— О, но… — лицо миссис Хоуп исказилось капризной гримасой. — Я вынуждена настаивать. Кроме того, это мой ребенок!

— Конечно. Но это моя школа, — с ударением сказала мисс Бульстрод.

— Но ведь я могу забрать Генриетту в любое время из вашей школы?

— Да, можете. Конечно, можете. Но тогда я не приму ее обратно.

Миссис Хоуп продолжала упорствовать.

— А плата, которую я внесла за обучение?

— Вы хотите, чтобы ваша дочь училась в моей школе? — вместо ответа спросила мисс Бульстрод. — В таком случае поступайте так, как я говорю.

Она легонько подтолкнула миссис Хоуп к двери.

— Не беспокойтесь. Кроме того, Генриетта ждет вас. — Она представила себе Генриетту, очаровательную девушку с умным лицом, которая, несомненно, заслуживала иметь лучшую мать.

— Маргарет, пригласите Генриетту Хоуп и мисс Джонсон.

Мисс Бульстрод вышла из гостиной и некоторое время спустя разговаривала с французом.

— Конечно, ваше превосходительство, ваша племянница может учиться современным бальным танцам. Языки также крайне необходимы.

Следующая посетительница привела ее в раздражение дорогими духами, запах которых заставил мисс Бульстрод отвернуться.

«Должно быть, она целыми днями выливает на себя флаконы всякой гадости», — подумала мисс Бульстрод, приветствуя изысканно одетую женщину.

— Вы очаровательны, миссис.

Высокий бородатый мужчина в восточной одежде взял мисс Бульстрод за руку, поклонился и сказал на отличном английском языке:

— Честь имею доставить вам принцессу Шейсту. Мисс Бульстрод знала, что ее новая ученица прибыла из швейцарской школы, но весьма смутно представляла себе, кто сопровождал ее. «Это, конечно, не эмир», — решила она. Может быть, министр или поверенный в делах. Как обычно, она уверила его, что принцесса Шейста получит все самое лучшее.

Шейста вежливо улыбнулась. Она была модно одета и надушена. Ей было пятнадцать лет, но выглядела она гораздо старше. Мисс Бульстрод рассказала девушке о школе и была приятно удивлена, когда та ответила на великолепном английском и без всякого жеманства. Но манеры ее были неуклюжи и неловки, как у всякой пятнадцатилетней девочки. Мисс Бульстрод часто думала, что было бы неплохо показать английским девочкам ближневосточные страны.

Следующей посетительницей была миссис Эпжон со своей дочерью Джули.

Миссис Эпжон оказалась приятной женщиной лет сорока, со светлыми волосами и веснушчатым лицом. Джули была очень похожа на мать.

После необходимых формальностей Джули, отправляясь в сопровождении мисс Джонсон распаковывать свои вещи, сказала с очаровательной улыбкой:

— До свидания, мэм. Будьте осторожны, зажигая газ.

Мисс Бульстрод с улыбкой повернулась к миссис Эпжон, но сесть ей не предложила, опасаясь, что та сейчас начнет рассказывать, как у ее дочери взвинчены нервы.

— Есть что-нибудь, что вы хотите сказать мне без Джули?

Миссис Эпжон пожала плечами.

— О, нет, Джули — обыкновенный ребенок. Она неглупа, у нее есть чувство юмора. Впрочем, я, возможно, переоцениваю своего ребенка, как все матери.

— Матери бывают разные, — возразила мисс Бульстрод.

— Чудесно, что она попала сюда, — сказала миссис Эпжон, подходя к окну. — Какой прекрасный сад! У вас, должно быть, хороший садовник?

— У нас их двое, — ответила мисс Бульстрод.

— Хорошего садовника теперь трудно найти. Садовник может на самом деле оказаться каким-нибудь разносчиком молока… Я иногда думаю… Почему? — вдруг воскликнула миссис Эпжон, пристально глядя в окно. — Как странно!..

Мисс Бульстрод, стоявшая у другого окна, оставила без внимания это неожиданное восклицание. Ее взгляд был прикован к леди Веронике Карлтон-Сандвей, которая шла по тропинке между рододендронами нетвердой походкой. Услышав ее невнятное бормотание, директриса поняла, что та пьяна.

Леди Вероника, молодая красивая женщина, глубоко привязанная к своим близнецам-дочкам, трезвая была очаровательным существом. Но стоило ей выпить, она становилась невыносимой. Ее муж, майор Карлтон-Сандвей пытался бороться с пагубной страстью жены. Но время от времени леди Вероника ускользала из-под его опеки и приезжала навестить дочерей.

Миссис Эпжон продолжала что-то говорить, но мисс Бульстрод ее не слушала. Она обдумывала различные способы воздействия на леди Веронику, которая в таком состоянии обычно была довольно агрессивной. Но в этот момент, словно услышав ее, из дома вышла пышущая здоровьем мисс Чедвик и подошла к леди Веронике. «Милая Чедди, — подумала мисс Бульстрод, — она всегда отправляет пьяных родителей подальше».

— Возмутительно, — громко говорила леди Вероника, — пытаться отправить меня прочь. Я не хочу уходить отсюда. Где Эдит? Хочу отдохнуть… Где машина?.. Положите их спать… старуха… даже не человек… полицию надо позвать с дороги… Я говорю, позовите машину… Ерунда… Позовите мисс Бульстрод… Я возьму девочек домой… Хочу домой… материнская любовь… прекрасная вещь — материнская любовь…

— Великолепно, леди Вероника, — сказала мисс Чедвик. — Мы так рады видеть вас. Я хочу показать вам наш новый спортивный комплекс. Вам он понравится.

