено с южной стороны и смотрит на лужайку перед домом, на которой мы только что сидели. У меня такое чувство, что в этой комнате сейчас живут Скотты, поэтому-то я и не стал вдаваться в подробности. Миссис Скотт может расстроиться, если узнает, что спит, если можно так выразиться, на месте преступления.

– Понятно, – сказал Портер.

Мистер Саттерсуэйт внимательно посмотрел на него и понял, что мужчина не услышал ни слова из сказанного.

– Очень интересно, – произнес Портер, ударив своей тростью по высоким головкам бегонии и, нахмурившись, добавил: – Ей не надо было приезжать. Это совершенно ни к чему.

Люди очень часто говорили с мистером Саттерсуэйтом именно в такой манере. Он казался таким невыразительным, таким лишенным всякой индивидуальности – все просто ценили в нем внимательного слушателя.

– Нет, – повторил Портер, – ей совсем не надо было приезжать.

Инстинктивно мистер Саттерсуэйт понял, что речь идет совсем не о миссис Скотт.

– Вы так думаете? – переспросил он.

Портер покачал головой, как будто у него было дурное предчувствие.

– Я был в той поездке, – неожиданно заявил он. – Нас было трое. Скотт, я и Айрис. Она великолепная женщина и прекрасный стрелок. – Он немного помолчал и резко спросил еще раз: – Зачем они ее пригласили?

Мистер Саттерсуэйт пожал плечами.

– Они ведь ничего не знали, – предположил он.

– Из этого не выйдет ничего хорошего, – сказал мужчина. – Нам надо взять себя в руки и сделать все, что в наших силах.

– Но ведь миссис Ставертон…

– Я говорю о Скотте, – охотник замолчал. – Понимаете, не надо забывать и о миссис Скотт.

Мистер Саттерсуэйт и не забывал о ней, но решил никому не говорить об этом, поскольку было видно, что майор вспомнил о ней только что.

– А где Скотт встретился со своей женой? – спросил он.

– В Каире, прошлой зимой. Все случилось очень быстро – через три недели они уже были помолвлены, а через шесть сыграли свадьбу.

– Мне она показалась просто очаровательной.

– И не сомневайтесь в этом. Он ее просто обожает, но это ничего не изменит. – И опять майор проговорил себе под нос, используя местоимение, которое для него обозначало только одну женщину на свете. – Черт бы их всех побрал – ей совсем ни к чему было приезжать…

Как раз в этот момент они вышли на покрытое травой небольшое возвышение на некотором расстоянии от дома. Мистер Саттерсуэйт вновь почувствовал гордость экскурсовода и протянул руку.

– Взгляните, – предложил он.

Быстро темнело, но окно было все еще хорошо видно. К его переплету прислонилась голова кавалера, покрытая шляпой, украшенной плюмажем.

– Очень любопытно, – сказал Портер. – Это действительно очень интересно. А что случится, когда это стекло разобьется?

На губах мистера Саттерсуэйта появилась улыбка.

– Это, кстати, самая интересная часть рассказа. Насколько я знаю, это стекло заменяли уже одиннадцать раз, а может быть, и больше. Последний раз это случилось двенадцать лет назад, когда тогдашний владелец дома решил положить конец этому мифу. Но все повторяется – пятно опять появляется. Не сразу, а постепенно. Обычно на это уходит пара месяцев.

Впервые за весь разговор Портер, казалось, действительно заинтересовался. Он быстро передернул плечами.

– Чертовски странные вещи случаются иногда. И никак их не объяснишь… А зачем надо было закладывать окно изнутри?

– Кому-то пришла в голову идея, что эта комната несчастливая. Ившамы останавливались в ней как раз накануне развода. А потом сюда приехали Стэнли с женой, и она осталась в этой комнате, когда Стэнли сбежал со своей хористкой.

Портер приподнял брови.

– Понял. Комната опасна, но не для жизни, а для общественной морали.

А теперь в ней живут Скотты… подумал про себя мистер Саттерсуэйт. Интересно…

Мужчины молча повернули в сторону дома. Погруженные каждый в свои мысли и двигаясь по траве практически бесшумно, они стали невольными свидетелями чужой беседы.

Лишь только завернув за угол живой изгороди из остролиста, они услышали рассерженный и четкий голос Айрис Ставертон, который раздавался из глубин Сада для уединенных размышлений.

