– Что вы имеете в виду? – резко спросила Наоми.

Кин повернулся к ней.

– Мне кажется, что у человека всегда есть какой-то выбор. То ли идти направо, то ли налево. Вперед или назад. А здесь – здесь позади вас дорога, а впереди – ничто.

Наоми внимательно посмотрела на него. Внезапно она задрожала и направилась назад, к остальным членам группы. Мужчины двинулись за нею. Мистер Кин продолжал говорить, но сейчас его тон был обычный, разговорный.

– Эта маленькая машинка ваша, мисс Карлтон-Смит?

– Да, моя.

– Вы сами ездите за рулем? Мне кажется, что у человека должны быть крепкие нервы, чтобы сюда добраться. Эти повороты очень опасны. Малейшая потеря концентрации, отказавшие тормоза – и через край дороги… и вниз, вниз, вниз… Такое может случиться очень легко.

Теперь они присоединились к остальным. Мистер Саттерсуэйт представил своего друга. Вдруг он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Это была Наоми, которая отвела его в сторону.

– Кто он? – спросила она с яростью.

Мистер Саттерсуэйт посмотрел на нее в изумлении.

– Я не очень хорошо его знаю. То есть я хочу сказать, что знаю его уже несколько лет – мы с ним встречаемся время от времени, но я не могу сказать, что хорошо знаю…

Он замолчал. Он говорил совершенно общие вещи, но девушка, стоявшая рядом с ним, его не слушала. Она стояла, наклонив голову и прижав руки к бедрам.

– Он знает, – сказала она. – Он знает некоторые вещи… Откуда он их знает?

На это мистер Саттерсуэйт ничего не мог ответить. Он просто тупо смотрел на Наоми, не понимая, что с ней происходит.

– Мне страшно, – пробормотала она.

– Вы боитесь мистера Кина?

– Я боюсь его глаз. Он видит, что у вас в душе…

На щеку мистера Саттерсуэйта упало что-то мокрое и холодное. Он поднял лицо и воскликнул с удивлением:

– Да ведь идет снег!

– Хороший же день мы выбрали для пикника… – Наоми с трудом взяла себя в руки.

Что же делать? Все стали что-то предлагать. Снег становился все гуще и валил не переставая. Тут мистер Кин сделал предложение, которое всем понравилось. В конце ряда домов находилось каменное здание небольшой закусочной.

– У вас есть с собой припасы, – сказал мистер Кин, – а они, наверное, смогут приготовить кофе.

Помещение было совсем крохотное и довольно темное, которое освещалось всего одним небольшим окошком, но из его дальнего конца шла волна тепла. Старая корсиканка только что подбросила в огонь новую порцию веток. Они ярко вспыхнули, и вновь прибывшие поняли, что они не одни.

На одном конце пустого деревянного стола сидели трое. Мистеру Саттерсуэйту уже давно казалось, что во всем происходящем есть что-то загадочное, но эти люди, на его взгляд, были абсолютно нереальными.

Женщина, сидевшая за столом, походила на герцогиню, то есть на герцогиню, какой ее представляют себе обыватели. Она была идеальным сценическим воплощением гранд-дамы. Женщина держала свою аристократическую голову высоко поднятой, а ее идеально причесанные волосы были абсолютно белыми. На ней была одежда серого цвета – мягкая ткань аристократически окутывала ее фигуру. Одна длинная белая рука поддерживала ее подбородок, а в другой она держала булочку, намазанную паштетом из фуа-гра[68]. По правую руку от нее сидел мужчина с очень белым лицом, очень черными волосами и в черепаховых очках. Он был очень красиво и изящно одет. Его голова была откинута назад, а левая рука вытянута в повелительном жесте, как будто он собирался дать какое-то указание.

По левую руку от седой женщины сидел весельчак, небольшого роста и совершенно лысый. Бросив на него один взгляд, больше к нему уже не возвращались.

Возникло некоторое замешательство, а затем герцогиня (настоящая герцогиня) взяла все в свои руки.

– Ужасный шторм, не правда ли, – сказала она приятным голосом и улыбнулась той улыбкой, которая так хорошо служила ей при раздаче бесплатной пищи и на заседаниях различных благотворительных комитетов. – Вы, наверное, так же попали в него, как и мы? Но, все равно, Корсика совершенно роскошное место. Я приехала только вчера утром.

Мужчина с черными волосами встал, и герцогиня с улыбкой благодарности опустилась на его место.

– А мы здесь уже неделю, – заговорила седая женщина.

Мистер Саттерсуэйт был потрясен. Разве мог человек, единожды услышав этот голос, забыть его? Он эхом отразился от каменных стен, полный изящной меланхолии. Мистер Саттерсуэйт был уверен, что она сказала что-то прекрасное, запоминающееся и полное смысла – ведь ее слова шли от самого сердца.

Он шепотом заговорил с мистером Томлисоном.

– Этот человек в очках, мистер Вайз, – он, знаете ли, великий создатель.

– И что же он создает? – спросил мистер Томлисон, судья из Индии на пенсии, смотрел на мистера Вайза с явным неодобрением. – Детей?

– Боже, ну конечно, нет, – ответил мистер Саттерсуэйт, шокированный упоминанием столь низменных вещей в связи с именем мистера Вайза. – Он создает шедевры.

