— Именно это и заставило вас действовать?

— Нет, — ответила Таппенс, — я этого тогда не знала.

— Если у вас есть время, — попросила Эмма Боскоуэн, — может, вы мне быстренько, как можно быстрее, потому что нас могут прервать, расскажете, что же именно произошло в этой лечебнице или приюте для престарелых женщин, или как там называется это заведение, из-за чего вы принялись действовать?

— Да, я могу рассказать вам очень быстро. — И Таппенс все рассказала.

— Понятно, — сказала Эмма Боскоуэн. — И вы не знаете, где эта старушка, эта миссис Ланкастер, находится сейчас?

— Нет, не знаю.

— Вы думаете, она умерла?

— Я думаю… возможно, да.

— Потому что она что-то знала?

— Да. Она о чем-то знала. О каком-то убийстве. Возможно, о каком-то ребенке, которого убили.

— Тут, по-моему, вы ошибаетесь, — возразила миссис Боскоуэн. — По-моему, ребенка приплели к этому делу, а возможно, она все перепутала. Я имею в виду вашу старушку. Она перепутала ребенка с чем-то еще, с каким-то другим убийством.

— Я полагаю, это возможно. Старые люди действительно все путают. Но ведь был же в этих краях убийца детей, разгуливавший на свободе, разве нет? Во всяком случае, так мне сказала женщина, у которой я останавливалась.

— В этой части страны было несколько убийств детей, да. Но это было довольно давно, вы знаете. Я даже не уверена, когда именно. Викария тогда здесь не было, он наверняка ничего не знает. Зато мисс Блай была. Да-да, она была здесь. Она, наверное, в то время была сравнительно молодой.

— Да уж наверное, — согласилась Таппенс. — Она всегда была влюблена в сэра Филиппа Старка?

— Вы это заметили, правда? Да, я думаю. Абсолютная преданность, переходящая в поклонение. Мы заметили это, еще когда впервые приехали сюда, Уильям и я.

— Что заставило вас приехать сюда? Вы жили в Доме на канале?

— Нет. Там мы никогда не жили. Он любил его писать. Он написал его несколько раз. Что произошло с вашей картиной, которую показывал мне ваш муж?

— Он отвез ее к нам домой, — ответила Таппенс. — Он передал мне, что вы сказали о лодке — что ваш муж ее не рисовал, о лодке под названием «Водяная лилия»…

— Да, муж ее не писал. Когда я в последний раз видела картину, никакой лодки на ней. не было. Ее кто-то дорисовал.

— И назвал ее «Водяная лилия»… А человек, которого не существовало, майор Уотерс… написал о детской могилке… о девочке по имени Лилиан… но в той могилке не оказалось никакого ребенка, только детский гробик, набитый награбленным добром. Дорисованная лодка, вероятно, была каким-то посланием-сообщением, где спрятана добыча… Все это, похоже, увязывается с преступностью…

— Похоже, да. Но нельзя быть уверенным, что…

Эмма Боскоуэн резко замолчала. Потом быстро сказала:

— Она идет за нами. Зайдите в ванную…

— Кто?

— Нелли Блай. Заскакивайте в ванную — заприте дверь.

— Она всего лишь сплетница, — сказала Таппенс, скрываясь в ванной.

— Да нет, чуточку побольше, — ответила миссис Боскоуэн.

Спорая, готовая помочь, мисс Блай открыла дверь и вошла.

— Ах, я надеюсь, вы нашли все, что нужно, — сказала она. — Надеюсь, были свежие полотенца и мыло? За домом викария присматривает миссис Копли, но, право, мне приходится следить за тем, чтобы она делала все как следует.

Миссис Боскоуэн и мисс Блай вместе пошли вниз. Таппенс догнала их у двери в гостиную. Сэр Филипп Старк встал, когда она вошла, повернул немного ее стул и сел рядом с ней.

— Вам так нравится, миссис Бересфорд?

— Да, спасибо, — ответила Таппенс. — Мне очень удобно.

— Я с сожалением узнал… — Его голос обладал загадочным очарованием и какой-то странной глубиной, хоть в нем и слышались элементы призрачности и он почти не резонировал… — о том, что с вами произошел несчастный случай. В наши дни так грустно — столько несчастных случаев.

Его глаза пытливо всматривались в ее лицо, и Таппенс подумала: «Он изучает меня, как я изучала его». Она бросила резкий полувзгляд на Томми, но Томми беседовал с Эммой Боскоуэн.

— А с чего это вдруг вы решили приехать в Саттон Чанселлор, миссис Бересфорд?

— О, мы просто подыскиваем себе домик в сельской местности, — ответила Таппенс. — Муж поехал в командировку на какой-то конгресс, ну а я решила поездить по той местности, где нам, вероятно, хотелось бы поселиться, — просто посмотреть, что и как, вы знаете, прицениться, так сказать.

— Я слышал, вы ездили и осматривали Дом у моста на канале?

— Да, ездила. По-моему, я как-то видела его из окна вагона поезда. Дом очень привлекательный — снаружи.

— Да, пожалуй, хотя даже фасад надо отделывать, крышу и все такое. Не столь привлекательный с другой стороны, а?