– Тебе должно быть стыдно… стыдно за все это!

Голос Скотта звучал негромко и неуверенно, поэтому было невозможно понять, что он говорит, а потом вновь раздался громкий женский голос, произнесший слова, которые они еще не раз вспомнят впоследствии.

– Ревность – это оружие Дьявола, она и есть Дьявол! Она может довести человека до хладнокровного убийства… Будь осторожен, Ричард, ради всего святого, будь осторожен!

Произнеся эти слова, Айрис вышла из сада впереди них и повернула за угол дома, так никого и не увидев. Двигалась она очень быстро, почти бежала, как женщина, преследуемая кошмаром.

Мистеру Саттерсуэйту опять пришли на ум слова леди Синтии: опасная женщина. Впервые в жизни он почувствовал приближение трагедии – быстрое и неизбежное, от которой невозможно было просто отмахнуться.

Однако вечером он испытал стыд за свои дневные страхи. Обстановка была совершенно обычной и довольно приятной. Миссис Ставертон, с ее безмятежным безразличием, не демонстрировала никаких признаков напряжения. Мойра Скотт, как и всегда, была совершенно очаровательна. Казалось, что женщины прекрасно чувствуют себя в обществе друг друга. Сам Ричард Скотт тоже был в приподнятом настроении.

Самым обеспокоенным человеком была миссис Анкертон, хозяйка вечера. Она очень долго жаловалась мистеру Саттерсуэйту:

– Хотите верьте, хотите нет, мне, в сущности, все равно, но у меня мурашки бегают по телу. Скажу вам честно: втайне от Неда я послала за стекольщиком.

– За стекольщиком?

– Чтобы вставить новое стекло в окно. Хотя Нед очень гордится этим пятном – говорит, что оно создает в доме атмосферу. А я вам прямо скажу: мне оно не нравится. И поэтому мы вставим новое, чистое стекло, без всяких дурацких историй, с ним связанных.

– Вы забываете, – заметил мистер Саттерсуэйт, – или, может быть, не знаете, но пятно всегда возвращается.

– Возможно, – согласилась миссис Анкертон, – хотя, на мой взгляд, это и противоречит законам природы.

Мистер Саттерсуэйт приподнял брови, однако ничего не сказал.

– Но даже если это и так, – произнесла миссис Анкертон вызывающим тоном, – мы с Недом не настолько бедны, что не можем позволить себе менять стекло каждый месяц или даже каждую неделю – если понадобится.

Мистер Саттерсуэйт не стал спорить. За свою жизнь он слишком часто видел всепобеждающую силу золота, поэтому совсем не был уверен, что призрак Кавалера сможет ему успешно противостоять. Гораздо больше его увлекло то нервное состояние, в котором находилась хозяйка дома; она тоже не смогла избежать напряжения, разлитого в атмосфере дома, хотя и связывала это с историей о призраке, а не со столкновением характеров присутствовавших в доме гостей.

В течение вечера судьба позволила мистеру Саттерсуэйту услышать обрывок еще одного разговора, проливавшего некоторый свет на ситуацию в доме. Он поднимался по широкой лестнице в спальню, а Джон Портер и миссис Ставертон сидели в алькове в большом зале. В ее мелодичном голосе слышались нотки раздражения.

– Я не имела ни малейшего понятия, что Скотты тоже будут здесь. Клянусь, если бы я это знала, то ни за что бы не приехала, но теперь, когда я здесь… Уверяю вас, Джон, что ни за что не убегу…

Мистер Саттерсуэйт прошел дальше и уже не мог слышать окончания разговора. Интересно, подумал он про себя, что из того, что она говорит, – правда? Она действительно не знала? И что же из всего этого получится?

Он покачал головой.

Наступило утро, и в ярком солнечном свете мистер Саттерсуэйт решил, что, возможно, излишне мелодраматизировал события прошлого вечера. Некоторое напряжение было неизбежно, принимая во внимание все происходящее вокруг, но не более того. Люди ко всему приноравливаются, и его боязнь того, что произойдет какая-то глобальная катастрофа, была связана только с натянутыми нервами и ни с чем больше. Или, может быть, у него опять расшалилась печень… Да, скорее всего. Ну ничего, через две недели он уже будет в Карлсбаде[12].