– Нет, вы отлично рассказываете.

Я быстро соображал. Единственным человеком в Истлейке, способным заплатить миллион, был Криден. Миллион! Уйма мелкой рыбешки и одна крупная рыба. Предположим, Горди поймал десять маленьких рыбешек, включая меня и Бреннера. От всех нас, вместе взятых, он мог получить тысяч двести-триста, не больше. Только из Кридена он мог выжать крупную сумму. Разве это не мотив для убийства?

– Как вы ему помогали? – спросил я.

– Он не хотел держать все в одном месте. Себе он оставил пленку, а у меня прятал карточки.

– Они еще у вас?

– Черта с два! Могла мне прийти в голову мысль, что ко мне кто-то заберется? А треп про миллион я никогда не принимала всерьез. Джесс дал мне сверток и велел хорошенько спрятать. Я сунула его в ящик и больше о нем не вспоминала. В тот вечер, когда его убили, я случайно вспомнила про тот сверток и пошла взглянуть. В ящике его не было. Меня будто по башке огрели, и я побежала звонить Джессу. Никто не подходил. Тогда я поехала к нему и нашла его мертвым. – Она нахмурилась и потянула руку за стаканом.

Все сходилось. Я вспомнил, что, когда я стоял у трупа Горди, звонил телефон.

– Он сказал вам, кто эта крупная рыба?

Она отпила немного, потом поставила стакан и покачала головой:

– Нет, не сказал.

Я встал:

– Сидите смирно, я пойду переоденусь. К Горди я поеду попозже. – Я остановился и со спокойным видом спросил: – Где я найду пленку?

Она попыталась сосредоточиться и с минуту молча смотрела на меня.

– Вы дадите мне деньги?

– Конечно.

– Полторы тысячи?

– Да.

– Вы можете поклясться могилой матери, что дадите мне деньги?

– Честное слово лучше.

Она еще несколько мгновений смотрела на меня, потом кивнула:

– Ну, ладно… наверное, я дура. Она в нижнем ящике письменного стола.

Я удивленно уставился на нее:

– Что вы тут сказки рассказываете! Уж там-то копы наверняка смотрели в первую очередь.

Она замотала головой:

– Джесс не дурак. У этого ящика двойное дно. Он заказывал его столяру. Под столом есть такая щеколдочка, которая освобождает двойное дно. Там и смотрите.

Я оставил ее в темноте и пошел принять душ.

Попробовать стоило.

Только что миновала полночь. Я взял с собой фонарик и отвертку. Когда я заглянул в гостиную, она спала. Ее стакан снова упал на пол, и на ковре образовалась еще одна лужица джина. Я вышел на улицу и направился к дому Горди.


Я приближался к дому очень осторожно. Останавливался через каждые двадцать шагов и прислушивался к окружающему. Ни души. Никто не гулял с собаками. Я миновал два дома, из которых слышались звуки работающих телевизоров. Я был напряжен и понимал, что могу нарваться на полицейский пост. Когда впереди показался дом Горди, я сошел с тротуара и спрятался за куст. Притаившись, я ждал. Ни звука, ни малейшего признака движения. Минут через двадцать я убедился, что никакого поста нет, вышел из своего укрытия и начал медленно приближаться к дому. Ни в одном из окон не горел свет. Но что, если полицейский сидит в темной гостиной?

Крадучись, я обогнул дом и подошел к черному ходу. Здесь я остановился и внимательно огляделся вокруг. Никого. Набравшись храбрости, я подступил к черному ходу. Естественно, дверь оказалась закрытой. Впрочем, я и не рассчитывал, что полиция оставит ее открытой, потому и прихватил отвертку. При свете фонарика быстро оглядел замок. Он немногого стоил. Я вставил отвертку в щель и начал медленно нажимать. Когда я еще усилил нажим, язычок уступил, и дверь отворилась. Мне удалось проделать это почти без шума. Я вошел в темноту дома не сразу. Еще с минуту стоял и прислушивался. Я слышал лишь стук собственного сердца. Осторожно включил фонарик, и он осветил маленькую кухню. Войдя, я закрыл за собой дверь и тут же открыл следующую, ведущую в жилые помещения. Снова остановился и прислушался, потом вышел в коридор. Я помнил, что гостиная находилась слева. И осторожно подошел к закрытой двери в гостиную. Если в этой комнате сидит и терпеливо ждет полицейский, я окажусь в кошмарной ситуации. Я стоял неподвижно, и по лбу у меня стекал пот. Я старался убедить себя, что, если я не найду пленку, будет еще хуже. Решившись, нажал на ручку двери и прошел в гостиную. Никто не набросился на меня и не закричал. Здесь не было никакого полицейского.

Войдя в комнату, я закрыл за собой дверь. Включить свет я не осмелился. Письменный стол был в углу. Я подошел к нему, опустился на корточки и заглянул под него, светя фонариком. Маленькую деревянную кнопку нашел сразу же, но не скажи мне о ней Фреда, я бы вряд ли обнаружил ее. Я выдвинул нижний ящик, полный канцелярских книг и корешков чеков. Выбросив все это на пол, я засунул руку вовнутрь, нажал кнопку. Дно ящика отодвинулось дюйма на четыре и обнажило полость, в которой лежала кассета с пленкой.