– Думаю, – сказала Наоми, – я, пожалуй, выйду. Здесь что-то слишком жарко.

От звука ее голоса, сильного и хриплого, мистер Саттерсуэйт подпрыгнул. Она, как ему показалось, как слепая, двинулась к выходу, отодвинув мистера Томлисона в сторону. Но около самой двери она столкнулась с мистером Кином, который преградил ей путь.

– Вернитесь и сядьте, – сказал он.

Это прозвучало как приказ, но, к удивлению мистера Саттерсуэйта, девушка, поколебавшись минуту, повиновалась. Она села за противоположный конец стола, как можно дальше от остальных присутствовавших.

Мистер Саттерсуэйт двинулся вперед и буквально схватил режиссера за пуговицу.

– Вы, скорее всего, меня не помните, – сказал он. – Меня зовут Саттерсуэйт.

– Ну конечно! – Длинная худая рука распрямилась и больно вцепилась в руку мистера Саттерсуэйта. – Дорогой мой! Вот уж не ожидал встретить вас здесь. Вы же знакомы с мисс Нанн?

Мистер Саттерсуэйт был вне себя от счастья. Не удивительно, что этот голос показался ему знакомым. Десятки тысяч по всей Англии были влюблены в этот полный эмоций голос. Розина Нанн! Лучшая характерная актриса Англии. Мистер Саттерсуэйт тоже попал под очарование ее личности. Ни одна другая актриса в мире не умела так интерпретировать роль, добираясь до самой сути образа. Он всегда считал ее интеллектуальной актрисой, которая много времени посвящает изучению всей подноготной роли.

То, что он ее не сразу узнал, было вполне объяснимо. Розина Нанн была очень непостоянна в своих вкусах. Двадцать пять лет своей жизни она была блондинкой. Из турне по Штатам вернулась жгучей брюнеткой и стала серьезно увлекаться драматическими ролями. А роль «Французской Маркизы» была, по-видимому, ее последним увлечением.

– Кстати, это мистер Джадд, муж мисс Нанн, – небрежно представил лысого джентльмена мистер Вайз.

Мистер Саттерсуэйт знал, что у Розины Нанн было несколько мужей – мистер Джадд, по-видимому, был последним из них. Он был занят тем, что развертывал сверток, который достал из плетеной корзины, стоявшей рядом с ним.

– Хочешь еще паштета, дорогая? – обратился он к жене. – Мне показалось, что последний бутерброд был слишком тонким.

– Генри всегда предлагает волшебную еду, – протянула ему свою булочку актриса. – Продовольственное снабжение у нас лежит только на нем.

– Кормилец животных, – расхохотался мистер Джадд и похлопал жену по плечу.

– Обращается с ней, как будто она домашнее животное, – меланхоличным голосом прошептал мистер Вайз на ухо мистеру Саттерсуэйту. – Кормит ее прямо с рук. Этих женщин не разберешь.

С помощью мистера Кина, мистер Саттерсуэйт распаковал ланч. Яйца вкрутую, холодная ветчина и сыр грюер были пущены по кругу. Герцогиня и мисс Нанн были, казалось, погружены в серьезную беседу.

– Хлеб должен быть совсем чуточку поджарен, – раздавалось глубокое контральто актрисы. – Понимаете? А после этого тончайший слой мармелада. Скатать в трубочку – и на одну минуту в печь. Но только не передержите. Просто восхитительно.

– Эта женщина живет для того, чтобы есть, – пробормотал мистер Вайз. – В этом заключается весь смысл ее жизни – она не может думать ни о чем другом. Я вспоминаю «Поездку к морю» и ту фразу, помните: «И там наконец у меня будет возможность отдохнуть в тиши». Я все никак не мог добиться нужного мне эффекта, и мне в конце концов пришлось приказать ей подумать о мятных помадках – это ее любимые конфеты. И я сразу же получил то, что нужно, – этот мечтательный взгляд, который проникает вам в самую душу.

Мистер Саттерсуэйт молчал, вспоминая.

Мистер Томлисон, сидевший напротив, откашлялся и приготовился присоединиться к беседе.

– Так если я правильно понимаю, вы ставите спектакли, да? Мне, например, очень нравится одна пьеса – «Джим – каллиграф». Отличная штука, скажу я вам.

– Боже мой, – простонал мистер Вайз, и всю его длинную фигуру сотрясла дрожь.

– И не забудьте сказать повару, чтобы он добавил маленький зубчик чеснока, – рассказывала мисс Нанн герцогине. – Совершенно восхитительно.

Актриса умиротворенно вздохнула и повернулась к мужу.

– Генри, – голос ее звучал печально, – я так и не увидела икру.

– Это потому, что ты почти сидишь на ней, – весело откликнулся мистер Джадд. – Ты поставила ее на стул у себя за спиной.

Мисс Нанн быстро достала ее и улыбнулась всем сидящим за столом.

– Генри – просто прелесть. Я такая несобранная – никогда не помню, куда кладу вещи.

– Ну да, вспомни, как ты однажды упаковала свои жемчуга в сумочку для туалетных принадлежностей, – игриво произнес Генри, – а потом благополучно забыла ее в гостинце. Клянусь, что в тот день телеграфу от меня здорово досталось.