— Бедняга, видимо, ужасно расстроен, — отозвался викарий. — И вообще вся эта история очень грустная, как мне представляется. Но я не должен вас задерживать.

По дороге к миссис Копли Таппенс подумала, что, какова бы ни была репутация миссис Копли, вряд ли та могла обставить по болтовне мисс Блай. С губ последней срывался непрерывный поток суждений, быстрых и не терпящих возражений.

Коттедж миссис Копли оказался приятным и просторным, стоявшим несколько на отшибе от улицы, с аккуратным цветочным садом, побеленными ступеньками крыльца и хорошо начищенной медной ручкой. Сама миссис Копли показалась Таппенс будто только что сошедшей со страниц романов Диккенса. Очень маленькая и очень круглая, она не шла, а скорее катилась вам навстречу, как резиновый мячик. У нее были светлые блестящие глаза светлые волосы, взбитые локонами кудряшек на голове, и исключительно живой вид. Вначале она выразила некоторое сомнение:

— Ну обычно, не беру, вы знаете. Нет. Мы с мужем говорим: «Летние гости — это другое дело». В наши дни этим все занимаются, кто может. И правильно делают. Только не в это время года, нет. Не раньше июля. Однако, если это всего лишь на два-три дня и если леди не станет возражать против некоторых неудобств, тогда, пожалуй…

Таппенс заявила, что не возражает против неудобств, и миссис Копли, внимательно ее осмотрев, ни на секунду при этом не замолкая, сказала, что, вероятно, леди хотела бы прежде всего взглянуть на комнату, а уж потом можно обо всем договориться.

Тут мисс Блай удалилась с некоторым сожалением — сожалением, поскольку не успела вытянуть из Таппенс все интересующие ее сведения: откуда она, сколько ей лет, чем занимается ее муж, есть ли у нее дети и т. д. и т. п. Оказалось, у нее должно состояться собрание, на котором она собиралась председательствовать, и сама мысль о том, что кто-то другой может захватить этот заветный пост, приводила ее в ужас.

— С миссис Копли вы будете в полном порядке, — заверила она Таппенс. — А как насчет вашей машины?

— Ну я схожу ее пригоню, — ответила Таппенс. — Миссис Копли скажет мне, где ее лучше поставить. Ее ведь можно поставить прямо здесь, улица ведь не такая уж и узкая, правда?

— О, мой муж сделает что-нибудь получше, — сказала миссис Копли. — Поставит ее на поле, тут за боковой дорогой, и она там будет в полной безопасности. А можно загнать ее в сарай.

Все мирно устроилось, и мисс Блай поспешила на свое мероприятие. Затем встал вопрос о вечерней трапезе. Таппенс спросила, нет ли в деревне харчевни.

— Ничего такого, куда могла бы пойти леди, у нас нет, — ответила миссис Копли. — Но если вас устроит пара яиц с кусочком ветчины и хлеб с домашним джемом…

Таппенс сказала, что это было бы просто замечательно. Ее комната оказалась маленькой, но приятной, с удобной с виду кроватью. Стены были оклеены обоями с бутонами роз, все было безупречно чисто.

— Да, мисс, обои приятные, — сказала миссис Копли, готовая, казалось, даровать Таппенс статус незамужней. — Их мы сами выбирали, чтобы любая парочка молодоженов могла приехать сюда на медовый месяц. Романтика, если вы понимаете, о чем я говорю.

Таппенс согласилась, что романтика — вещь весьма желанная.

— Ведь у них, у нынешних-то молодоженов, денег почти нет. Не то что прежде. Большей частью они уже откладывают на дом или вносят за него плату. А то покупают в рассрочку мебель, и от роскошного медового месяца приходится отказаться. Они теперь очень осторожны, вы знаете, большинство молодых. Не швыряются деньгами как попало…

Она с шумом стала спускаться по лестнице, бойко болтая на ходу. После довольно утомительного дня Таппенс прилегла подремать с полчасика. Она, однако, возлагала на миссис Копли большие надежды и чувствовала, что, отдохнув, сумеет так повести разговор, что добьется самых плодотворных результатов. Она услышит, она просто была в этом уверена, все о доме у моста, кто там живет, кто пользуется дурной, а кто хорошей репутацией в округе, какие скандалы имели место и т. д. и т. п. В этом она еще больше убедилась, когда ее представили мистеру Копли, человеку, который почти не открывал рта. Весь его разговор сводился к тому, что он лишь дружелюбно ворчал, выражая обычно согласие и лишь иногда, в более приглушенных тонах, несогласие.

Насколько могла судить Таппенс, он был рад дать жене возможность поговорить. Сам он большую часть вечера потратил на составление планов на следующий день, который оказался базарным.

Для Таппенс ничего не могло быть лучше. Ситуацию кратко можно было выразить так: «Вам нужна информация — она у нас есть». Миссис Копли была ничуть не хуже радиоприемника или телевизора. Стоило только повернуть ручку, как тут же изливались слова, сопровождаемые жестами и разнообразнейшими выражениями лица. Не только ее фигура напоминала детский резиновый мяч, лицо ее тоже оказалось на удивление податливо и пластично. На глазах у Таппенс оживали в карикатурном виде люди, о которых рассказывала миссис Копли.

