— Скажите ему… скажите ему… пусть будет осторожен. Борис… Борис… опасен…

Дыхание ее затрепетало на губах. Хилари наклонилась ниже.

— Вы можете сказать что-нибудь, что бы мне помогло… я имею в виду, помогло в поисках? Помогло мне разыскать вашего мужа?

— Снег.

Слово прозвучало настолько тихо, что Хилари была озадачена. Снег? Она повторяла это, не отдавая себе отчета. Оливия Беттертон издала тихий призрачный смешок. С ее губ соскользнуло еле слышно:

Снег, снег, чудесный снежок,

Ты падаешь вниз, чтоб растаять, дружок!

Она подчеркнула последнее слово:

— Дружок… Дружок? Идите и расскажите ему о Борисе. Я не верю… Но вдруг это правда?.. Если так, если так… — какой-то мучительный вопрос возник в ее глазах, которые опять остановились на Хилари, — будьте осторожны…

Странный хрип раздался из горла, губы дернулись.

Оливия Беттертон была мертва.

II

Следующие пять дней потребовали напряженной умственной работы, физически же эти дни были совершенно бездеятельны. Запершись в отдельную комнату в больнице, Хилари принялась за дело. Каждый вечер ей приходилось держать экзамен по тому материалу, который она выучивала за день. Все подробности жизни Оливии Беттертон, насколько они могли быть выяснены, записаны на бумаге, и Хилари должна была запоминать их, заучивать наизусть. Дом, в котором Беттертон жила, приходящая прислуга, которая у нее работала, ее родственники, клички любимой собачки и канарейки, каждая деталь ее шестимесячной супружеской жизни с Томасом Беттертоном. Свадьба, имена подружек, их наряды. Узоры на занавесях, коврах и обивке мебели. Вкусы, склонности, ежедневные занятия, предпочтения в еде и напитках. Хилари была поражена количеством бессмысленной на первый взгляд информации, собранной в одну кучу. Однажды она спросила Джессопа:

— Неужели все это когда-нибудь пригодится?

Он спокойно ответил:

— Может быть, и нет. Но вы должны превратиться в подлинную Оливию Беттертон. Представьте себе, Хилари, что вы писатель. Пишете книгу о женщине. Женщину звать Оливия. Вы описываете сцены из ее детства, девичества, ее свадьбу, дом, в котором она живет. И чем больше вы это делаете, тем все более и более реальной личностью становится она для вас. Теперь вы беретесь за описание во второй раз. Теперь вы пишете книгу как автобиографию, пишете от первого лица. Понимаете, что я имею в виду?

Она медленно кивнула, задумавшись над его словами.

— Вы не сможете думать о себе как об Оливии Беттертон, пока вы не станете Оливией Беттертон. Было бы лучше, конечно, если бы вам хватило времени, чтобы выучить все это, но времени этого у нас просто нет. Поэтому мне и приходится подгонять вас. Натаскивать как школьницу, как студентку перед ответственным экзаменом. — Затем добавил: — Слава Богу, вы сообразительны и у вас хорошая память!

Он оценивающе посмотрел на нее.

Паспортное описание Оливии Беттертон и Хилари Крейвен было практически идентичным, но в действительности их лица были совсем не похожи. В действительности Оливию можно назвать просто хорошенькой глупышкой. Лицо Хилари выражало энергию и загадочность. В живых синевато-зеленых глазах, глубоко сидящих под темными и ровными бровями, светился ум. У нее был большой рот с загнутыми чуть кверху уголками. Линия подбородка была необычной — скульптор нашел бы такое строение лица весьма интересным.

Джессоп размышлял: «В Хилари есть страсть… и сила воли… и где-то глубоко — приглушенный, но не подавленный — прячется веселый дух, который очень стоек… и побуждает наслаждаться жизнью, искать приключения».

— Вы справитесь, — сказал он ей. — Вы способная ученица.

Вызов, брошенный ее уму и памяти, усилил старания Хилари. Теперь она становилась все более заинтересованной, стремящейся добиться успеха. Один или два раза у нее возникали возражения, которые были высказаны Джессопу.

— Утверждаете, что меня примут за Оливию Беттертон. Они якобы не знают, как она выглядит. Имеют лишь общее описание. Почему вы так уверены?

Джессоп пожал плечами:

— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Но мы знаем вполне достаточно о структуре подобных организаций, и можно утверждать, что в их международной деятельности практикуется минимум передачи информации между странами. В этом большое преимущество! Если мы захватим слабое звено в Англии — заметьте себе, что в любой организации обязательно такое найдется, — то это слабое звено цепочки не будет ничего знать о том, что происходит во Франции, Италии или Германии, или где вам угодно, и мы опять оказываемся в тупике. Они знают только свою маленькую часть целого, не больше. То же касается и всех других сторон. Готов поклясться, что вся ячейка, действующая здесь, знает только, что Оливия Беттертон прилетит таким-то и таким-то самолетом и что ей даны такие-то и такие-то инструкции. Понимаете, сама по себе Беттертон им не важна. Если они решили доставить ее к мужу, то, значит, муж попросил, чтобы ее привезли, и они считают, что он лучше станет выполнять свою работу, если она будет рядом с ним. Сама она пешка в этой игре. Вы также должны помнить и о том, что идея подмены вами Оливии Беттертон — разумеется, импровизация чистой воды, вызванная крушением самолета и цветом ваших волос. Нашим планом операции было всего лишь установить слежку за Оливией Беттертон и выяснить, куда она отправится, каким образом, с кем будет встречаться и так далее. А за нами наши противники будут бдительно следить.

