– Мы все должны быть отважными, разве не так? – сказала она самым уверенным голосом. – Будем надеяться, что скоро все кончится. Мне говорил недавно один очень высокий чин, что немцы не продержатся больше двух месяцев.

Мисс Минтон так живо закивала, что все ее бусы застучали.

– Да, и я уверена, – ее голос таинственно понизился, – что Гитлер болен, и смертельно, и он сойдет с ума к августу.

– Весь этот блицкриг – последний рывок Германии, – резко ответила Таппенс. – Я уверена, что там у них страшный дефицит. Рабочие на фабриках очень недовольны. Вскоре все рухнет.

– Что? Что такое?

Это был мистер Кайли – они с женой как раз вышли на террасу. Он раздраженно уселся в кресло, и жена тут же набросила ему плед на колени. Он опять сварливо повторил:

– О чем вы тут говорили?

– Мы говорили, – сказала мисс Минтон, – что к осени все закончится.

– Чушь, – ответил мистер Кайли. – Эта война продлится как минимум шесть лет.

– О, мистер Кайли, – запротестовала Таппенс, – вы действительно так думаете?

Мистер Кайли подозрительно озирался.

– Не понимаю, – пробормотал он. – Тут сквозит? Может, лучше передвинуть мое кресло в угол…

Началось перемещение мистера Кайли. Его жена, женщина с озабоченным лицом, которая, видимо, не имела другой цели в жизни, кроме как удовлетворять желания мистера Кайли, возилась с подушками и пледами, то и дело спрашивая его:

– Теперь тебе удобно, Альфред? Думаешь, так будет хорошо? Может, тебе надеть солнечные очки? Сегодня очень яркое утро.

– Нет-нет, – раздраженно ответил мистер Кайли. – Не суетись, Элизабет. Ты принесла кашне?.. Нет, шелковое… Ну ладно, все равно. Сойдет на сей раз. Но я не хочу перегревать горло, и шерсть – на таком-то солнце… ладно, лучше принеси другое. – Он снова вернулся к вопросу общей важности. – Да, – сказал он. – Я даю шесть лет.

Он с удовольствием выслушал возражения обеих женщин.

– Вы, милые дамы, просто выдаете желаемое за действительное. Я знаю Германию. Смею сказать, очень хорошо знаю. По своей работе, пока я не ушел на покой, я часто ездил туда-сюда. Берлин, Гамбург, Мюнхен… я все их знаю. Смею вас заверить, что немцы могут держаться практически бесконечно. Да еще с Россией за спиной…

Мистер Кайли триумфально продолжал, голос его то возвышался, то понижался в приятной меланхоличной певучести, прервавшись, лишь когда жена принесла ему шелковое кашне и он стал заматывать им горло.

Миссис Спрот принесла Бетти, сгрузила ее на пол вместе с маленькой игрушечной собачкой без одного уха и выдала дочке маленькое кукольное пальтишко.

– Вот, Бетти, – сказала она. – Ты оденешь Бонзо для прогулки, пока мама будет одеваться.

Мистер Кайли бубнил, выдавая статистику и цифры, и все они были неутешительными. Его монолог перебивало чириканье Бетти, которая деловито разговаривала с Бонзо на своем языке.

– Коесико кути ба-ба, – сказала девчушка. Затем, когда перед ней взлетела птичка, она протянула к ней ладошки и загукала. Птичка улетела, Бетти окинула взглядом собравшихся и четко заметила:

– Плёхо, – и с великим удовлетворением кивнула.

– Этот ребенок учится говорить с невероятным успехом, – сказала мисс Минтон. – Бетти, скажи «та-та». «Та-та».

Бетти холодно посмотрела на нее и заметила:

– Глюк!

Затем она засунула одну лапу Бонзо в шерстяное пальтишко и, проковыляв к креслу, схватила подушку и засунула Бонзо под нее. Весело болтая, она с превеликим старанием выдала:

– Пьять! Боувоу. Пьять!

Мисс Минтон, как переводчик с детского, сказала с гордостью заместителя мамы:

– Она любит играть в прятки. Она всегда все прячет. – Тут она воскликнула с преувеличенным изумлением: – А где Бонзо? Где Бонзо? Куда он делся?

Бетти бросилась на землю и разразилась смехом.

Мистер Кайли, обнаружив, что всеобщее внимание отвлеклось от его объяснений немецких методов замещения сырья, раздраженно осмотрелся и агрессивно прокашлялся.

Вышла миссис Спрот в шляпке и подхватила Бетти. Внимание снова вернулось к мистеру Кайли.

– Так что вы говорили? – сказала Таппенс.

Но мистер Кайли был оскорблен. Он холодно ответил:

– Эта женщина постоянно подбрасывает всем своего ребенка, считая, что остальные должны за ним присматривать. Мне кажется, все же лучше шерстяное кашне, дорогая. Солнце уходит.

– Но, мистер Кайли, продолжайте рассказывать, – сказала мисс Минтон. – Это было так интересно…

Смягчившись, мистер Кайли с важным видом возобновил свою речь, поплотнее обернув шерстяным кашне свою жилистую шею.

