— Согласен. Однако слово «проказа» все еще ассоциируется со средневековьем, когда прокаженные носили на себе колокольчики, чтобы предупреждать людей о своем приближении. Праздное любопытство не приводит посетителей в колонию прокаженных. Те, которые посещают ее, как вы сами сказали, медицинские работники, профессионалы, интересующиеся только проводимыми там медицинскими исследованиями, и, возможно, общественные работники. Цель — доложить об условиях, в которых прокаженные живут, а они, несомненно, восхитительны. За фасадом же филантропии и благотворительности может происходить что угодно. Кто, кстати, владелец центра? Кто тот филантроп, организовавший и субсидирующий его?

— Легко выяснить. Минутку!

Лебланк быстро вернулся, принеся с собой официальный справочник.

— Центр организован по частной инициативе. Группой филантропов во главе с Аристидесом. Как вы знаете, это человек, обладающий сказочным богатством, вносящий щедрые вклады в благотворительные предприятия. Он основал больницы в Париже, а также в Севилье. Этот центр фактически его детище, остальные благотворители — группа его компаньонов.

— Аристидес был в Фесе, когда там была Оливия Беттертон!

— Аристидес! — Лебланк постиг весь смысл этих слов. — Mais… c’est colossal![52]

— Да.

— С est fantastique![53]

— Именно.

— Enfin… c’est formidable![54]

— Несомненно.

— Вы осознаете, насколько это страшно? — Лебланк возбужденно затряс указательным пальцем перед лицом своего собеседника. — Этот Аристидес, он за всем стоит! Банки, правительства, промышленное производство, вооруженные силы, транспорт! Его никто никогда не видит, о нем только иногда можно услышать! Он сидит в теплой комнате своего испанского замка, курит, царапает иногда несколько слов на листке бумаги, бросает его на пол, его секретарь подползает и подхватывает листочек, а через несколько дней известный парижский банкир вышибает себе мозги пистолетным выстрелом. Именно так и происходит!

— Как вы восхитительно драматичны, Лебланк! Но во всем этом нет ничего удивительного. Президенты и министры делают важные заявления; банкиры, величественно восседая за своими роскошными столами, произносят свои пышные речи; но никто не удивится, обнаружив, что за всей этой важностью и пышностью прячется где-то маленький ничтожный старикашка, который и является настоящей движущей силой. И в самом деле, совсем не удивительно, что за всем этим делом с исчезновением стоит Аристидес. Если бы мы здраво поразмыслили, то должны были догадаться раньше. Вся затея — грандиозный коммерческий грабеж. Тут политикой и не пахнет. Вопрос в том, — добавил он, — что мы собираемся делать?

Лицо Лебланка помрачнело.

— Это будет нелегкое занятие, вы понимаете. Если мы ошибаемся… я не осмеливаюсь и подумать! И даже если мы правы… нам придется доказать, что мы правы. Если мы предпримем расследование… расследование может быть отозвано… на самом высшем уровне, понимаете? Нет, будет нелегко… Но, — он выразительно погрозил коротким указательным пальцем, — мы сделаем это!

ГЛАВА 20

Четыре автомобиля взобрались по горной дороге и остановились перед большими воротами, вмурованными в скалу. В первом находились французский министр и американский посол, во втором — британский консул, член парламента и начальник полиции. В третьем автомобиле сидели два представителя Королевской комиссии и два выдающихся журналиста. Кроме них пассажирами этих трех машин были необходимые в подобных случаях сопровождающие лица. В четвертой машине находились люди, не известные широкой публике, но достаточно важные в своей области. Это были капитан Лебланк и мистер Джессоп. Шоферы, одетые в безупречные мундиры, открывали дверцы машин и кланялись, помогая выходить из них высокопоставленным особам.

— Надеюсь, — с опаской проговорил министр, — что нам не представится возможность какого-либо рода контактов с больными.

Один из сопровождающих мгновенно успокаивающе зашептал:

— Du tout, m. le ministère[55]. Приняты все соответствующие меры предосторожности. Проверка производится исключительно на расстоянии.

Большие ворота распахнулись. На пороге стояла небольшая группа встречающих, с поклонами приглашая их войти. Директор, темноволосый и коренастый, заместитель директора, массивный и светловолосый, два знаменитых врача и известный химик. Слова приветствия, витиеватые и продолжительные, были произнесены по-французски.

— A ce cher[56] Аристидес? — спросил министр. — Я искренне надеюсь, что плохое самочувствие не помешает ему выполнить свое обещание лично принять нас.

— Мистер Аристидес вчера прилетел из Испании, — ответил заместитель директора. — Он ожидает вас у себя. Позвольте, ваше превосходительство m. le ministère, проводить вас.

В обставленной со вкусом в стиле модерн гостиной мистер Аристидес ожидал своих гостей. Начались поклоны, комплименты, представления. Одетые в белые халаты и тюрбаны слуги подали аперитив.

