Помню, Эмиас очень разозлился. «Как, черт возьми, ты это узнала?»

Я сказала, что услышала через окно библиотеки.

Он разозлился еще сильнее и заявил, что меня нужно отправить в школу и отучить от привычки подслушивать.

До сих пор помню, как меня возмутили его слова. Возмутила несправедливость.

Абсолютная и полная несправедливость.

Я сердито выпалила, что не подслушивала, и вообще, почему Эльза говорит такие глупости?

Он ответил, что она пошутила.

Наверное, я должна была успокоиться. И успокоилась… почти. Но не совсем. И на обратном пути обратилась уже к Эльзе: «Я спросила у Эмиаса, что вы имели в виду, когда сказали, что собираетесь за него замуж, и он ответил, что это была просто шутка».

Я думала, что зацеплю ее, выведу из себя, но она только улыбнулась. Мне это не понравилось. Не понравилась ее улыбка. Я пошла к Каролине. Она как раз одевалась к обеду. Я спросила ее напрямик, может ли Эмиас жениться на Эльзе. До сих пор помню ее ответ слово в слово. «Эмиас женится на Эльзе только после моей смерти».

Вот тогда я успокоилась окончательно. Ведь смерть кажется нам всем чем-то таким далеким. Но обида на Эмиаса за все им сказанное не прошла, и за обедом я постоянно его дергала, так что в конце концов мы разругались вдрызг, и я убежала из столовой, упала на кровать и ревела, пока не уснула.

Визит к Мередиту Блейку запомнился плохо, кроме того эпизода, когда он читал отрывок из «Федона» с описанием смерти Сократа. Раньше я о нем не знала, и это показалось мне самым прекрасным из всего, что я когда-либо слышала. Вот только связать его с каким-то определенным временем я не могу. Это мог быть любой день того лета.

Точно так же я не помню, как ни стараюсь, что было на следующее утро. Вроде бы купалась. Кажется, что-то штопала. Все будто в тумане, вплоть до того момента, когда на террасе появился запыхавшийся Мередит. Лицо у него было серое и какое-то странное. Помню, как со стола упала и разбилась кофейная чашка – ее уронила Эльза. Помню, как она вдруг сорвалась с места и побежала по тропинке. Помню ее перекошенное лицо. Я все повторяла про себя: «Эмиас умер. Эмиас умер». Но это не ощущалось как что-то реальное. Помню, как пришел доктор Фоссет, серьезный и хмурый. Мисс Уильямс успокаивала Каролину. Я бродила по дому, всеми забытая, путалась под ногами. Помню, что меня тошнило. Спуститься в сад и посмотреть на Эмиаса мне не дали.

Потом появилась полиция. Они всех расспрашивали и все записывали в блокноты. В конце концов на носилках принесли накрытое чем-то тело Эмиаса.

Немного погодя мисс Уильямс отвела меня в комнату Каролины. Та лежала на софе, бледная и больная. Она поцеловала меня и сказала, что хочет, чтобы я уехала как можно скорее, что это все ужасно, но мне не нужно ни о чем беспокоиться и думать. Еще она сказала, что меня отвезут к леди Трессильян, где уже находилась Карла, потому что этот дом желательно освободить.

Я вцепилась в Каролину, сказала, что не хочу уезжать, а хочу остаться с ней. Она сказала, что знает это, но мне лучше уехать, и тогда ей будет легче.

«Делай, как говорит сестра, – вмешалась мисс Уильямс, – это будет самая лучшая твоя помощь. И не устраивай сцен».

Я пообещала сделать все так, как хочет Каролина.

«Ты молодец, моя дорогая Анжела», – сказала Каролина, а потом обняла меня и еще раз повторила, что мне не о чем беспокоиться, не надо говорить об этом и вспоминать.

Потом мне пришлось спуститься и поговорить с полицейским суперинтендантом. Он был очень внимателен и добр, спросил, когда я в последний раз видела Эмиаса и задал еще несколько вопросов, тогда показавшихся мне бессмысленными. Теперь, конечно, я понимаю, к чему они сводились.

Убедившись, что я знаю не больше того, что он уже слышал от других, суперинтендант сказал мисс Уильямс, что не возражает против моего отъезда в Феррибай-Грейндж, к леди Трессильян.

Я уехала туда, и леди Трессильян приняла меня очень любезно. Но, конечно, скоро я узнала правду. Каролину арестовали почти сразу же. Известие оглушило меня и ужаснуло так, что я заболела.

Уже потом мне говорили, что Каролина сильно тревожилась обо мне. Именно по ее настоянию меня отправили из Англии еще до начала судебного процесса. Но об этом я вам уже рассказывала.

Как видите, воспоминания мои весьма скудны. После разговора с вами я тщательно перебрала то немногое, что сохранилось в памяти, выискивая детали поведения и реакции свидетелей тех событий. Я не помню ничего такого, что указывало бы на чью-то вину. Безумство Эльзы. Посеревшее и встревоженное лицо Мередита. Скорбь и злость Филиппа. Все представляется совершенно естественным. Возможно ли, что кто-то только притворялся?

