Я всем сердцем надеялась, что Эмиас Крейл будет наказан за жестокость и пренебрежение, с которыми он отнесся к благородной, перенесшей столько страданий женщине. Впервые за все время я попыталась сказать о своих чувствах миссис Крейл, но она остановила меня: «Мы должны постараться вести себя как обычно. Так будет лучше. А сейчас мы все пойдем на чай к Мередиту Блейку».

«Вы замечательная, миссис Крейл», – сказала я ей.

«Вы плохо меня знаете… – Она направилась к двери, но потом вернулась и поцеловала меня. – Что бы я без вас делала».

Миссис Крейл ушла к себе и, думаю, выплакалась. Снова я увидела ее, когда они собрались к мистеру Мередиту Блейку. Она надела широкополую шляпу, скрывавшую лицо, хотя вообще носила ее очень редко.

Мистер Крейл чувствовал себя не в своей тарелке, но старался держаться как обычно. Мисс Грир напоминала кошку, заполучившую целое блюдечко сметаны, и только что не урчала от удовольствия.

Они ушли и вернулись около шести. Наедине с миссис Крейл мы в тот вечер уже не оставались. За обедом она была очень молчалива и спать отправилась рано. Никто, наверное, и не представлял, как она страдает.

Вечером случилась перебранка между мистером Крейлом и Анжелой. Они снова сцепились из-за школы. Он был раздражен и несдержан, она – необычайно занудлива. Все вопросы были решены, новая одежда и школьные принадлежности куплены, казалось бы, о чем еще спорить, но она снова вытащила старые обиды. Уверена, девочка ощутила напряжение, и оно подействовало на нее так же, как и на других. Боюсь, и я, слишком занятая собственными мыслями, не вмешалась и не остановила ее вовремя, как следовало бы сделать. Закончилось же все тем, что Анжела бросила в мистера Крейла пресс-папье и выбежала из комнаты.

Я пошла вслед за ней и сказала, что мне стыдно за ее ребяческое поведение. Но привести девочку в чувство не получилось, и я сочла за лучшее оставить ее в покое. Возможно, мне следовало зайти к миссис Крейл, но я подумала, что ей это может не понравиться, поэтому не стала ее тревожить.

Я часто упрекаю себя за то, что не поборола тогда собственную робость и не настояла на разговоре. Может быть, что-то и изменилось бы. Понимаете, ей некому было довериться. Выдержка, самоконтроль – качества, достойные восхищения, но приходится с сожалением признать, что иногда они уводят слишком далеко. Чувствам нужно давать выход.

По пути в свою комнату я встретила мистера Крейла. Он пожелал мне спокойной ночи, но я не ответила.

Следующее утро обещало прекрасный день. Когда просыпаешься, а вокруг такой покой и красота, кажется, что даже человек должен опомниться и прийти в чувство.

Еще до завтрака я зашла в комнату Анжелы, но ее уже не было. Я подняла валявшуюся на полу порванную юбку, прихватив с собой, чтобы девочка заштопала ее, когда поест. Оказалось, однако, что она, схватив хлеб и мармелад, уже умчалась.

Позавтракав, я отправилась на ее поиски. Упоминаю об этом, чтобы объяснить, почему меня не было в то утро с миссис Крейл. Наверное, мне следовало бы составить ей компанию, но я почла своим долгом присмотреть за Анжелой. Она всегда капризничала и упрямилась, когда речь шла о починке вещей, но я не собиралась идти ей на уступки.

Ее купального костюма на месте не оказалось, поэтому я спустилась к берегу. Ни на камнях, ни в воде ее не было; оставалось только предположить, что она ушла к Мередиту Блейку, в доме которого проводила много времени. Я села в лодку, переправилась на другой берег и возобновила поиски, но никого не нашла и в конце концов вернулась.

Миссис Крейл и оба Блейка, Филипп и Мередит, были на террасе. День выдался жаркий, и миссис Крейл спросила, не желает ли кто холодного пива.

В годы правления королевы Виктории к дому пристроили небольшую теплицу. Миссис Крейл она не нравилась и по назначению не использовалась, но зато в помещении хранились на полках бутылки с джином, вермутом, лимонадом и пивом. Стоявший там же холодильник каждое утро наполняли льдом и несколькими бутылками пива.

Я отправилась к теплице вместе с миссис Крейл. Анжела стояла у холодильника и как раз доставала бутылку. «Мне нужно пиво, – сказала вошедшая первой миссис Крейл, – отнести Эмиасу».

Должна ли я была тогда заподозрить что-то? Ее голос, когда она обратилась к сестре, прозвучал уверенно и совершенно нормально. Хотя, надо признаться, в тот момент меня больше занимала Анжела, стоявшая возле холодильника с опущенной головой и виноватым видом.

Я отчитала ее довольно резко, и она, к моему удивлению, приняла выговор безропотно и даже не пыталась возразить. На мой вопрос, где была, ответила, что ходила купаться. Я сказала, что не видела ее на берегу. Она засмеялась. Тогда я спросила, где ее кофточка. Анжела ответила, что, наверное, забыла на берегу.

