Агата Кристи - Щёлкни пальцем только раз

— Но вы думаете о чем-то… нет, о ком-то?

— Да, — призналась миссис Боскоуэн. — Тут вы, наверное, правы. Я думала… о ком-то.

— Вы не могли бы рассказать мне о человеке, о котором вы думали?

— Право, тут и рассказывать-то нечего, — ответила миссис Боскоуэн. — Иногда, знаете, вдруг захочется знать, где какой-то человек. Что с ним… как он… Возникает какое-тo чувство… — Она махнула рукой. — Хотите копченой селедки? — спросила она вдруг.

— Копченой селедки? — Томми был ошарашен.

— Ну у меня тут есть две или три копченых селедки. Я думала, может, вам следует перекусить, прежде чем сядете в поезд. Вокзал Ватерлоо, — сказала она. — Я имею в виду, на Саттон Чанселлор. Раньше нужно было бы пересаживаться в Маркет Бейсинге. Я полагаю, и сейчас так.

Томми давали понять, что пора уходить.

I

Таппенс заморгала. Все было как в тумане. Она попыталась оторвать голову от подушки, но тут же поморщилась от резкой боли, и голова вернулась в прежнее положение. Таппенс закрыла глаза. Вскоре она открыла их, снова и снова заморгала.

Будто совершив подвиг, она узнала свое окружение. «Я в больничной палате», — подумала Таппенс. Довольная пока таким прогрессом, она больше не пыталась делать никаких выводов. Она в больничной палате, и у нее болит спина. Почему она болит, почему сама она в больничной палате — в этом она была не уверена. «Несчастный случай?» — пронеслось у нее в мозгу.

У коек сновали нянечки. Это казалось вполне естественным. Она закрыла глаза и осторожненько попыталась подумать. На мысленном экране возникло слабое изображение старческой фигуры в клерикальном облачении. «Отец?! — с сомнением сказала Таппенс. — Это отец?!». Вспомнить она оказалась не в состоянии. Просто она так полагала.

«Но почему я лежу больная в больнице? — подумала Таппенс. — Я имею в виду, я ведь сестра в больнице, значит мне полагается быть в униформе. В униформе ДМО»[14].

— О боже, — сказала Таппенс.

Вскоре перед ее койкой материализовалась нянечка.

— Чувствуем себя лучше, дорогая? — с напускной бодростью сказала она. — Это же здорово, правда?

Здорово ли это, Таппенс вовсе не была уверена. Нянечка сказала что-то о чашке чая.

— Я вроде как пациентка, — с некоторым неодобрением сказала Таппенс самой себе. Она полежала спокойно, восстанавливая в памяти разрозненные мысли и слова. — Солдаты, — сказала Таппенс. — Члены ДМО. То есть, разумеется, я же член ДМО.

Нянечка принесла ей немного чая в какой-то поилке и поддерживала Таппенс, пока та пила. Боль снова стрельнула по всей ее голове.

— Я член ДМО, вот кто я такая, — сказала Таппенс вслух.

Няня посмотрела на нее, как будто ничего не поняла.

— У меня болит голова, — добавила Таппенс.

— Скоро ей будет легче, — сказала няня. Она убрала поилку, сообщив сестре на ходу:

— Четырнадцатая проснулась. Впрочем, она довольно слабая.

— Она что-нибудь сказала?

— Сказала, что она весьма важная персона, — ответила няня.

Палатная медсестра легонько фыркнула, показывая тем самым, как она относится к обыкновенным пациентам, которые корчат из себя бог знает кого.

— Ну это мы еще посмотрим, — сказала сестра. — Поживей, няня, не весь же день держать в руках эту поилку!

Таппенс в полудремотном состоянии лежала на подушках. Она еще не преодолела ту стадию, когда мысли проносились у нее в голове в довольно неорганизованной манере.

Она почувствовала, что тут непременно должен оказаться кто-то, кого она хорошо знает. Странная какая-то больница. Не такую больницу она помнила. Не в такой она работала нянечкой. «Там были все солдаты, вон в чем дело, — сказала Таппенс самой себе. — Хирургическая палата, я присматривала за рядами А и Б». Она подняла веки и еще раз огляделась. Этой больницы она определенно никогда раньше не видела. И сама она не имеет никакого отношения к выхаживанию хирургических больных, неважно военных или нет.

— Интересно, где же это, — сказала Таппенс. — В каком месте? — Она попыталась вспомнить название какого-нибудь города. Единственное, что пришло ей в голову, были Лондон и Саутгемптон.

У койки появилась палатная медсестра.

— Чувствуем себя немного лучше, я надеюсь, — сказала она.

— Я в полном порядке, — заявила Таппенс. — А что со мной такое?

— Вы ушибли голову. Я полагаю, вам довольно больно, нет?

— Больно, — ответила Таппенс. — Где я?

— В Королевской больнице Маркет Бейсинга. Таппенс переварила эту информацию, но та ничего ей не подсказала.