– Как я уже говорил, Германия так усовершенствовала свою систему…

Таппенс повернулась к миссис Кайли и спросила:

– А вы что думаете о войне, миссис Кайли?

Та подскочила.

– Что я думаю? Что вы имеете в виду?

– Вы тоже думаете, что она протянется шесть лет?

– Я надеюсь, что нет, – с сомнением ответила миссис Кайли. – Это же так долго!

– Да, долго. А что вы думаете?

Казалось, вопрос встревожил миссис Кайли. Она сказала:

– О… я… я не знаю. Альфред говорит – шесть лет.

– Но вы так не думаете?

– О, я не знаю… Трудно предугадать, разве не так?

Таппенс ощутила приступ злобы. Эта щебечущая мисс Минтон, самодур мистер Кайли, полоумная миссис Кайли – неужели все они ее типичные соплеменники? А миссис Спрот с ее туповатым лицом и бледными крыжовенными глазами разве лучше? Что она, Таппенс, может здесь найти? Наверняка никто из них…

Поток ее мыслей прервала какая-то тень. Кто-то стоял у нее за спиной и загораживал солнце. Она повернула голову.

На террасе стояла миссис Перенья, не сводя глаз с группы постояльцев. И что-то такое было в ее глазах… презрение? Какое-то убийственное пренебрежение.

«Надо побольше разузнать об этой миссис Перенья», – подумала Таппенс.

II

С майором Блетчли у Томми установились самые дружеские отношения.

– Вы ведь привезли с собой клюшки для гольфа, Медоуз?

Томми с виноватым видом ответил, что да.

– Ха! Мой глаз почти никогда не ошибается! Отлично. Мы должны сыграть на пару. Вы когда-нибудь играли здесь?

Томми покачал головой.

– Неплохая площадка, вовсе не плохая. Может, немного коротковата, но с хорошим видом на море и все такое. И никогда не бывает много народу… Послушайте, а как насчет того, чтобы пойти туда нынче утром? Мы могли бы поиграть.

– Большое спасибо. Я с удовольствием.

– Должен сказать, я рад, что вы приехали, – заметил Блетчли, когда они взбирались вверх по холму. – Тут слишком много женщин. Они действуют мне на нервы. Хорошо, что у меня появился товарищ. На Кайли рассчитывать нечего: этот человек – сущая ходячая аптека. Говорит только о своем здоровье да лечении и о лекарствах, которые принимает. Если б он выбросил все свои таблетки да совершал бы ежедневно хорошую прогулку миль на десять, был бы другим человеком. Единственным, кроме меня, представителем сильной половины человечества здесь является фон Дейним, и, правду говоря, Медоуз, он меня немного беспокоит.

– То есть? – сказал Томми.

– Да то и есть. Поверьте моему слову, принимать беженцев – дело опасное. Будь моя воля, я бы большинство их интернировал. Безопасность прежде всего.

– Как-то уж слишком круто.

– Вовсе нет. Война есть война. И у меня есть свои подозрения насчет мастера[7] Карла. Во-первых, он ни разу не еврей. Потом, он появился здесь за месяц – заметьте, всего за месяц – до начала войны. Это немного подозрительно.

Томми подбодрил его:

– Так вы думаете…

– Он шпион!

– Но тут же по соседству нет ничего важного в военном смысле!

– Э, старина, вот в этом вся хитрость! Будь тут рядом Плимут или Портсмут[8], он был бы под надзором. А в таком сонном местечке всем на все наплевать. Но здесь ведь побережье, разве не так? Дело в том, что правительство слишком мягко обходится с этими пособниками врага. Любой может приехать сюда, сделать печальный вид и рассказывать про своих братьев в концлагерях. Гляньте на этого парня – да он весь пышет надменностью! Он нацист, вот кто он, нацист!

– Нам нужна пара-тройка охотников на ведьм, – мило сказал Томми.

– То есть?

– Вынюхивать шпионов, – мрачно объяснил Бересфорд.

– Ха, очень здорово! Очень здорово. Вынюхивать их – конечно же.

На этом разговор закончился, поскольку они подошли к зданию клуба.

Томми записали временным членом клуба и представили секретарю, пожилому человеку с отсутствующим взглядом. «Мистер Медоуз» заплатил вступительный взнос, и они с майором начали игру.

Томми был посредственным игроком. Он был рад, что его стиль игры как раз подходит его новому другу. Майор выиграл два круга и был очень доволен ходом дел.

– Отличная игра, Медоуз, очень хорошая – вам просто не повезло с этим ударом – просто клюшка повернулась в последнюю минуту. Мы должны почаще играть. Приходите, и я представлю вас другим членам клуба. В целом они ничего, но некоторые из них порой такие старые бабы… Если вы понимаете, о чем я. А, вот и Хайдок, он вам понравится. Морской волк в отставке. У него дом на скале по соседству с нами. Он наш местный смотритель ориентиров для атаки с воздуха.

Коммандер[9] Хайдок был крупным добродушным мужчиной с обветренным лицом, ярко-голубыми глазами и привычкой выкрикивать большинство слов. Он радушно приветствовал Томми.