Хилари спросила:

— Вы раньше уже так поступали?

— Да. Мы проделали это в Швейцарии. Очень ненавязчиво. Что касается всей операции, то она провалилась. Если кто-то вступал там в контакт, то мы не знали об этом. Контакты были очень краткими. Естественно, они ожидают, что за Оливией Беттертон возможна слежка. Они приготовятся к этому. И наша задача — проделать свою работу более тщательно, чем в прошлый раз. Мы должны попытаться перехитрить наших противников.

— Значит, вы и ко мне приставите «хвост»?

— Конечно.

— Как?

Он покачал головой:

— Намного лучше, если вы не будете этого знать. О чем вы не знаете, о том вы и не сможете рассказать.

— Вы считаете, что я выдам вас?

Джессоп в очередной раз нацепил на лицо свою совиную маску.

— Не знаю, насколько талантливая вы актриса… насколько талантливая лгунья… Это не просто. Вопрос не в том, что вы можете проговориться о чем-нибудь по неосторожности. Промах можно допустить каким угодно образом: внезапным вдохом, секундной паузой в каком-нибудь действии, прикуривании сигареты, например. В узнавании какого-нибудь имени или знакомого. Вы попытаетесь скрыть это, исправиться, но иногда и мгновения бывает достаточно.

— Это значит, что я должна быть начеку каждую секунду?

— Именно. Ну а пока продолжим урок! Как будто опять вернулись в школу, правда? Теперь вы уже совершенный специалист по Оливии Беттертон. Давайте перейдем к другому!

Шифры, возможные реакции, различный реквизит. Урок продолжался: вопросы, повторения, попытки запутать, заставить ошибаться, затем — варианты предположительных ситуаций и ее действия в них. Джессоп выглядел довольным.

— Вы справитесь, — сказал он, по-отечески похлопывая ее по плечу. — Вы способная ученица. И запомните вот что: как бы сильно вам временами ни казалось, что вы остались в полном одиночестве, не забывайте, что, возможно, это не так. Я сказал «возможно», за большее ручаться не могу. У нас чертовски умный противник.

— А что случится, — спросила Хилари, — если я достигну конечного пункта путешествия?

— То есть?

— То есть когда я встречусь лицом к лицу с Томасом Беттертоном.

Джессоп помрачнел.

— Да, это опасный момент. Могу лишь только сказать, что у вас будет защита. Если, конечно, все пройдет по нашему плану. Но в основе самой операции, как вы, вероятно, помните, лежало условие, что вам не слишком хочется остаться в живых.

— Если серьезно, то на успех один шанс из ста? — сухо спросила Хилари.

— Верю, мы можем немного их увеличить. Тогда я не знал, что вы из себя представляете.

— Да, не знали. — Хилари задумалась. — Мне кажется, для вас я была всего лишь…

Он закончил за нее:

— Женщиной с приметной рыжей шевелюрой, у которой не было мужества продолжать жить.

Она вспыхнула:

— Довольно циничное суждение.

— Но справедливое, не так ли? Я не жалею людей. Хотя бы потому, что это оскорбительно. Жалеют людей только в том случае, когда они сами себя жалеют. В настоящее время жалость к самому себе — самый большой в мире камень преткновения!

Хилари задумалась.

— Возможно, вы и правы. А разрешите ли вы себе пожалеть меня, если я буду ликвидирована, как там у вас это называется, во время выполнения задания?

— Пожалеть вас? Нет. Я прокляну все на свете, потому что тогда мы потеряем человека, стоившего всех тех хлопот, которые были на него затрачены!

— Ну и комплимент.

Несмотря ни на что, это было приятно.

— Мне пришла в голову еще одна вещь, — продолжила она деловым тоном. — Вы сказали, что никто из них, вероятно, не знает, как выглядит Оливия Беттертон, но что, если вдруг кто-нибудь узнает меня? У меня в Касабланке нет знакомых, но ведь есть еще люди, которые летели сюда со мной в самолете. И можно случайно встретиться с кем-нибудь из них.

— О пассажирах самолета вам нет нужды беспокоиться. Люди, которые летели с вами вместе из Парижа, бизнесмены. И они продолжили путь в Дакар. Здесь вышел кроме вас только один человек, но улетел уже назад в Париж. Отсюда вы поедете в другую гостиницу, в ту, где для миссис Беттертон забронирован номер. Вы будете одеты в ее одежду, у вас будет ее прическа, а пара кусочков пластыря по краям лица сделает вас совершенно неузнаваемой. Между прочим, над вами еще поработает врач. Под местной анестезией, так что больно не будет, однако вам придется заиметь несколько натуральных отметок в память о катастрофе.