– К чему нам обманывать себя, – произнес он, – взглянем правде в глаза: наших друзей не стало!

– Но к чему им было стрелять по ним из ружей? Ведь у них были копья… ножи… – пробормотала молодая девушка, невольно содрогнувшись при последних своих словах.

– Это правда! – согласился с нею полковник. – Я ни за что на свете не желал бы лишить вас разумной надежды, но, вместе с тем, если бы это была атака, как вы полагаете, мы должны были бы слышать ответные выстрелы. Кроме того, египетское войско атаковало бы их со значительными силами. Но, с другой стороны, действительно странно, чтобы арабы, ожидая серьезного нападения, вдруг стали тратить на пленных без всякой надобности свои патроны. Но смотрите, что там такое? – И он указал на восток.

Две конных фигуры то появлялись, то тонули в неверном колеблющемся свете, которым была залита вся пустыня. Они, казалось, бежали от арабов, но вдруг остановились на песчаном холме, и теперь их силуэты резко вычерчивались на темном фоне неба.

– Это, вне всякого сомнения, египетская кавалерия! – воскликнул Кочрейн.

– Два человека! – сказала мисс Адамс.

– Это просто разведчики, ничего более, мисс, главные силы в нескольких милях позади. Смотрите, вот они снова помчались с донесением! Славные ребята, помоги им Бог!

Между тем на холме мелькнули два красноватых огонька, словно вспыхнувшие искорки, и в воздухе прозвучали два выстрела, но египетских всадников и след простыл.

Сам эмир поскакал назад и, поравнявшись с отрядом, сопровождавшим пленных, на ходу отдавал приказания, ободряя своих людей. Очевидно, его отряд был недалеко. Арабы крикнули что-то, и вдруг все верблюды пошли крупной неровной рысью. Очевидно, арабы решили нагнать передовой отряд и, вместе с тем, уйти от погони. Снова началась нестерпимая мука для пленных. Милю за милей скакали верблюды безостановочно, без передышки. Дамы, бессознательно уцепившись за луки своих седел, так и повисли на них. Кочрейн положительно изнемогал от этой тряски, но все еще продолжал надеяться, что погоня их настигнет.

– Смотрите… смотрите, мне кажется, что-то движется впереди нас! – воскликнула миссис Бельмонт.

Полковник Кочрейн приподнялся на своем седле и заслонил глаза рукою: лунный свет в пустыне страшно слепил глаза.

– Да, вы правы! Это всадники!..

Действительно, целая длинная вереница всадников неслась впереди их по пустыне.

– Но они скачут в том же направлении, как и мы! – заметила миссис Бельмонт.

Кочрейн пробормотал проклятие…

– Ну, да, – сказал он, – вот и след. Это наш собственный передовой отряд под начальством Вад Ибрагима. Ради него старый эмир и гнал нас все время этим дьявольским аллюром.

И действительно, спустя несколько минут молодой эмир подскакал к старику Абдеррахману и стал с ним сговариваться. Они указывали в том направлении, где показались разведчики, и озабоченно качали головами. Оба каравана соединились теперь в один и прежним усиленным аллюром продолжали подвигаться вперед по направлению Южного Креста, искрившегося над самой линией горизонта.

Кровь стучала в висках полковника Кочрейна с такой силой, что ему казалось, будто он слышит погоню и барабанный бой, и тучи кавалерии преследуют их караван со всех сторон. Этот лихорадочный бред постепенно превращался в мучительную галлюцинацию. Наконец восходящее солнце осветило всю громадную поверхность пустыни, на всем необъятном пространстве которой не колыхалось ни одного живого существа, кроме их каравана. С тяжелой грустью в сердце смотрели они на это пустое пространство, расстилавшееся от края до края неба, и последняя слабая искра надежды таяла так же, как таял прозрачный белый туман над пустыней.

Удручающее впечатление производила на дам разительная перемена, происшедшая за эту ночь в полковнике Кочрэне. Не говоря уже о том, что волосы его, заметно поседевшие в это время, теперь стали совсем седыми; такие же седые щетины безобразили его всегда гладко выбритый подбородок; глубокие морщины избороздили лицо, спина его согнулась дугой, все тело как будто разом сселось, только глаза по-прежнему смотрели зорко и гордо, свидетельствуя о том, что в этом расшатавшемся теле жил бодрый и гордый дух. Истощенный, измученный, ослабевший, он все еще старался подбадривать женщин, поддерживать их и советом, и добрым словом, старался сохранить покровительственный тон и постоянно посматривал назад все еще надеясь увидеть спасителей, которые не являлись.

Спустя час после восхода был сделан привал, и всех наделили пищей и водой. После привала караван тронулся уже обычным умеренным шагом к югу, вытянувшись длинной вереницей на протяжении четверти мили. Судя по той беспечности, с какою арабы теперь болтали между собой, и по тому порядку, в каком двигался караван, можно было сразу сказать, что они считали себя в безопасности. Вскоре они изменили направление пути и стали дер жать путь на юго-восток, из чего пленным стало ясно, что они намеревались после столь дальнего обхода вновь выйти к Нилу где-нибудь выше последних египетских передовых постов.

Теперь и самый характер местности стал видимо изменяться: вместо однообразной песчаной равнины повсюду вырастали фантастические черные скалы и утесы, среди которых, извиваясь, змеились ярко-оранжевые пески, словно излучистая река. Верблюды выступали один за другим, то ныряя между громадными валунами и утесами, то снова появляясь на мгновение на открытом месте между двумя утесами. Задние всадники могли только видеть длинные шеи и мерно покачивавшиеся головы верблюдов, словно то была вереница змей, извивавшихся среди черных скал. Все это так походило на сон, тем более что кругом не было ни звука, кроме мягкого шлепанья ног верблюдов и их тихого однообразного сопенья. Все молчали; жара начинала становиться томительной.

