Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Совершенно верно, и если какая-нибудь хорошенькая школьница будет строить тебе глазки… небеса да помогут тебе устоять. Не хотелось бы, чтобы тебя вытурили раньше времени.

Пайквэй протянул Ронни лист бумаги.

— Какое ты предпочитаешь имя?

— Я думаю, Адам будет вполне уместно.

— Фамилия?

— Как насчет Эдема?[28]

— Нет-нет, ты слишком увлекся. По-моему, Адам Гудмэн звучит гораздо пристойнее. Ну, а теперь иди и дорабатывай свою последнюю историю с Йенсоном. — Полковник Пайквэй посмотрел на часы. — У меня больше нет для тебя времени. Я не хочу заставлять мистера Робинсона ждать. Он должен быть здесь через семь минут.

Адам (будем теперь называть его этим именем) на миг остановился.

— Мистер Робинсон?! — воскликнул он удивленно. — Он придет сюда?

— Я же сказал. — На столе у полковника зазвонил колокольчик. — Ну, вот и он, пунктуальный, как всегда.

— Скажите, кто он? — спросил Адам. — Какое его настоящее имя?

— Его зовут мистер Робинсон, — отвечал полковник Пайквэй. — Мистер Робинсон. Это все, что известно мне и всем остальным.

Вошедший человек выглядел совсем не так, как обычно выглядят люди, чья фамилия Робинсон. Его могли звать Деметриус, Исаакштейн или Перенна, хотя определить, какая именно фамилия ему больше подходит, было делом безнадежным. Он походил в равной степени и на еврея, и на грека, и на португальца, и даже на латиноамериканца. Но на кого он уж точно не был похож, так это на англичанина. Он был довольно толстым, дорого и со вкусом одет. Лицо желтое, глаза задумчивые и черные, лоб широкий, огромный рот был полон крупных и очень белых зубов. Красивой формы, тщательно ухоженные руки. Речь без тени акцента.

Мистер Робинсон и полковник Пайквэй приветствовали друг друга с видом двух царственных особ. Последовал обмен любезностями.

Затем, когда мистер Робинсон принял предложенную ему сигару, полковник сказал:

— Очень хорошо, что вы хотите нам помочь.

Мистер Робинсон закурил сигару, с наслаждением затянулся и наконец заговорил:

— Мой дорогой друг, я просто подумал, что мне нельзя оставаться в стороне — ведь я кое-что знаю. У меня немало знакомых, и они сообщают мне много интересного, сам не понимаю почему.

Полковник Пайквэй воздержался от комментариев по этому поводу и напрямик спросил:

— Я думаю, вы слышали, что был найден самолет принца Али Юсуфа?

— В прошлую среду, — ответил мистер Робинсон. — Пилотом был мистер Роулинсон. Очень сложный полет. Но крушение произошло совсем не по вине мистера Роулинсона, в самолет была заложена взрывчатка. Да-да, заложена механиком Ахмедом, по мнению Роулинсона, вполне надежным человеком. Но он таковым не был. Ему была обещана очень хорошая работа при новом режиме.

— Все-таки диверсия!.. Мы не были уверены… Но все это очень, очень грустно.

— Да. Несчастный молодой человек — я имею в виду Али Юсуфа — был совсем не подготовлен к борьбе с коррупцией и пал жертвой предательства. Но скажите, ведь мы не будем говорить об Али Юсуфе? Он — вчерашний день. Нет ничего более мертвого, чем мертвый монарх. Надеюсь, мы будем говорить — у каждого из нас на это свой резон — о том, что осталось после смерти монарха, не так ли?

— Кто бы знал, что после него осталось?..

Мистер Робинсон пожал пухлыми плечами.

— Значительный банковский счет в Женеве, небольшой счет в Лондоне, кое-какое имущество в Рамате, ныне отобранное победоносным новым режимом (естественно, там сейчас царит хаос — делят награбленное!), и, конечно, некоторые мелкие… личные вещи.

— Мелкие?

— Ну, смотря как толковать это слово, но, во всяком случае, не слишком габаритные. Такие, которые можно легко провезти с собой.

— Насколько нам известно, у Али Юсуфа их не обнаружили.

— Да, потому что он отдал их Роулинсону.

— Вы уверены в этом? — настороженно спросил полковник.

— Конечно, в наше время нельзя быть ни в чем уверенным, — безмятежно произнес мистер Робинсон. — Во дворце столько слухов… Но тому, что Али передал что-то Ценное Роулинсону, есть веские доказательства.

— Но при нем тоже ничего не было найдено.

— В данной ситуации камни могли быть вывезены каким-то другим путем.

— Каким именно? У вас нет никаких соображений наг этот счет?

— Роулинсон, после того как получил камни, отправился в кафе. Там он ни с кем не разговаривал и ни к кому не подходил. Оттуда он пошел в отель «Ритц-Савой», где остановилась его сестра. Поднялся в ее комнату и пробыл там около двадцати минут. Самой сестры в это время дома не было. Из отеля Роулинсон отправился в банк на площади Победы, где выписал чек. Когда он вышел из банка, уже начались беспорядки. Бунтовали студенты. Тогда Роулинсон отправился прямиком в аэропорт, где вместе с сержантом Ахмедом проследовал к самолету.