— Да, мне кажется, дом разделили на две половины как-то странно.

— Ну, знаете, — возразил Филипп Старк, — у людей ведь разные представления, разве не так?

— А вы сами в нем никогда не жили? — спросила Таппенс.

— Нет-нет, что вы. Мой дом сгорел много лет назад, но часть его все же осталась. Я полагаю, вы его видели, либо же вам на него указывали. Он над этим домом приходского священника, чуть выше на холме. По крайней мере, в этой части света его называют холмом.

А посмотреть — ну какой это холм? Отец построил дом примерно в 1890-м. Гордый такой особняк. Готические накладки, подражание Балморалу[16]. Сегодняшние архитекторы снова восхищаются подобными вещами, хотя лет сорок назад их коробил уже сам вид такой архитектуры. В доме было все, чему полагалось быть в доме так называемого джентльмена. — В его голосе звучала легкая ирония. — Бильярдная, утренняя комната, дамская гостиная, огромная столовая, зал для бальных танцев, около четырнадцати спален, и когда-то за домом присматривали четырнадцать слуг — во всяком случае, мне так кажется.

— Вы говорите так, будто дом вам самому никогда не нравился.

— Никогда. Отец во мне разочаровался. Он добился больших успехов как промышленник и надеялся, что я последую по его стопам. А я этого не сделал. Относился он ко мне хорошо. Он давал мне много денег — пособие, как это тогда называли, и позволил мне идти своей дорогой.

— Я слышала, вы были ботаником.

— Ну для меня это была одна из форм отдохновения. Я, бывало, ездил искать дикие цветы, особенно на Балканах. Вы когда-нибудь искали дикие цветы на Балканах? Вот где для них раздолье!

— Охотно верю. Затем вы возвращались и жили здесь?

— Здесь, я уже давно не живу. Фактически я не живу здесь с тех пор, как умерла моя жена.

— О-о, — в легком замешательстве протянула Таппенс. — Ах, мне… мне очень жаль.

— Это случилось уже довольно давно. Она умерла до войны. В 1938-м. Она была очень красивая женщина, — сказал он.

— У вас, в здешнем вашем доме, еще остались ее фотографии?

— О нет, дом пуст. Всю мебель, картины и прочие вещи отправили на хранение. Здесь лишь спальни, кабинет и гостиная — для моего агента или для меня, если мне приходится приезжать, чтобы заняться делами поместья.

— Его никогда не продавали?

— Нет. Поговаривают о том, чтобы начать там обрабатывать землю. Не знаю. И не то чтобы у меня было к этому какое-то чувство. Отец полагал, что закладывает нечто вроде феодального владения. Я должен был стать его преемником, мои дети — моими преемниками и так далее, и так далее, и так далее. — Он помолчал немного и сказал:

— Но детей у нас с Джулией не было.

— О-о, — тихо протянула Таппенс. — Понятно.

— Так что переезжать сюда не к чему. По сути я почти и не приезжаю. Все, что нужно здесь сделать, для меня делает Нелли Блай. — Он улыбнулся той, через комнату. — Она была отменным секретарем. Она и сейчас ведет здесь мои дела.

— Вы почти не приезжаете сюда и, однако, не хотите продать дом? — сказала Таппенс.

— Для этого есть весьма веская причина, — ответил Филипп Старк. Легкая улыбка осветила суровые черты. — Возможно, в конечном счете, я-таки унаследую деловое чутье отца. Земля, вы знаете, постоянно дорожает. Это гораздо лучший вклад, чем были бы деньги, если бы я ее продал. Дорожает с каждым днем. Как знать, может, когда-нибудь на той земле у нас появится еще один новый городок-спальня.

— Тогда вы станете богатым?

— Тогда я стану даже богаче, чем сейчас, — сказал сэр Филипп. — А я достаточно богат.

— Чем вы занимаетесь большую часть времени?

— Путешествую. Есть у меня интересы и в Лондоне. У меня там картинная галерея. Я вроде как делец по искусству. Все это довольно интересно. Оно занимает время человека до того самого момента, когда на плечо ему ложится рука, которая говорит: «Умри».

— Перестаньте, — сказала Таппенс. — Это звучит как-то… меня мороз по коже подирает.

— А не должен бы. Я думаю, миссис Бересфорд, вы проживете долгую жизнь, и очень счастливую.

— Ну в данный момент я счастлива, — сказала Таппенс. — Я полагаю, ко мне еще придут все эти боли, недомогания и тревоги, какие бывают у старых. Глухота, слепота, артрит и кое-что еще.

— Тогда, вероятно, вы будете принимать их как должное. Да позволено мне будет сказать, не сочтите это за грубость, вы и ваш муж, похоже, очень счастливы.

— О да, — согласилась Таппенс. — Право, я считаю, — продолжала она, — в жизни нет ничего лучше счастливого брака, правда же?

Мгновение спустя она пожалела, что произнесла эти слова. Бросив взгляд на человека, который сидел напротив нее и который, она чувствовала, горевал много лет и, вероятно, до сих пор оплакивал утрату горячо любимой жены, она разозлилась на себя еще больше.