Мисс Адамс, которая совершенно окоченела за ночь, теперь, видимо, радовалась солнцу. Осмотревшись кругом, она потирала свои тощие старческие руки и отыскивала глазами племянницу.

– Сади, – проговорила она, – мне казалось ночью, будто ты плакала, и теперь я действительно вижу, что ты плакала. О чем?

– Я думала, тетя…

– Помни, дорогая, что мы всегда должны стараться думать о других, а не о себе!

– Я и думала не о себе, тетя!

– Обо мне, Сади, не беспокойся, не тревожь себя…

– Нет, тетя, я думала не о вас!

– Но ты о ком-нибудь особенно думала, да?

– Я думала о мистере Стефенсе, тетя! Какой он был славный, добрый и мужественный! Если подумать только, как он заботился о нас, как постоянно думал обо всем, даже в последние минуты, как он старался стянуть с себя куртку, несмотря на то, что ему мешали его бедные связанные руки. Ах, тетя, он для меня святой и герой, и останется им для меня навсегда!

– Да, но теперь его нет на свете, нет в живых.

– Я желала бы, если так, чтобы и меня не было на свете! – сказала Сади.

– Но ему от этого было бы не легче!

– Как знать, мне кажется, что тогда он был бы не так одинок! – сказала девушка и задумалась.

Некоторое время все четверо ехали молча. Вдруг полковник Кочрейн в ужасе схватился руками за голову, воскликнул:

– Боже правый! Я, кажется, теряю рассудок!

Это уже несколько раз в течение ночи начинало казаться его спутницам. Но с самого рассвета он был совершенно спокоен и разумен; они приписали это бреду, и вдруг странное восклицание его снова встревожило их.

Ласковыми словами дамы старались успокоить его, но полковник не унимался.

– Нет, нет, я положительно не в своем уме! Ну, как вы думаете, что я сейчас видел?

– Не все ли равно? Не волнуйтесь! Мало ли, что может привидеться после такой утомительной ночи. Ведь вы почти совсем не спали! – успокаивала его миссис Бельмонт, ласково положив свою маленькую ручку на его руку. – Ведь вы думали за всех нас, заботились о всех нас, не мудрено, что вы и переутомились. Сейчас мы сделаем привал, вы хорошенько проспите часок-другой, отдохнете и снова будете совсем молодцом!

Но полковник почти не слушал ее, он смотрел куда-то вдаль, вперед и, все так же волнуясь, воскликнул:

– Нет! Я никогда еще не видал так ясно! Там, на вершине холма, вправо впереди нас… бедный мистер Стюарт стоит там, в моем красном кумберландском шарфе на голове, в том самом виде, в каком мы оставили его!

Теперь дамы невольно взглянули в том же направлении, и на лицах их отразилось то же недоумение, похожее на испуг.

Там действительно – вправо, впереди – был ряд черных скал, словно небольшой хребет, вроде бастиона, по правую сторону тесной и глубокой балки, в которую теперь спускались верблюды. В одном месте этот черный бастион возвышался как бы наподобие небольшой башенки, и на этой-то башенке стояла неподвижно знакомая фигура пресвитерианского священника. Весь он был одет в черное, и только на голове виднелся яркий красный тюрбан. Второй такой своеобразной приземистой тучной фигуры не могло быть; он, казалось, напрягал свое зрение, чтобы взглянуть вниз, в долину.

– Неужели это, в самом деле, он?

– Да, это он! Он самый! – воскликнули дамы. – Смотрите, он глядит в нашу сторону и машет нам рукой!

– Боже правый! Да ведь они его застрелят! Спуститесь вниз, спрячьтесь! Не то вы не останетесь живы, безумец вы этакий! – крикнул Кочрейн. Но его пересохшее горло издало только какой-то дикий, хриплый звук.

Некоторые из дервишей также заметили странную, появившуюся на скале фигуру, и уже наводили свои ремингтоны, но вот чья-то длинная рука появилась из-за спины Стюарта, схватила его за платье, – и он мгновенно исчез, как исчезают куклы во время представлений Петрушки.

Впереди, в конце балки, как раз над тем утесом, на котором минуту назад стоял Стюарт, появилась высокая белая фигура эмира Абдеррахмана. Он вскочил на ближайший валун и что-то закричал своим, размахивая руками. Но крик его был заглушен раскатом ружейного залпа, раздавшегося одновременно с обеих сторон балки. Весь черный бастион ощетинился ружейными стволами, над которыми виднелись красные маковки тарбушей-фесок. Очевидно, арабы нарвались на засаду. Эмир упал, но в следующий же момент вскочил на ноги и снова, размахивая руками, стал отдавать приказания. На груди у него виднелось алое пятно крови, но он продолжал указывать и кричать, хотя растянувшиеся длинной нитью люди его не понимали и не слышали, что он им говорил. Некоторые из них мчались назад, другие двигались вперед. Несколько человек пытались взобраться на обрыв, с мечами наголо, но попадали под пули и скатывались вниз, на дно балки. Собственно стрельба не была особенно меткой, так что один негр успел взобраться наверх, к самым скалам, но здесь ему прикладом размозжили голову. Старый эмир не устоял на камне и тоже скатился на дно балки. Но арабы упорно старались пробиться, пока чуть ли не большая половина из них осталась на месте.