Несколько секунд я сидел на корточках и смотрел на нее, не веря своим глазам. Потом быстро взял кассету и положил на стол. Снова нажал на кнопку, и дно стало на свое место. Я аккуратно вложил в ящик все, что выбросил на пол. С кассетой в руке я торопливо приблизился к двери и шагнул в коридор.

Вероятно, этот человек находился в доме еще до того, как я проник сюда, но могло быть и так, что он прятался в саду и, увидя, как я проник, зашел следом за мной. Не знаю. Когда я с кассетой в руке достиг черного хода, сзади послышался шорох. Я обернулся слишком поздно. В голове у меня вспыхнул фейерверк.

Не успев опомниться, я очутился на полу. Где-то блеснул свет, а потом послышался топот ног убегающего человека. Я не шевелился. Казалось, голова сейчас лопнет. Но когда мне стало немного легче, я осторожно ощупал темя. Там вздулась огромная шишка. Ничего опасного, но мне хватило и этого. Я шарил вокруг себя, пока не нашел фонарик. Включив его, убедился, что кассета с пленкой исчезла. С чувством бессильного отчаяния я вышел в теплый мрак.

Мне понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до конца Восточной авеню. Голова у меня гудела, шел я неуверенно, как пьяный, и дважды был вынужден присесть на край тротуара. Потом в голове немного прояснилось, вероятно, от ночного воздуха, и наконец ко мне вернулась способность идти прямо. Через несколько шагов я налетел на Марка Кридена.

– Господи! – вскричал я. – Неужели вы снова решаете на ходу какую-нибудь проблему?

– Именно, – ответил он хрипло. – Проблем у человека всегда хватает. – Он рассмеялся. – Вы правы. У меня, например, проблема с собакой. Посмотрите на часы… Представляете, человек в моем возрасте вынужден гулять с этой тварью.

Мне хотелось видеть его лицо, но было слишком темно. Мог ли этот человек убить Горди? Мог ударить только что меня по голове и забрать пленку?

– Я слышал, вы уезжаете из Истлейка, Менсон? Очень жаль. Я огорчен вашим семейным разладом.

– Благодарю. – У меня безумно болела голова, и я не испытывал желания продолжать этот бесцельный разговор. – Ну, мне пора домой.

Я зашагал дальше, но он присоединился ко мне:

– Я тоже уже возвращаюсь.

Несколько минут мы молча шли рядом, потом он спросил:

– Менсон, как вы думаете, начнут кого-нибудь снова шантажировать?

– Не знаю.

– Ведь у кого-то эта проклятая пленка должна быть!

«Если не у тебя», – подумал я.

– Несомненно.

Мы молча продолжали путь.

– Не могли бы вы, пользуясь своими связями, выяснить, где эта пленка?

– А вы?

– Мне пришлось бы действовать крайне осторожно, но вы как главный редактор можете расспрашивать о чем угодно.

Я ни на секунду не забывал, что эта пленка может лежать у него в кармане и он лишь старается замазать мне глаза.

– Попробую что-нибудь узнать.

– Послушайте, Стив, дело грозит серьезными осложнениями. Тут недостаточно просто попробовать. Если Голстейн найдет пленку, нам придется несладко. Я уже был вынужден лгать, теперь наступает ваша очередь.

Мы дошли до моего дома.

– Я слышал, родители Митчелла купили ваш дом. А где вы обоснуетесь?

– Пока подыскиваю жилье. Как только найду, дам вам знать.

Голова болела адски, и мне хотелось как можно скорее избавиться от Кридена.

– Только не забудьте! И сделайте все, что возможно, чтобы найти пленку. Остерегайтесь Голстейна.

– Хорошо.

Оставив его с собакой у калитки, я пошел по дорожке к дому. Открывая дверь, я вспомнил, что в гостиной меня ждет Фреда Хейвз. Я тихо вошел и закрыл за собой дверь. Она все еще была там и все еще спала.

Я пошел на кухню, достал из холодильника поднос с кубиками льда, высыпал их на полотенце и приложил к пылающей голове. Вскоре боль начала утихать. Постепенно ко мне возвращалась способность логически мыслить. Странно, что такой состоятельный человек прогуливает свою собаку сам. Да еще в столь поздний час. Мог ли быть Криден тем неизвестным? Я надеялся, что да, так как он наверняка уничтожит пленку. Но если это был не Криден?

Из соседней комнаты послышался голос моей гостьи:

– Кто там?

– Это я.

Я выбросил лед в раковину, сжал зубы и вошел в комнату. Она сидела в кресле выпрямившись, но, увидев, что это действительно я, успокоилась.

– Господи, как вы напугали меня.

– Что вы говорите! Ну, ничего страшного. – Я подошел к бару и налил себе чистого виски. – Хотите?

– Нет.

Удивленный, я посмотрел на Фреду. Она как-то сразу протрезвела, и лицо ее приобрело жесткое выражение. Я мог догадаться, что последует дальше.

– Ну что, нашли? Все было, как я сказала? – Она подалась вперед и не спускала с меня пристального взгляда. – Теперь вы дадите мне деньги, верно?

Я допил виски и отставил стакан. Голова у меня болела, но я понимал, что передо мной новое затруднение.

Я подошел к ней и сел в соседнее кресло:

– Пленка действительно была там.

Она кивнула:

– Значит, деньги теперь мои.

– Вы достаточно протрезвели, чтобы подняться?