Она ловко повернула леди Веронику и повела ее прочь от дома.

— Я думаю, мы найдем девочек там, — мягко говорила она, — У нас прекрасный павильон, там хорошая раздевалка, бассейн для плавания…

Их голоса постепенно стихали.

Мисс Бульстрод выжидала. Леди Вероника могла вернуться, но, впрочем, мисс Чедвик не отпустит ее. Да, Чедди незаменимый человек. Правда, чересчур старомодна и не очень умна, но всегда поможет в трудную минуту.

Мисс Бульстрод отвернулась от окна и прислушалась, что говорит миссис Эпжон.

— …Хотя, конечно, плащ и кинжал чепуха… Агент — это не только прыжки с парашютом… Конечно, все агенты в Женеве знакомы между собой и могут встречаться в баре. Я бы, конечно, тогда не вышла замуж… Это была большая шутка.

Она резко повернулась с извиняющейся дружеской улыбкой.

— Я так разговорилась, отняла ваше время. Извините, пожалуйста, — и, быстро попрощавшись, вышла.

Мисс Бульстрод некоторое время стояла неподвижно. Ей показалось, что сейчас она что-то упустила, и это «что-то» могло оказаться очень важным. Но она отогнала тревожное предчувствие. Сегодня трудный день, начало летнего семестра, много посетителей… Никогда еще ее школа не была так популярна. Мидовбанк в зените славы!

Она не знала, что за полтора-два месяца до начала летнего семестра в Рамате произошли события, из-за которых Мидовбанк вот-вот будет погружен в пучину ужаса…

Глава первая

Революция в Рамате

Во дворце шейха Рамата два молодых человека обсуждали ближайшее будущее. Один из них, с оливковым цветом лица и большими грустными глазами, был принц Али Юсуф, наследственный шейх Рамата, небольшого, но очень богатого государства на Среднем Востоке. Другой — светловолосый, веснушчатый молодой человек, Боб Роуленсон, личный пилот принца. Несмотря на различие в общественном положении, молодые люди были друзьями.

— Они застрелят нас, Боб, — продолжая разговор, сказал принц Али.

— Они застрелят нас, — согласился Боб Роуленсон.

— И они собираются это сделать. Они собираются застрелить нас.

— Эти ублюдки знают, что делать.

Али на мгновение задумался.

— А не стоит ли попытаться снова?

— Мы не можем сейчас рассчитывать на удачу. Правда, мы слишком поздно узнали об этом. Ты мог сделать это две недели назад, я говорил тебе.

— Это значит стать бедняком…

— Я знаю твою точку зрения. Но вспомни, что говорил Шекспир или кто-то из этих парней-поэтов: тот, кто бежит, остается жить для борьбы.

— Подумать только, — вздохнул принц, — сколько денег вложено в это процветающее государство. Госпитали, школы, санитарная служба…

Боб Роуленсон прервал его:

— Не может ли посольство что-нибудь сделать?

Али Юсуф рассердился.

— Получить убежище в твоем посольстве? Никогда! Вот тогда это действительно будет конец. Меня и так уже обвиняют в прозападной ориентации. — Он вздохнул. — Это так трудно понять. Мой дед был жестоким человеком, настоящим тираном. Он безжалостно убивал врагов. Одно имя его приводило в трепет. И что же? Его помнят! Им восхищаются! Его уважают! Великий Ахмет Абдулла! А я? Что я сделал? Выстроил школы и больницы, дома, поднял благосостояние народа. А хочет ли он? Может быть, нужно другое правление? Как при моем деде?

— Да, — сказал Боб, — это несправедливо, но это так.

— Но почему, Боб, почему?

Боб вздохнул, пытаясь увильнуть от ответа.

— Что ж, — сказал он, — твой дед разыгрывал драму, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Но демократия… — начал Али.

— О, демократия, — Боб помахал трубкой. — Это слово означает все, что угодно, но только не то, что имели в виду греки. Держу пари, что они придумали это слово с выгодой для себя или чтобы оправдать всемогущего бога. И заметь, что когда говорят о демократическом правительстве, имеют в виду народное правительство и для народа. Я думаю, что людям это нравится.

— Но мы же не дикари… Мы цивилизованные люди…

— Существуют разные понятия цивилизации… — глубокомысленно изрек Боб. — Кроме того, я полагаю, что мы больше дикари, если не можем придумать оправдания для всяческих раздоров.

— Возможно, ты прав, — мрачно сказал Али.

— Разные люди думают об одном и том же по-разному, — продолжал Боб, — и каждый хочет укусить общество. Я часто думаю: миру действительно необходимо, чтобы его кусали. — Он отложил в сторону трубку. — Не стоит думать об этом. Скажи, ты можешь положиться на свою армию?

Принц Али неуверенно покачал головой.

— Дня четыре назад я бы сказал: да. Но теперь не знаю… Не могу быть уверенным…

Боб кивнул.

— К черту все это! Этот твой дворец приводит меня в ужас.

Али охотно согласился:

— Да, эти шпионы во дворце… Они все слышат, они все знают.