Таппенс съела яичницу с беконом, два куска хлеба с маслом и похвалила желе из ежевики домашнего изготовления — ее любимое, совершенно правдиво заявила она; она также сделала все, что в ее силах, чтобы запомнить поток информации, с тем, чтобы можно было впоследствии занести все в записную книжку. Перед ней, казалось, развернулась во всей своей целостности панорама прошлого этого сельского района.

Никакой хронологической последовательности не соблюдалось, что порой затрудняло восприятие. С пятнадцатилетней давности миссис Копли перепрыгивала к событиям двухлетней давности, затем переходила к прошлому месяцу, а потом лихо уносилась аж в двадцатые годы. Все это, разумеется, требовало сортировки, и Таппенс гадала, а добьется ли она в конечном счете хоть чего-нибудь.

Первая кнопка, которую она нажала, не дала абсолютно никаких результатов. Это когда она упомянула о миссис Ланкастер.

— По-моему, она откуда-то отсюда, — сказала Таппенс, стараясь, говорить как можно неопределенней. — У нее была картина — очень красивая картина, написанная художником, который, как я полагаю, был здесь хорошо известен.

— Кто-кто, вы сказали?

— Некая миссис Ланкастер.

— Да нет, никаких Ланкастеров в здешних краях я что-то не помню. Ланкастер… Ланкастер… Один джентльмен попал в автомобильную катастрофу. Нет, это я думаю о машине — она у него была марки «ланкастер». Никакой миссис Ланкастер. А может, это мисс Болтон, а? Сейчас, я думаю, ей было бы под семьдесят. Возможно, она вышла за какого-то Ланкастера. Она уехала и путешествовала за границей, и я действительно слышала, что она за кого-то вышла.

— Картина, которую она подарила моей тете, была исполнена неким мистером Боскобелем — такая, по-моему, была у него фамилия, — сказала Таппенс — Какое вкусное желе!

— В отличие от многих, я не кладу в него яблок. Говорят, от яблок оно лучше застывает, но яблоки забирают из него весь аромат.

— Да, — поддержала ее Таппенс. — Совершенно с вами согласна. Забирают.

— Кто-кто, вы сказали? Фамилия начинается с буквы «Б», но я не совсем уловила.

— По-моему, Боскобел.

— А, мистера Боскоуэна я хорошо помню. Дайте подумать… Этому должно быть… уже лет пятнадцать, как он приезжал сюда. Приезжал несколько лет подряд, это точно. Ему здесь нравилось. Он даже снимал один коттедж. У фермера Харта, тот держал коттедж для своего работника. Потом построил новый коттедж, муниципалитет построил. Даже не один коттедж, а целых четыре, специально для работников.

— Настоящий художник — вот кто такой был мистер Б.! — продолжала миссис Копли. — Странный он, бывало, носил пиджак. Вроде как вельветовый или велюровый. На локтях, бывало, дырки. И он носил зеленые и желтые рубашки, да, О, он был весь какой-то очень цветистый, это точно. Мне нравились его картины, да. Однажды он их выставил. По-моему, где-то на Рождество… Нет, разумеется, нет, наверняка это было летом. Зимой его здесь не бывало. Да, очень милые картины. Ничего возбуждающего, если вы понимаете, что я имею в виду. Какой-нибудь там дом с парой деревьев, или две коровы, заглядывающие через забор. Но все красиво и спокойно, в милых тонах. Не то что теперь у некоторых молодых.

— У вас тут много художников?

— Да нет, право. О нет, даже и говорить не о чем. Летом приезжают две-три дамы и делают этюды, но я о них невысокого мнения. Год назад был тут у нас один молодой человек, величал себя художником. Толком даже и не брился. Не могу сказать, что мне особенно понравились его картины. Странные непонятные цвета, все какие-то круги перекрученные. Совершенно ничего нельзя было узнать. А вот, поди ж ты, продал много своих картин, это да. Причем продал недешево, имейте в виду.

— Фунтов по пять за штуку, — сказал мистер Копли, впервые и столь неожиданно вступая в разговор, что Таппенс подскочила.

— Я объясню, что имеет в виду мой муж. — Миссис Копли снова выступила в роли его интерпретатора. — Он считает, что ни одна картина не должна стоить больше пяти фунтов — не стоят же столько краски? Ты ведь так рассуждаешь, Джордж?

— Да, — признал Джордж.

— Мистер Боскоуэн нарисовал картину того дома у мостика и канала — «Уотерсайд» или «Уотермед», так он вроде бы называется. Я сегодня там проезжала.

— Ах, вы проезжали по той дороге, вон как? И дорогой-то не назовешь, правда? Очень уж узкая. Одинокий этот дом, я всегда считала. Я бы не хотела жить в том доме. Больно уж там одиноко. Ты не согласен, Джордж?

Джордж издал какой-то звук, выражавший слабое несогласие, а возможно, и презрение к женской трусости.

— Это там живет Элис Перри, именно там, — сказала миссис Копли.