Агата Кристи - Рождественское убийство

Гарри широко раскрыл глаза.

— Сбор всей семьи на Рождество? Что случилось со стариком? Ему всегда было наплевать на всякие там сантименты. Не помню, чтобы он когда-нибудь заботился о своих детях. Он, должно быть, изменился!

— Возможно, — сухо произнесла Лидия.

Пилар слушала разговор с интересом, широко раскрыв глаза.

— А старина Джордж? — продолжал расспросы Гарри. — Все такой же скряга? С какими вздохами и причитаниями он всегда расставался со своими карманными деньгами!

— Джордж — член парламента, депутат от Вестерингэма.

— Что? Этот болван пробился в парламент? Боже, вот так сюрприз!

Гарри откинул голову назад и захохотал.

Это был грубый и резкий хохот, который прозвучал как-то дико в ограниченном пространстве комнаты. Лидия вздрогнула. Пилар резко вздохнула.

Услышав за собой какое-то движение, Гарри оборвал смех и обернулся. В комнате спокойно стоял Альфред. Он смотрел на брата со странным выражением лица.

Гарри несколько мгновений стоял неподвижно, затем неприятная улыбка тронула его губы. Он сделал шаг вперед.

— А, — пробормотал он, — вот и Альфред!

— Здравствуй, Гарри. — В знак приветствия Альфред кивнул головой.

Они продолжали стоять, молча глядя друг на друга. Лидия раздраженно подумала:

«Как нелепо! Словно два пса, готовых вцепиться друг другу в глотку…»

Глаза Пилар расширились еще больше.

«Как глупо они выглядят… — подумала она. — Почему они не обнимаются? Впрочем, в Англии это, кажется, не принято. Но могут же они что-нибудь сказать друг другу! Почему же они только смотрят?»

Гарри, наконец, прервал молчание:

— Ну вот. Забавно все-таки вновь оказаться дома.

— Да, я тоже так думаю. Очень много лет прошло с тех пор, как ты… покинул нас.

Гарри вскинул голову. Он провел пальцем по подбородку — жест, означавший у него крайнюю степень раздражения.

— Да, я рад, что вернулся. — Он помолчал и затем повторил, отчетливо выговаривая каждое слово: — Я рад, что вернулся домой…

— В своей жизни я немало грешил, — заметил Симеон Ли.

Он откинулся на спинку кресла и, задрав подбородок, задумчиво поглаживал его. Перед стариком находился большой камин, в котором весело играл огонь. Рядом с ним сидела Пилар с небольшим веером из папье-маше в руке. Им она защищала лицо от яркого пламени. Симеон с удовольствием поглядывал на нее.

— Да, я грешил, — продолжал он, обращаясь больше к себе, чем к девушке, но ни на минуту не забывая о ее присутствии. — Что ты на это скажешь, Пилар?

Пилар пожала плечами.

— Все мужчины греховодники. Так говорят монахини. Поэтому надо молиться за них.

— Возможно, это так, но я грешил намного больше других. — Симеон засмеялся. — Не думай только, что я об этом сожалею. Нет, ничуть. Говорят, под старость начинаешь раскаиваться. Чушь! Я не раскаиваюсь. Я много чего натворил в жизни… много грехов совершил! Я и мошенничал, и воровал, и лгал… А женщины… о женщинах и говорить нечего! Кто-то рассказал мне однажды об одном арабском военачальнике, у которого телохранителями были сорок его сыновей — и все примерно одного возраста! Слышишь, Пилар? Сорок! Не знаю, как насчет сорока, но клянусь, я мог бы составить себе неплохую охрану, если бы сумел отыскать всех своих отпрысков! Ха-ха, Пилар, что ты думаешь об этом? Потрясена, небось?

— Нет, почему же! — Пилар спокойно смотрела на него. — Мужчины всегда жаждут женщин. Мой отец тоже. Вот почему женщины так часто бывают несчастны, и вот почему они ходят в церковь и молятся.

Старый Симеон нахмурился.

— Я сделал Аделаиду несчастной, — прошептал он чуть слышно. — Боже, что это была за красавица, когда я женился на ней! Нежная кожа, жемчужные зубы, чудесное лицо! А потом? Чуть что — сразу в слезы! А если жена все время ноет и хнычет… Это невольно пробуждает в мужчине дьявола. У нее были слабые нервы, вот в чем была ее беда. Если бы она хоть раз воспротивилась мне! Но — ни разу, ни разу! Когда я женился на ней, я думал, что буду спокойно жить, заботиться о семье, покончу со старой жизнью…

Он замолчал и долго смотрел на пылающее чрево камина.

— Заботиться о семье… — внезапно повторил он свистящим шепотом и злобно рассмеялся. — Господи, что это за семья! Да стоит только посмотреть на них… Ни у одного из них нет сыновей, чтобы продолжить дело! Чьи они дети, черт побери! Неужели у них нет ни капли моей крови в жилах? Разве это мужчины! Альфред, например… Господи, до чего же мне надоел Альфред! Смотрит на меня своими преданными глазами. Готов сделать все, что бы я от него ни потребовал. Боже, что за дурак! Теперь Лидия, его жена. Лидия мне нравится. В ней есть сила духа. Я ей, правда, не нравлюсь. Нет, совсем не нравлюсь, но она мирится со мной ради этого простофили Альфреда. — Он посмотрел на девушку у огня. — Запомни, Пилар, в мире нет ничего скучнее преданности.