Все эти детали я привожу, чтобы объяснить, почему пиво в Батарейный сад понесла миссис Крейл.

Какие-то другие события того утра из памяти стерлись. Анжела принесла коробку со швейными принадлежностями и без лишнего шума заштопала юбку. Я вроде бы чинила белье. Мистер Крейл к ланчу не пришел, чему я порадовалась.

После ланча миссис Крейл собралась в Батарейный сад, а я решила спуститься на пляж и поискать забытую Анжелой кофточку. Мы отправились вместе, но потом разделились – она свернула в сад, а я пошла дальше по тропинке. И почти сразу же услышала ее крик.

Как вам уже известно, миссис Крейл попросила меня вернуться домой и позвонить доктору. Поднимаясь к дому, я встретила мистера Мередита Блейка и передала поручение ему, а сама поспешила вернуться в Батарейный сад.

Это моя история в том виде, как я рассказала ее на дознании и впоследствии на суде. О том, что будет изложено ниже, я не рассказывала ни одной живой душе. Мне не задали ни одного вопроса, на который я дала бы неправильный ответ. Тем не менее я виновна в сокрытии некоторых фактов, в чем не раскаиваюсь. Я бы сделала это снова. Я также понимаю, что, предавая огласке этот факт, могу подвергнуться осуждению и критике, но не думаю, что по прошествии стольких лет кто-либо отнесется к моему заявлению всерьез, тем более что Каролину Крейл осудили и без этих моих показаний.

Вот что тогда случилось.

Встретив мистера Мередита Блейка, о чем упоминалось выше, я поспешила по тропинке вниз. Походка у меня легкая, к тому же в тот день на ногах у меня были парусиновые туфли. Калитка в Батарейный сад осталась открытой, и вот что я увидела, когда вбежала.

Миссис Крейл тщательно вытирала пивную бутылку своим носовым платком. Потом взяла руку своего мертвого мужа и прижала пальцы к бутылке. Все это время она прислушивалась и посматривала по сторонам. Страх, который я увидела на ее лице, открыл мне правду на то, что случилось на самом деле. Я поняла – и уже не сомневалась более, – что Каролина Крейл отравила своего мужа. И лично я не виню ее. Он довел жену до предела человеческого терпения и сам навлек на себя кару.

Я не рассказала об этом миссис Крейл, и она до самого конца не знала, что я видела. Дочь Каролины Крейл не должна строить жизнь на лжи. Как бы ни было ей больно узнать правду, правда – единственное, что имеет значение.

Скажите ей, передайте от меня, что ее мать не подлежит суду. Каролину Крейл подвергли испытаниям, вынести которые не способна любящая женщина. Долг дочери – понять и простить.

Конец рассказа Сесилии Уильямс

Рассказ Анжелы Уоррен

Дорогой месье Пуаро,

выполняя данную вам просьбу, я записала все, что помню об ужасных событиях шестнадцатилетней давности. И лишь взявшись за эти записи, поняла, как мало в действительности помню. В памяти не осталось ничего из того, что предшествовало самой трагедии. Сохранились лишь неясные воспоминания о летних днях – отдельные, разрозненные эпизоды, которые я не могу даже соотнести с уверенностью с тем летом.


Смерть Эмиаса стала ударом грома среди ясного неба. Ничто не предвещало беды, и все, приведшее к ней, прошло мимо меня. Можно ли было предвидеть ее? Неужели все девочки в пятнадцать лет такие же глухие, слепые и бестолковые, какой была я? Может быть. Мне кажется, я хорошо улавливала и понимала настроения окружавших меня людей, но мне и в голову не приходило задуматься над тем, в чем причины этих настроений. Кроме того, именно в то время я вдруг открыла для себя пьянящее очарование слов. Прочитанное, обрывки поэзии – в том числе Шекспира – эхом отдавались в моей голове. Помню, как ходила по садовой дорожке, словно в восторженном бреду, повторяя «под полупрозрачной зеленой волной»… Так чудно звучали эти слова, что их хотелось повторять снова и снова.

И все эти открытия, все эти волнения шли вперемешку с тем, чем я любила заниматься, сколько помню себя. Плавать, лазать по деревьям, лакомиться фруктами, разыгрывать работавшего в конюшне мальчишку и кормить лошадей.

Каролину и Эмиаса я воспринимала как неотъемлемую часть моего мира, его центральные фигуры, но никогда не думала ни о них, ни об их делах, ни о том, что они думают и чувствуют.

Появление Эльзы Грир прошло для меня почти незаметно. Я считала ее глупой, не замечала ее красоты и воспринимала как скучную богачку, портрет которой взялся писать Эмиас.

Впервые вся эта ситуация коснулась меня, когда я услышала с террасы, куда сбежала однажды после ланча, как Эльза говорит, что собирается замуж за Эмиаса. Что за нелепость, подумала я и пристала к нему с расспросами: «Почему Эльза говорит, что выйдет за тебя замуж? Она же не может. Нельзя иметь двух жен – это бигамия, и за это сажают в тюрьму».