— Некоторые птицы не могут петь в неволе, — сказала Хилари. — Возможно, некоторые ученые не могут творчески мыслить при определенных обстоятельствах. Вы должны признать, что это обоснованная причина.

— Возможно, так и есть. Не отрицаю.

— Тогда спишите Томаса Беттертона на одну из своих неудач. Позвольте ему вернуться в мир.

— Вряд ли возможно, мадам. Я еще не готов к тому, чтобы новость о моей колонии разнеслась по всему свету.

— Вы можете взять с него обет молчания. Он поклянется, что и не заикнется никогда.

— Он поклянется, да. Но не сдержит своего обещания.

— Сдержит! Честное слово, сдержит!

— Это говорит жена! Никогда нельзя в подобных случаях верить на слово жене. Конечно, — он откинулся на спинку дивана и сложил вместе кончики своих желтых пальцев, — конечно, он может оставить здесь заложника, и тогда это свяжет ему язык.

— Вы имеете в виду…

— Имею в виду вас, мадам… Томас Беттертон уезжает, а вы остаетесь здесь заложницей. Как вам нравится такая сделка? Хотите так устроить?

Невидящими глазами Хилари смотрела мимо него. Мистер Аристидес не мог догадываться, какая картина разворачивалась перед ее мысленным взором. Она опять сидела в больничной палате рядом с умирающей женщиной. Она слушала Джессопа и запоминала его инструкции. Если сейчас воспользоваться шансом, чтобы освободить Тома Беттертона, самой оставаясь здесь, разве это не будет лучшим способом выполнить свое задание? Так как она знала, чего не знал мистер Аристидес, — что заложницы в общепринятом смысле слова просто не будет. Ведь она ничего не значит для Тома Беттертона. Его любимая жена уже и так мертва.

Она подняла голову и прямо взглянула на маленького старичка на диване:

— Согласна.

— У вас есть мужество, мадам. Верность и преданность. Хорошие качества. Что же касается остального… — Он улыбнулся. — Мы поговорим как-нибудь в другой раз.

— О нет, нет! — Хилари внезапно закрыла лицо руками. Плечи ее задрожали. — Я не вынесу этого! Я не вынесу этого! Все слишком бесчеловечно!

— Вы не должны обращать на это так много внимания, мадам. — Голос старика был нежным, почти успокаивающим. — Мне было приятно рассказать вам о своих целях и стремлениях. Мне было интересно наблюдать, какой эффект это произведет на полностью неподготовленный рассудок. На такой, как ваш, уравновешенный, здоровый и живой. Вы шокированы тем, что узнали обо мне и колонии. Вас это отталкивает. Шокировать вас таким образом — был мудрый ход. Сначала вы отвергаете мою идею, затем вы будете думать о ней, размышлять над ней, и в конце концов она вам покажется естественной, совершенно обыденной, как будто так всегда и было!

— Ни за что! — воскликнула Хилари. — Ни за что! Никогда!

— А! — сказал мистер Аристидес. — Это говорят страсть и бунтарский дух, присущие рыжим волосам. У моей второй жены тоже были рыжие волосы. Она была красивой женщиной, и она любила меня. Странно, не правда ли? Я всегда восхищался рыжеволосыми женщинами. Ваши волосы очень красивы. Но в вас есть и другие черты, которые привлекают меня. Решительность, мужество, собственное мнение. — Он вздохнул: — Увы! Женщины — как женщины — интересуют меня теперь очень мало. Здесь у меня есть парочка молоденьких девочек, которые иногда развлекают меня, но, что я предпочитаю теперь, это возбуждающее воздействие интеллектуального общения. Поверьте, мадам, ваше общество удивительным образом восстановило мои силы.

— А если я повторю все то, что вы мне рассказали, своему мужу?

Мистер Аристидес снисходительно улыбнулся:

— Вдруг вы ему все повторите? Но станете ли вы это делать?

— Не знаю… Я… нет, не знаю.

— А! — сказал мистер Аристидес. — Вы мудры. Некоторые знания женщины должны сохранять в тайне. Но вы устали… и расстроены. Время от времени, когда я буду наносить сюда визиты, вас будут приводить ко мне, и мы с вами еще многое обсудим.

— Выпустите меня отсюда! — Хилари в отчаянии протянула к нему руки. — О, позвольте мне уехать! Прошу вас!

Он лишь слегка покачал головой. Выражение его лица оставалось снисходительным, но за снисходительностью уже проглядывал легкий намек на презрение.

— Теперь вы рассуждаете, как ребенок, — осуждающе проговорил он. — Ну как я могу вас отпустить? Как я могу позволить вам разнести по всему миру о том, что вы здесь видели?

— Вы не поверите мне, если я поклянусь, что никому не скажу ни слова?

— Нет, конечно же, не поверю. Было бы очень глупо с моей стороны верить в подобные обещания.

— Не хочу оставаться в этой тюрьме, хочу уехать отсюда!

— Но ведь у вас есть муж. Вы сознательно приехали сюда, чтобы быть с ним рядом, по своей собственной воле.