Я знаю только одно: Каролина этого не делала.

В этом я уверена совершенно и при этом убеждении останусь, но никаких доказательств у меня нет, кроме знания ее характера.

Конец рассказа Анжелы Уоррен

Часть третья

Глава 1

Выводы

Карла Лемаршан подняла голову, посмотрела на Пуаро печальными, полными боли глазами и усталым жестом отбросила со лба волосы.

– Я в замешательстве. Не знаю, что и думать. И все потому, что угол зрения постоянно меняется. – Она дотронулась до стопки рукописей. – Каждый видит мою мать по-своему, не так, как другие. Но факты одни и те же. В этом отношении все согласны, расхождений нет.

– Вы удручены? Прочли и расстроились?

– Да. А вы разве нет?

– Нет. Я считаю эти документы очень ценными и информативными, – медленно и задумчиво произнес Пуаро.

– Лучше б я их не читала, – вздохнула Карла.

Детектив взглянул на нее.

– Вот, значит, как?

– Они все считают, что это сделала она. Все, кроме тети Анжелы, а ее мнение в расчет не принимается, потому что оно не подкрепляется доказательствами. Она просто из тех людей, которые верны до конца, несмотря ни на что. Поэтому и повторяет одно и то же: «Каролина этого сделать не могла».

– Вы так это видите?

– А как иначе? Знаете, я так поняла, что если это сделала не моя мать, то, стало быть, кто-то другой, один из пятерых. У меня даже есть теперь свои теории.

– Вот как! Это интересно. Расскажите.

– Ничего особенного, просто рассуждения. Взять, к примеру, Филиппа Блейка. Он биржевой маклер. Был лучшим другом моего отца. Возможно, тот доверял ему. Художники, как известно, люди в денежных делах беспечные. Может быть, он устроил так, что отец подписал что-то. Потом возникла опасность, что вся эта история выйдет наружу, и спасти Филиппа Блейка могла только смерть моего отца. Это один из возможных вариантов.

– Неплохо придумано. Что еще?

– Ну, есть еще Эльза. Филипп Блейк говорит в своих записях, что она слишком умна, чтобы иметь дело с ядом, но мне совершенно так не кажется. Предположим, моя мама пошла к ней и сказала, что не станет разводиться с отцом и ничто не заставит ее передумать. Можете говорить что угодно, но, как мне представляется, склад ума у Эльзы обывательский – ей хотелось удачно выйти замуж. Она вполне могла раздобыть яд – и в тот день, во время визита к Мередиту Блейку, у нее была прекрасная возможность это сделать – и попытаться убрать с дороги мою мать, отравив ее. Мне представляется, это было бы в ее духе. Но потом, возможно, по какой-то роковой случайности отравленное пиво вместо Каролины выпил Эмиас.

– У вас действительно неплохое воображение. Что-то еще?

– Я подумала, – медленно сказала Карла, – может быть… Мередит!

– Ага… Мередит Блейк?

– Да. Знаете, мне он представляется как раз таким человеком, способным на убийство. Медлительный, не очень сообразительный, над которым все смеются, и его это возмущает и злит. А потом мой отец женится на девушке, которая ему нравится. К тому же Эмиас успешен и богат. И яды у него под рукой, он сам их изготавливает. Может, он и увлекся этим с тайной мыслью, что однажды сможет кого-нибудь убить. Чтобы отвести от себя подозрение, он сам привлекает к ним внимание. И, конечно, ему было легче всего взять яд. Может быть, Мередит даже хотел, чтобы Каролину повесили, – ведь это она когда-то отвергла его. Знаете, есть что-то подозрительное в этих рассуждениях насчет того, что люди порой совершают несвойственные им поступки. Что, если он, когда писал об этом, имел в виду не кого-то, а себя самого?

– Вы правы по меньшей мере в том, что не стоит принимать на веру все, о чем сказано в записях. Нельзя исключать, что кто-то писал с определенной целью: увести расследование в сторону.

– Да, знаю. Я держала это в уме.

– Еще идеи есть?

– Я думала, – медленно сказала Карла, – еще до того, как прочитала это… о мисс Уильямс. Она ведь лишилась работы, когда Анжелу отправили в школу. И в случае внезапной смерти Эмиаса Анжела, возможно, никуда и не поехала бы. То есть если б смерть сошла за естественную, что вполне могло случиться, а вскрытие ничего подозрительного не показало, то причиной посчитали бы солнечный удар.

Знаю, потеря работы не самый убедительный мотив для убийства. Но ведь убивают и по мотивам, которые кажутся совершенно нелепыми. Иногда из-за ничтожно малых сумм. Немолодая, возможно, не очень компетентная гувернантка могла впасть в отчаяние и, не видя перед собой будущего, решиться на убийство. Я думала так до того, как прочитала ее записи. Но мисс Уильямс не такая. Она вовсе не показалась мне некомпетентной.