Пилар улыбнулась. Симеон продолжал, согретый присутствием юности.

— Джордж! Кто такой Джордж? Тупица! Индюк надутый! Напыщенный, безмозглый и бесхарактерный пустозвон — и к тому же ему всегда не хватает денег! Дэвид? Дэвид всегда был дураком… дураком и мечтателем. Маменькиным сынком — вот кем он был. Единственный разумный поступок в его жизни — это женитьба на спокойной солидной женщине из хорошей семьи. — Он резко стукнул кулаком по ручке кресла.

— Гарри — лучший из всех! Бедняга Гарри, блудный сын. Но, слава богу, он жив!

— Да, он мил, — согласилась Пилар. — Он так здорово хохочет — так громко и еще голову при этом запрокидывает. Да, он мне очень нравится.

Старик покосился на нее.

— Он тебе нравится, Пилар? Гарри всегда нравился девушкам. В этом он похож на меня. — Он хрипло засмеялся. — У меня была интересная жизнь, очень интересная жизнь. Много чего было.

— У нас, в Испании, — заметила Пилар, — есть пословица: «Делай что хочешь, но не забывай платить за это».

Симеон в восторге хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— Это хорошо. Это здорово. Делай что хочешь… Я гак и поступал всю мою жизнь — делал что хотел…

— А вы платили за это? — спросила Пилар высоким отчетливым голосом.

Симеон резко оборвал смех, выпрямился и посмотрел на нее.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, вы платили за это, дедушка?

— Не знаю… — медленно пробормотал Симеон.

Затем, ударив кулаком по креслу, он заорал с внезапной яростью:

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты хочешь этим сказать, девчонка?

— Я просто… спросила.

Рука Пилар, державшая веер, замерла. Ее глаза потемнели, и в них появилась какая-то таинственность. Она вдруг задумалась, вспомнив о своей прежней жизни.

— Ты, дьявольское отродье, — задыхаясь, произнес Симеон.

— Ну, дедушка, я же вам нравлюсь, — сказала кротко Пилар. — Вам нравится, что я сижу здесь с вами.

— Да, мне это нравится, — согласился Симеон, понемногу успокаиваясь. — Я давненько не видел ничего столь юного и прекрасного… Мне это нравится, согревает мне душу… И ты — моя собственная плоть и кровь… Дженнифер — молодец, она оказалась, в конечном счете, лучшей из всех!

Пилар улыбнулась.

— Помни, тебе меня не обмануть, — строго заявил Симеон. — Думаешь, я не знаю, почему ты здесь сидишь так терпеливо и слушаешь мои старые бредни? Деньги — это все из-за денег… Или, может, ты скажешь, что любишь своего старого деда?

— Нет, я не люблю вас, — просто произнесла Пилар, — но вы мне нравитесь. Вы мне очень нравитесь. Вы должны этому верить, потому что это правда. Я верю, что вы грешили, но мне это тоже нравится. Вы гораздо более реальны, чем все другие в этом доме. И вы очень интересно рассказываете. Вы много путешествовали и вели жизнь, полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже так жила.

Симеон кивнул головой.

— Да, я верю этому… В нас есть немного цыганской крови, об этом всегда говорили. Это практически не проявилось в моих детях, за исключением Гарри, но я замечаю это и в тебе. Я могу быть очень терпеливым, если это необходимо. Однажды я целых пятнадцать лет ждал, чтобы расквитаться с одним негодяем, который меня оскорбил. Вот тебе еще одна черта всех Ли — они ничего не забывают! Они мстят за зло, им причиненное, даже если им приходится ждать долгие годы, прежде чем сделать это! Я ждал пятнадцать лет, пока не увидел своего шанса — и тогда я ударил! Я разорил его. Обчистил его до нитки.

Он довольно засмеялся.

— Это было в Южной Африке?

— Да. Это огромная страна.

— Вы давно оттуда уехали?

— В последний раз я был там лет через пять после женитьбы. Да, это было в последний раз.

— А до этого? Вы прожили там много лет?

— Да.

— Расскажите мне об этом.

Он с охотой принялся рассказывать. Пилар слушала, прикрыв лицо веером.

— Подожди-ка, — сказал вдруг Симеон. — Я кое-что тебе покажу.

Он осторожно поднялся на ноги. Затем, помогая себе тростью, он медленно заковылял по комнате. Открыв сейф и повернувшись к Пилар, он поманил ее рукой.

— Поди-ка сюда и взгляни на них. Возьми, потрогай, пропусти их сквозь пальцы.

Он взглянул на ее удивленное лицо и захихикал.

— Знаешь, что это? Алмазы, дитя мое, алмазы.

Пилар широко раскрыла глаза.

— Но ведь это обыкновенные камешки.

Симеон засмеялся.

— Это необработанные алмазы. Такими их находят в земле.

— А если их обработать, — недоверчиво спросила Пилар, — они будут выглядеть, как настоящие бриллианты?

— Конечно.

— Они будут сверкать и искриться?

— Сверкать и искриться.