— Старый священник, — сказала она.

— Простите?..

— Да так, ничего. Я…

— Мы еще не занесли вашу фамилию в карту диетического питания, — сказала палатная сестра.

Она держала наготове ручку «Бик» и вопрошающе смотрела на Таппенс.

— Мою фамилию?

— Да, — сказала сестра. — Для записи, — добавила она, как бы помогая.

Таппенс молчала, раздумывая. Имя. Как же ее имя? «Как глупо, — сказала Таппенс самой себе. — Выходит, я позабыла его. И однако должно же у меня быть имя». Она вдруг испытала едва заметное чувство облегчения. Лицо пожилого священнослужителя пронеслось у нее в мозгу, когда она решительно сказала:

— Ну конечно. Пруденс.

— П-р-у-д-е-н-с?

— Совершенно верно, — сказала Таппенс.

— Это ваше христианское имя. А фамилия?

— Каули. К-а-у-л-и.

— Я рада, что это выяснилось, — сказала сестра и отошла с видом человека, исполнившего свой долг.

Таппенс почувствовала легкую радость. Пруденс Каули. Пруденс Каули в ДМО, а ее отец — священник в… каком-то приходе, было время военное… «Странно, — сказала Таппенс самой себе, — как-то не так все вспоминается. Мне кажется, все это произошло очень давно». Она пробормотала себе под нос: «Это было ваше бедное дитя?». Интересно, она это только что сказала или кто-то другой?

Сестра вернулась.

— Ваш адрес, — сказала она, — мисс… мисс Каули — или миссис Каули? Вы спросили о каком-то дитяти?

— Это было ваше бедное дитя? Кто-нибудь сказал это мне или это я им говорю?

— Пожалуй, на вашем месте я бы сейчас немного поспала, дорогая, — сказала сестра.

Она отошла и отнесла полученную информацию в соответствующее место.

— Она, похоже, пришла в себя, доктор, — заметила сестра. — И она говорит, что ее зовут Пруденс Каули. Но адреса, похоже, не помнит. Она сказала что-то о ребенке.

— Ну что ж, — в привычной для него небрежной манере произнес доктор, — дадим ей еще сутки. Она довольно неплохо приходит в себя после сотрясения мозга.

II

Томми порылся в поисках ключа. Но не успел он им воспользоваться, как дверь распахнулась — в проеме стоял Альберт.

— Ну, — сказал Томми, — она вернулась? Альберт медленно покачал головой.

— И никаких вестей от нее — ни телефонного звонка, ни писем, ни телеграммы?

— Ничего, говорю же вам, сэр. Вообще ничего. И от других тоже ничего. Она затаилась, но она им попалась — вот что я думаю. Она им попалась.

— Да что вы этим хотите сказать — она им попалась? — взорвался Томми. — Поначитаетесь черт знает чего! Кому она попалась?

— Ну вы знаете, о чем я. Банда.

— Какая еще банда?

— Возможно, одна из тех банд, у которых кнопочные ножи. Или международная банда.

— Перестаньте молоть чепуху, — сказал Томми. — Вы знаете, что я думаю?

Альберт вопрошающе на него посмотрел.

— Пожалуй, она проявила страшную невнимательность к нам, не послав нам никакой весточки, — сказал Томми.

— О-о, — протянул Альберт. — Ну я понимаю, что вы имеете в виду. Я полагаю, можно выразиться и так. Если вам от этого станет легче, — весьма некстати добавил он. Он взял у Томми из-под мышки пакет. — Я вижу, вы привезли картину назад.

— Да, черт бы ее побрал, — отозвался Томми. — Пользы от нее как от козла молока.

— И что же, вы совсем нечего с ее помощью не узнали?

— Не совсем так. Кое-что я узнал, а вот пригодится ли то, что я узнал, я не знаю. — Потом он добавил:

— Я полагаю, ни доктор Марри, ни мисс Паккард из «Солнечного кряжа» не звонили? Ничего такого?

— Звонил только зеленщик, который сообщил, что у него есть очень хорошие баклажаны. Он знает, что госпожа любит баклажаны. Он всегда ставит ее в известность. Но я сказал, что в данный момент ее нет. — И добавил:

— На обед вам цыпленок.

— Просто удивительно, что ничего, кроме цыплят, вы придумать не в состоянии.

— На этот раз — тощий.

— Ничего, сойдет, — сказал Томми. Зазвонил телефон.

Томми мгновенно соскочил со стула и тут же взял трубку.

— Алло?.. Алло?

Раздался слабый, далекий голос:

— Мистер Томас Бересфорд? Будете говорить по лич ному делу с Инвергэшли?

— Да.

— Не кладите трубку, пожалуйста.

Томми подождал. Возбуждение уже проходило. Ждать пришлось долго. Затем раздался знакомый ему голос, звонкий, деловой. Голос его дочери.

— Алло, это ты, папа?

— Дебора!

— Да. Почему ты как будто задыхаешься? Ты что, бежал?