— Но я не знала, что меня здесь ждет! И представления не имела!

— Да, — согласился мистер Аристидес. — Представления об этом вы не имели. Но могу заверить вас, что именно мир, в который вы приехали, намного приятнее, чем жизнь за «железным занавесом». Здесь для вас есть все необходимое! Предметы роскоши, чудесный климат, развлечения…

Он встал и ласково похлопал ее по плечу.

— Вы успокоитесь, — уверенно сказал он. — Да, рыженькая птичка в клетке обязательно угомонится. Через год, через два года — наверняка вы будете чувствовать себя совершенно счастливой. Хотя, возможно, — задумчиво добавил он, — станете менее интересной…

ГЛАВА 19

I

Следующей ночью Хилари неожиданно проснулась от какого-то звука. Она приподнялась на локте и прислушалась.

— Том, вы слышали?

— Да. Самолет… низко летит. Ничего удивительного. Они летают здесь время от времени.

— Интересно… — она оставила предложение незаконченным.

Она лежала без сна, задумавшись, вновь и вновь прокручивая в памяти странную беседу с Аристидесом.

Старик явно проявлял к ней какой-то странный, причудливый интерес. Можно ли сыграть на этом?

Сможет ли она в конце концов уговорить его забрать ее с собой отсюда?

Если в свой следующий приезд он пошлет за ней, она переведет разговор на его покойную рыжеволосую жену. Прелестями тела его очаровать не удастся. Его кровь уже слишком холодна. Кроме того, у него есть «молоденькие девочки». Но старики любят предаваться воспоминаниям, особенно когда их просят рассказать о минувших днях.

Дядюшка Джордж, который жил в Челтенхэме…

Во мраке комнаты Хилари улыбнулась, вспомнив дядюшку Джорджа.

Были ли дядюшка Джордж и Аристидес, обладатель миллионов, очень различны по своей сути? У дядюшки Джорджа была экономка — «такая славная, надежная женщина, дорогая моя, никакой развязности, никакой распущенности, ничего подобного! Милая, простая, разумная». И как дядюшка Джордж шокировал всю семью, женившись на этой славной и простой женщине! Она очень хорошо умела слушать…

Как Хилари сказала Тому? «Я найду способ выбраться отсюда». Неужели этим способом окажется Аристидес?..

II

— Донесение, — сказал Лебланк. — Ну вот наконец донесение.

Только что вошел его связной и, отдав честь, положил перед ним сложенный вдвое лист бумаги. Лебланк развернул, прочитал и возбужденно заговорил:

— Это доклад пилота одного из разведывательных самолетов. Он исследовал квадрат на территории Высокого Атласа и заметил подаваемые снизу световые сигналы. Они передавались азбукой Морзе и были повторены дважды. Вот они.

Он положил документ перед Джессопом.

«КОГЛЕПРАСЛ».

Он отделил карандашом две последние буквы.

— СЛ — наш код фразы «Без подтверждения».

— А КОГ, с которых начинается послание, — продолжил Джессоп, — опознавательный сигнал. Значит, остальное и есть само послание. — Он подчеркнул его. — ЛЕПРА. — И стал с сомнением рассматривать его.

— Проказа?

— Что бы это значило?

— Вам известны какие-нибудь значительные поселения прокаженных? Или пусть даже что-нибудь незначительное.

Лебланк развернул перед собой большую карту и ткнул в нее своим коротким указательным пальцем, пожелтевшим от никотина:

— Вот та территория, над которой работал наш пилот. Подождите. Кажется, я что-то припоминаю…

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся назад.

— Есть! — сказал он. — Там находится знаменитый медико-исследовательский центр, основанный и субсидируемый широко известным филантропом. Центр расположен как раз на этой территории, очень пустынной, между прочим. Там проведена значительная работа по изучению проказы. Там же находится и колония прокаженных, насчитывающая около двухсот человек. Кроме всего прочего, там ведутся исследования рака, есть туберкулезный санаторий. Но, заметьте, все это в высшей степени достоверно. Репутация центра самая высокая. Сам президент республики является его покровителем.

— Да, — уважительно произнес Джессоп, — отличная работа, ничего не скажешь.

— Но центр в любое время открыт для осмотров! Его постоянно посещают все заинтересованные медицинские работники.

— И не видят ничего, что им не следует видеть! Зачем это им? Нет лучшей маскировки для сомнительного бизнеса, чем атмосфера высочайшей респектабельности!

— Возможно, — неуверенно проговорил Лебланк, — возможно, в этом месте разыскиваемая нами группа останавливалась на привал? Группа небольшая, вполне может затаиться в центре на несколько недель, перед тем как продолжить свое путешествие.

— Считаю, что это может быть кое-чем большим, — сказал Джессоп. — Считаю, это может быть конечным пунктом путешествия.

— Вы думаете, что-то… крупное?

— Колония прокаженных наводит меня на определенные размышления… Насколько я знаю, современное состояние медицины позволяет лечить проказу в домашних условиях.

— В цивилизованном обществе — возможно. Но неприменимо для этой страны.