Али Юсуф решил осмотреть строительство новой трассы, он остановил машину около взлетной полосы, присоединился к Роулинсону и сказал, что хочет осмотреть трассу с воздуха. Они взлетели и не вернулись.

— Ну и какие у вас возникли в связи с этим соображения?

— Мой дорогой полковник, такие же, какие и у вас. Почему Боб Роулинсон провел двадцать минут в комнате своей сестры, когда той не было дома и его предупредили, что она не вернется до вечера? Он написал записку, но это не заняло бы и трех минут. А что он делал все остальное время?

— Значит, вы думаете, что Роулинсон спрятал камни где-нибудь среди вещей своей сестры?

— Это весьма похоже на правду. Миссис Сатклифф была эвакуирована в тот же день вместе с другими британскими подданными. Она с дочерью вылетела в Аден и прибывает, если не ошибаюсь, завтра в Тилбери.

Пайквэй кивнул.

— Надо бы, как говорится, ее прикрыть.

— Мы и так собирались это сделать, — ответил полковник, — все уже устроено.

— Ведь, если камни у нее, значит, ей грозит опасность? — Робинсон прикрыл глаза. — А я так не люблю всяких жутких историй.

— Вы действительно думаете, что ей может что-либо угрожать?

— В этом кое-кто заинтересован. Многие нежелательные лица, надеюсь, вы понимаете меня.

— Я понимаю вас, — мрачно ответил полковник.

— Ну и, конечно, они будут водить друг друга за нос. — Мистер Робинсон сокрушенно покачал головой. — Это так все осложняет!

Полковник Пайквэй осторожно поинтересовался:

— А вы как-нибудь заинтересованы в этом деле?

— Безусловно. — В голосе мистера Робинсона прозвучал упрек. — Некоторые из этих камней были проданы его покойному высочеству моим синдикатом по очень хорошей цене. Люди, которых я представляю и которые заинтересованы в возвращении камней, получили бы согласие бывшего владельца. Я бы не хотел что-либо добавлять к сказанному, это слишком деликатный вопрос.

— Но вы, конечно, на стороне добрых сил? — с улыбкой спросил полковник Пайквэй.

— Добрых? Ну да, конечно, добрых! — Мистер Робинсон помолчал. — Вы уже знаете, кто занимал номера рядом с миссис Сатклифф?

Лицо полковника Пайквэя оставалось непроницаемым.

— Постойте, постойте, — кажется, знаю. Слева сеньора Анжелика де Торедо — испанка, танцовщица местного кабаре. Может быть, не совсем испанка и, возможно, не очень хорошая танцовщица, но пользуется популярностью. А с другой стороны кто-то из учителей. Я понимаю…

Мистер Робинсон просиял.

— Вы все такой же. Я прихожу к вам с весьма конфиденциальной информацией, а вам уже все известно.

— Что вы, что вы, — вежливо возразил полковник.

— Между нами говоря, — сказал мистер Робинсон, — нам известно немало.

Взгляды собеседников встретились.

— Будем надеяться, что мы знаем достаточно, — добавил мистер Робинсон, поднимаясь.

— Ну вот! — с досадой воскликнула миссис Сатклифф, выглядывая в окно гостиницы. — Стоит вернуться в Англию, как сразу начинается дождь! Это меня ужасно угнетает.

— А я рада, что мы дома, — сказала Дженнифер. — И что на улицах только английская речь! И что можно пить нормальный чай и есть масло, джем и вкусное печенье.

— Ах, дорогая, мне бы хотелось, чтобы ты не была такой домоседкой, — сокрушенно вздохнула миссис Сатклифф. — Какой прок брать тебя за границу, если всю дорогу ты твердишь, что предпочла бы остаться дома?

— Но мама, мне очень нравится побыть месяц-другой за границей. Я только сказала, что рада снова очутиться дома.

— Ну, хорошо. А теперь, милая, — миссис Сатклифф отошла от окна, — оставь меня в покое. Я хочу удостовериться, что мы довезли весь наш багаж. Нет, со времен войны я, пожалуй, впервые почувствовала, что люди стали на редкость нечестными. Я уверена, что если б я не присматривала за вещами, тот тип уволок бы мою зеленую сумку, тогда, в Тилбери. И еще один ходил вокруг нашего багажа, я его видела потом в поезде.

— Ой, мама, вечно ты преувеличиваешь, — сказала Дженнифер. — По-твоему, вокруг одни только воры.

— Большинство, — мрачно изрекла миссис Сатклифф.

— Но только не англичане, — решительно возразила дочь.

— Они еще хуже, — возразила мать. — От арабов и иностранцев только этого и ждешь, англичан же никто не опасается, что очень на руку всяким здешним мошенникам. Ну, а теперь дай я посчитаю. Так, большой зеленый чемодан на месте и черный тоже. Вот два маленьких коричневых и сумка на молнии, и клюшки для гольфа. Так, вот ракетки, кожаный чемодан… Постой, а где зеленая сумка? Ах, вот она. Так: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Ну, все в порядке. Все четырнадцать мест.

— Давай попьем чаю, — предложила Дженнифер.