— Вы работаете очень тщательно, — заметила Хилари.

— Приходится!

— Вы не спрашиваете меня, — продолжила Хилари, — сказала ли мне перед смертью что-нибудь Оливия Беттертон.

— Вас мучают угрызения совести?

— Извините.

— Не стоит. Я уважаю вас за это. Я бы тоже хотел ощутить угрызения совести, но их нет в списке применяемых мною приемов.

— Она действительно сказала кое-что, и, наверное, я должна рассказать вам об этом. Она сказала: «Передайте ему», в смысле, Беттертону, «передайте ему, чтобы был осторожен. Борис опасен».

— Борис, — Джессоп с интересом повторил имя. — А! Наш корректный иностранец, майор Борис Глидр!

— Вы знаете его? Кто он?

— Какой-то поляк, приходил ко мне в Лондоне. Выдает себя за двоюродного брата первой жены Тома Беттертона.

— Выдает?

— Если говорит правду, то он — двоюродный брат покойной миссис Беттертон. Но в этом мы можем полагаться только на его честность.

— Беттертон была напугана, — нахмурясь, вспомнила Хилари. — Вы можете описать его? Для того, чтобы я смогла узнать.

— Да. Приблизительно: рост — шесть футов, вес — около 160 фунтов, волосы светлые, довольно невозмутимое, бесстрастное лицо, светлые глаза, разговаривает высокопарно, как иностранец, но его английский очень правильный, хотя и с заметным акцентом, твердая военная выправка. — Затем добавил: — Я послал проследить за ним, когда он ушел от меня. Из этого ничего не получилось. Он отправился прямо в посольство США, из которого у него было рекомендательное письмо. Обычное дело, когда они хотят быть вежливыми, но ни за что не отвечать. Полагаю, он уехал из посольства на чьей-нибудь машине или вышел через черный ход, переодевшись лакеем или кем-нибудь еще. В любом случае он ускользнул от нас. Да… думаю, Оливия Беттертон была права, когда сказала, что Борис Глидр опасен.

ГЛАВА 5

I

В небольшой гостиной отеля «Сен-Луи» сидели три дамы, и каждая была поглощена своим занятием. Миссис Кэлвин Бейкер, маленькая, пухленькая, с аккуратной прической, писала письма с той неистовой энергией, которую прилагала к любому виду деятельности. Невозможно было не признать в ней путешествующую американку, не обремененную делами и с неутолимой жаждой получения точной информации буквально обо всем на свете.

На неудобном стуле в стиле ампир сидела мисс Хетерингтон, столь же ярко выраженная путешествующая англичанка, и вязала какой-то унылый и бесформенный предмет одежды. Такие предметы, кажется, непрестанно вяжут все англичанки средних лет.

Мисс Хетерингтон была высокой и худой, с тощей шеей, небрежно уложенными волосами и с общим выражением морального разочарования во всей Вселенной.

Мадемуазель Джин Мэрикот элегантно расположилась на стульчике у пианино, смотрела в окно, зевала. Мадемуазель Мэрикот была брюнеткой, перекрашенной в блондинку, с простеньким лицом, вызывающе покрытым косметикой. Одета она была в шикарные наряды и не испытывала ни малейшего интереса к остальным двум дамам, находившимся в комнате, которых презрительно отнесла именно к тем типам, что они собой являли. Она была погружена в размышления о важных изменениях в своей интимной жизни и не собиралась растрачивать время на жизнерадостных туристов!

Мисс Хетерингтон и миссис Кэлвин Бейкер уже провели вместе пару дней под крышей «Сен-Луи» и поэтому были знакомы. Миссис Кэлвин Бейкер с истинно американским дружелюбием вступала в разговор с каждым. Мисс Хетерингтон, хотя и стремившаяся к товарищеским отношениям, разговаривала только с англичанами и американцами и считала это определенными общественными принципами. Французов она избегала, делая исключение лишь для приличных на сто процентов семейных пар. Доказательством же стопроцентности ей служили малыши, обедающие вместе с родителями за одним столом.

Француз, выглядевший как преуспевающий бизнесмен, заглянул в гостиную и, испугавшись царящей там атмосферы женской солидарности, поспешно покинул ее, бросив на прощание долгий взгляд на мадемуазель Джин Мэрикот, в котором было истинное сожаление.

Мисс Хетерингтон стала sotto voce[7] считать петли:

— Двадцать восемь, двадцать девять… так, что же теперь… а, понятно.

Высокая рыжеволосая женщина заглянула в комнату и на мгновение замешкалась, перед тем как продолжить свой путь дальше по коридору в направлении ресторана.

Миссис Кэлвин Бейкер и мисс Хетерингтон моментально насторожились. Миссис Бейкер быстро отвернулась от письменного стола и заговорила таинственным шепотом:

— Обратили внимание на женщину с рыжими волосами, которая заглядывала сюда, мисс Хетерингтон? Говорят, она единственная выжившая после той ужасной авиакатастрофы на прошлой неделе!