— Замечательное место у вас здесь, сэр, — обратился к Аристидесу один из журналистов.

— Я горжусь своим заведением, — ответил он. — Можно сказать, моя лебединая песня. Мой последний дар человечеству. Я не жалел на него никаких затрат.

Сидевший сгорбившись в своем кресле был похож на маленькую желтую жабу. Член парламента пробормотал на ухо дряхлому члену Королевской комиссии, что мистер Аристидес представляет собой очень интересный парадокс.

— Этот старый мошенник разорил, должно быть, миллионы людей, — проговорил он, — и теперь, сколотив такое состояние, не знает, что с ним делать, и выплевывает его назад.

Пожилой судья, к которому он обращался, пробормотал в ответ:

— Интересно, до какой степени результаты соответствуют увеличению расходов? Большинство великих научных открытий, принесших пользу человечеству, было сделано при помощи совсем простого оборудования.

— Теперь, — сказал Аристидес, когда закончился обмен любезностями, а аперитив выпит, — прошу вас оказать мне честь, приняв участие в скромной трапезе, которая уже ждет вас. Роль хозяина будет выполнять доктор Ван Хайдем. Сам я сейчас на диете и питаюсь очень мало. А после обеда у вас будет экскурсия по нашему центру.

Под предводительством добрейшего доктора Ван Хайдема гости с радостью направились в обеденный зал. Они провели два часа в самолете и еще час в поездке на машинах, поэтому были теперь очень голодны. Обед был отменным, о чем не преминул заметить лично министр.

— Мы с удовольствием пользуемся нашими скромными удобствами, — сказал Ван Хайдем. — Свежие фрукты и овощи нам доставляют по воздуху дважды в неделю, есть договоренность о поставках мяса и кур, ну и, конечно же, плоти необходимо пользоваться достижениями науки.

Обед сопровождался широким выбором марочных вин. В конце его подали кофе по-турецки. После обеда гости были приглашены на ознакомительную экскурсию. Она заняла два часа и оказалась в высшей степени всеобъемлющей. Что касается министра, то он был рад, когда она завершилась. Он был совершенно потрясен сверкающими лабораториями, бесконечными белыми, сияющими коридорами, но более всего его ошеломило невероятное количество научных подробностей, о которых он услышал.

Впрочем, интерес министра был поверхностным, в отличие от некоторых других гостей, вопросы которых были более глубокими. Определенное любопытство вызвали условия жизни сотрудников и многие другие детали. Доктор Ван Хайдем был предельно усерден в своей готовности показать гостям все, что только было можно. Лебланк и Джессоп, первый в экскурсии сопровождал министра, второй — британского консула, немного отстали от остальных, когда все вновь входили в гостиную. Джессоп достал старомодные громко тикающие часы и взглянул на них.

— Нет никаких следов, ничего, — пробормотал Лебланк.

— Ни малейшего намека.

— Mon cher, если мы пошли по ложному следу, какая это будет катастрофа! После всех тех недель, которые мы затратили на то, чтобы все это организовать! Что касается меня, то это будет концом моей карьеры.

— Еще не все закончено, — сказал Джессоп. — Наши друзья здесь, я уверен.

— Но нет никаких признаков их присутствия!

— Разве нам позволили бы заметить их? К официальным визитам тщательно готовятся и предусматривают все.

— Тогда где же мы возьмем доказательства? Говорю вам, без доказательств никто и пальцем не подумает пошевелить. Все они настроены очень скептично, абсолютно все. Министр, американец, американский посол, британский консул — все твердят, что такой человек, как Аристидес, выше всяких подозрений.

— Спокойнее, Лебланк, спокойнее. Я же сказал, что еще не все закончено.

— Вы — оптимист, друг мой, — нахмурился он. Затем отвернулся на минуту, чтобы сказать что-то облаченному в безукоризненные белые одежды круглолицему молодому человеку, являвшемуся одним из представителей entourage[57], а обернувшись назад к Джессопу, подозрительно спросил: — Чему вы улыбаетесь?

— Достижениям науки. Последней модификации счетчика Гейгера, если быть точным.

— Я не ученый.

— И я ученый не более вашего, а вот особо чувствительный детектор радиоактивности утверждает, что наши друзья здесь. Здание намеренно построено таким образом, чтобы посетитель не разобрался в его планировке. Все коридоры и комнаты настолько схожи между собой, что трудно определить, где находишься и что из себя может представлять все здание. В здании есть часть, которую мы не видели. Нам ее просто не показали.

— И вы сделали вывод, что она здесь есть, исходя из признаков радиоактивности?

— Именно.

— Все те же жемчужины мадам?

— Да. Вы, конечно, можете сказать, что мы играем в кошки-мышки. Но знаки, оставленные здесь, не могут быть столь явными и заметными, как бусинки жемчужного ожерелья или рука, нарисованная фосфоресцирующими красками. Их нельзя увидеть, но их можно обнаружить… нашим радиоактивным детектором.