— Я видела, как ее привезли сегодня, — ответила мисс Хетерингтон, от возбуждения пропустив петлю. — В «скорой помощи»!Прямо из больницы, как сказал управляющий. Я спрашиваю себя, было ли это разумно, так быстро выписываться из больницы? Наверняка у нее контузия! И пластырь на лице… видно, порезалась стеклом. Какое счастье, что не получила ожогов! Я слышала, после этих авиакатастроф бывают ужасные раны от ожогов. Да, о таком даже подумать невозможно спокойно! Бедная малышка! Интересно, был ли с ней муж, и что с ним? Не думаю. — Мисс Хетерингтон покачала своей желто-серой головой. — В газетах писали, что она летела одна. Правильно. И там же была ее фамилия. Какая-то миссис Беверли… нет, Беттертон, точно. Беттертон, — задумчиво повторила мисс Хетерингтон. — О чем же это мне напоминает? Беттертон. В газетах… О Господи, я уверена, что это та же самая фамилия!

— Tant pis pour Pierre[8], — объявила себе мадемуазель Мэрикот. — Il est vraiment insupportable! Mais le petit Jules, lui il est bien gentil. Et son père est très bien place dans les affaires. Enfin, je me décide![9]

И длинными грациозными шагами мадемуазель Мэрикот ушла из маленькой гостиной, равно как и из нашего рассказа.

II

Миссис Беттертон была выписана из больницы на пятый день после несчастного случая. Машина «скорой помощи» привезла ее в отель «Сен-Луи».

Бледная и больная, с заклеенным пластырем и забинтованным лицом, миссис Беттертон немедленно была проведена в забронированный для нее номер полным сочувствия и стремящимся услужить управляющим.

— Какое потрясение вы пережили, мадам! — воскликнул он, осторожно расспросив, устраивает ли ее предложенная комната, и совершенно беспричинно включив все имевшиеся в комнате лампы. — Насколько известно, всего трое выживших, а один из них до сих пор в критическом состоянии!

Хилари устало опустилась на стул.

— Действительно, — проговорила она. — Я сама с трудом могу в это поверить. Даже сейчас помню очень немного. Особенно последние двадцать четыре часа перед катастрофой.

Управляющий сочувственно закивал:

— Результат контузии. Однажды подобное случилось с моей сестрой. Во время войны, в Лондоне. При бомбежке она потеряла сознание, но вскоре приходит в себя, идет пешком через весь Лондон, садится в поезд на станции Юстон и, figures vous[10], просыпается в Ливерпуле и ничего не может вспомнить ни о бомбежке, ни о прогулке по Лондону, ни о поезде, ни о том, как она вообще сюда попала! Последнее, что она помнит, — это то, как вешала юбку в шкаф в Лондоне! Удивительные вещи происходят, не правда ли?

Хилари согласилась, управляющий поклонился ей и вышел из номера. Хилари встала и взглянула на себя в зеркало. Она была до предела пропитана своей новой индивидуальностью и определенно чувствовала слабость в членах, что, в свою очередь, совершенно естественно для того, кто только что выписался из больницы после тяжелой болезни.

Она уже успела обследовать стол, но не нашла на нем ни писем, ни посланий, адресованных ей. Первые шаги в своей новой роли приходилось делать в полной темноте. Может быть, Оливии Беттертон следовало позвонить по определенному номеру или встретиться с определенным человеком в Касабланке? Никакого ключа к разгадке проблемы не было. Все, из чего надо было исходить, — паспорт Оливии Беттертон, ее кредитная карточка, книжечка билетов и бронирования бюро путешествий Кука. Два дня надо было провести в Касабланке, шесть в Фесе и пять в Марракеше. Фотография в паспорте теперь заменена на фотографию Хилари, подпись на кредитной карточке «Оливия Беттертон» написана тоже рукой Хилари. Удостоверение личности в полном порядке. Ее задачей было соответственно играть свою роль и ждать. Козырной картой должна стать авиакатастрофа и, как результат, потеря памяти, общая рассеянность.

Несчастный случай произошел в действительности, и Оливия Беттертон в самом деле была на борту самолета. И контузия вполне реально могла быть причиной всех ее поступков, невыполнения тех инструкций, которые, возможно, были даны. Озадаченная, потрясенная, слабая, Оливия Беттертон будет ждать дальнейших распоряжений.

Самым естественным сейчас был отдых. Поэтому она легла на кровать, прокручивая в уме все то, чему ее научили. Багаж Оливии пропал в катастрофе. В больнице Хилари снабдили некоторыми мелочами. Она провела расческой по волосам, прикоснулась помадой к губам и спустилась пообедать в гостиничный ресторан.

Было заметно, что на нее обращают внимание, проявляя значительный интерес. Несколько столиков занимали бизнесмены, те даже не удостоили ее взглядом. Но от других столиков, за которыми, несомненно, сидели туристы, явственно доносились шепот и приглушенное бормотание:

— Вон та женщина… та, рыжеволосая… она выжила после авиакатастрофы! Да, приехала из больницы на «скорой помощи». Сама видела, как она приехала. Все еще выглядит очень слабой. Не знаю, стоило ли врачам выписывать ее так быстро. Какое ужасное испытание! Какое счастливое спасение!

После обеда Хилари ненадолго зашла в маленькую гостиную. Ее заинтересовало, попытается ли кто-нибудь вступить с ней в беседу. В гостиной находились еще две женщины, и вскоре маленькая толстушка средних лет с аккуратно уложенными седыми волосами пересела на стул рядом с Хилари. И сразу же оживленно затараторила: