– O, в самом деле? И почему же конкретно?

– Вы задаете вопросы, – ответила Кирстен. – Пытаетесь что-то там выяснить. A ваша жена этого не хочет. Она мудрее вас. Вы можете обнаружить нечто такое, чего найти не желали бы. Или чего не хотела бы она. Вам пора уезжать домой, Филип. Причем без особого промедления.

– Но я не хочу ехать домой, – возразил Дюрран тоном обиженного мальчугана.

– Так говорят дети, – проговорила Кирстен. – Они говорят: не хочу того и не хочу этого, и тем, кто лучше разбирается в жизни, кто лучше видит, что происходит, приходится уговаривать их делать то, чего они не хотят.

– В вашем исполнении уговоры выглядят несколько иначе, – сказал Филип. – Вы отдаете мне приказания.

– Нет, я не приказываю вам, а просто советую. – Она вздохнула. – Я бы посоветовала то же самое и всем остальным. Микки пора вернуться к работе, а Тине – в библиотеку. Я рада, что Эстер уехала. Ей лучше быть там, где никто не будет постоянно напоминать обо всей этой истории.

– Да, – заметил Филип. – В этом я согласен с вами. Вы правы относительно Эстер. Но как насчет вас самой, Кирстен? Не стоит ли и вам куда-нибудь укатить?

– Да, – снова вздохнула мисс Линдстрём. – Мне тоже следовало бы уехать.

– Почему же вы не делаете этого?

– Вы не поймете причину. Мне слишком поздно уезжать отсюда.

Филип задумчиво посмотрел на нее.

– Существует слишком много вариантов, так сказать, вариаций на единую тему. Лео считает, что это сделала Гвенда; та, наоборот, думает, что виноват Лео. Тине известно нечто такое, что заставляет ее подозревать кого-то. Микки знает, кто виновен, однако это его не волнует. Мэри считает, что это сделала Эстер. – После небольшой паузы он продолжил: – Но истина, Кирсти, заключается в том, что все это – лишь вариации на тему, как я сказал. Но мы-то с вами знаем, кто это сделал, разве не так, Кирсти? Вы и я?

Она бросила в его сторону короткий, полный ужаса взгляд.

– Так я и думал, – ликующим тоном произнес Филип.

– Что вы имеете в виду? Что вы хотите этим сказать?

– На самом деле я не знаю, кто это сделал. Но вы знаете. И не просто догадываетесь, а знаете наверняка. Я прав, не так ли?

Кирстен прошествовала к двери, открыла ее, повернулась к Филипу и сказала:

– Так говорить невежливо, но я все-таки скажу. Вы дурак, Филип. То, что вы затеяли здесь, опасно… опасно для вас. Вы понимаете одну разновидность опасности. Вы были пилотом. Вы встречали в небе смерть лицом к лицу. Неужели вы не понимаете, что, оказавшись рядом с истиной, попадаете в такую же смертельную опасность, как на войне?

– A как в таком случае насчет вас самой, Кирсти? Если вам известна истина, разве вы не находитесь в опасности?

– Я способна позаботиться о себе, – мрачным тоном проговорила мисс Линдстрём. – Я могу быть настороже. Но вы, Филип, беспомощны в своем инвалидном кресле. Подумайте об этом! К тому же, – добавила она, – я излагаю не свои мысли. Меня устраивает нынешнее положение дел – поскольку я считаю, что так будет лучше для всех. Если все разъедутся в разные стороны и вернутся к своим делам, нового повода для беспокойства не будет. Если спросят, у меня есть официальная точка зрения. Я по-прежнему утверждаю, что это сделал Джеко.

– Джеко? – Филип удивленно посмотрел на нее.

– А почему нет? Джеко был умен. Он умел составить такой план, чтобы не пострадать от последствий. В детстве он часто проделывал это. В конце концов, что стоило ему сфальсифицировать алиби? Разве это не делается сплошь и рядом?

– Но это алиби он не мог подделать. Доктор Калгари…

– Доктор Калгари, доктор Калгари, – нетерпеливо проговорила Кирстен. – Он человек известный, всем знакомо его имя, и вы произносите эти два слова «доктор Калгари» так, как если он сам Господь Бог! Но позвольте сказать вам следующее. Если у вас было сотрясение мозга – такое сильное сотрясение, как у него, – разве можно поручиться за точность воспоминаний… Все могло происходить совсем по-другому – в другой день – в другое время – в другом месте!

Филип посмотрел на нее, чуть склонив голову набок.

– Значит, такова ваша версия, – проговорил он. – И вы уверены в ней. Вполне достойная внимания история. Но неужели вы сами верите в нее, а, Кирсти?

– Я вас предупредила, – сказала мисс Линдстрём, – ничего больше я сделать не могу. – Она отвернулась, а потом вздернула голову и произнесла в привычной деловой манере: – Скажите Мэри, что я убрала чистое белье во второй ящик этого шкафа.

Филип чуть улыбнулся подобной развязке, а потом улыбка умерла у него на губах…

Владевшее им внутреннее волнение еще более возросло. Он чувствовал, что находится очень близко к цели.

Проделанный над Кирстен эксперимент оказался в высшей степени удовлетворительным, однако Дюрран сомневался в том, что из нее можно выудить что-то еще. Досадна была проявленная ею снисходительность к нему. Его неподвижность вовсе не означала, что он настолько уязвим, как сказала она. Он также мог остеречься – и потом, бога ради, разве он не находится под неусыпным надзором? Мэри почти не отходит от него.

Он пододвинул к себе лист бумаги и начал писать. Короткие заметки, имена, вопросительные знаки… «уязвимое место», «попробовать»…

Внезапно он качнул головой, написал: Тина… И задумался.

Потом пододвинул к себе еще один лист бумаги.

Когда вошла Мэри, он даже не посмотрел в ее сторону.

– Что ты делаешь, Филип?

– Пишу письмо.

– Эстер?

– Эстер?.. Нет. Я даже не знаю, где она остановилась. Кирсти получила от нее из Лондона открытку буквально с парой слов, и только… – Он ухмыльнулся. – Полли, ты, кажется, ревнуешь. Правильно?

Ее холодные голубые глаза обратились к нему.

– Возможно.

Дюрран почувствовал себя несколько неуютно.

– Кому ты пишешь? – Она подошла на шаг.

– Прокурору, – бодрым тоном ответил Филип, ощущая, как закипает в его душе холодный гнев. – Неужели нельзя написать письмо без всяких расспросов? – Затем он увидел ее лицо и раскаялся. – Я пошутил, Полли. Я пишу Тине.

– Тине? Зачем?

– Она станет следующим объектом моего нападения… Куда ты, Полли?

– В ванную комнату, – проговорила Мэри, выходя из комнаты.

Филип рассмеялся. В ванную комнату, как в вечер убийства… Вспомнив их разговор на эту тему, он рассмеялся снова.

II

– Валяй, сынок, – подбодрил собеседника суперинтендант Хьюиш. – Выкладывай все, что знаешь.

Мастер[12] Сирил Грин набрал полную грудь воздуха. Но прежде чем он открыл рот, вмешалась его мать:

– Как вы можете сказать, мистер Хьюиш, в свое время я не обратила на это внимания. Вы знаете, каковы эти дети. Все говорят и думают о космических кораблях и всем таком. И тут он является ко мне и говорит: «Мам, я видел спутник, уже на земле». Ну, до этого были летающие блюдца. Он всегда что-то видит. Это всё русские наводят его на подобные мысли.

Суперинтендант Хьюиш вздохнул и подумал о том, насколько было бы легче, если б эти мамаши не настаивали на присутствии вместе со своими сыновьями и не говорили бы за них.

– Итак, Сирил, – проговорил он, – ты пришел домой и сообщил своей маме – так оно было или не так? – что видел русский спутник, как тебе тогда показалось.

– Тогда я ничего не знал, – пояснил Сирил. – Я был еще совсем ребенком… Два года назад. Конечно, сейчас я бы так не сказал.

– Эти бабл-кары[13], – вставила его мать, – были тогда совсем в новинку. В нашей окрестности таких не было вообще, поэтому когда он увидел ее – ярко-красную притом, – то не подумал, что перед ним обыкновенная машина. И когда на следующее утро мы услышали, что миссис Эрджайл убили, Сирил и говорит мне: «Мама, это все сделали русские, – говорит, – они спустились к нам в своем спутнике, забрались в дом и убили ее». Я ему отвечаю: «Не городи подобную чушь». Ну и конечно, вечером того же дня мы узнали, что арестован ее собственный сын…

Суперинтендант Хьюиш самым терпеливым образом еще раз обратился к Сирилу:

– Это было вечером, я понимаю? В какое именно время, не вспомнишь?

– Я попил чаю, – проговорил мальчик, пыхтя от усердия, – а мамы не было дома, она ушла в Институт, поэтому я вышел погулять немного с ребятами, и мы бегали вдоль новой дороги.

– И что вы там делали, хотелось бы мне знать? – вмешалась в разговор его мать.

В разговор вмешался патрульный Гуд, доставивший это многообещающее свидетельство. Он отлично знал, чем именно занимался в тот вечер Сирил с приятелями у новой дороги. Несколько домовладельцев с раздражением известили полицию о пропаже хризантем с их участков; кроме того, ему было также известно, что несколько пользовавшихся дурной репутацией жителей деревни исподтишка поощряли младшее поколение, дабы оно снабжало их цветами, использовавшимися для продажи на рынке. Однако патрульный Гуд прекрасно представлял, что сейчас не время вдаваться в описание былых правонарушений, а потому веским голосом проговорил:

– Мальчишки есть мальчишки, миссис Грин, они всегда носятся повсюду.

– Да, – согласился Сирил, – мы там немного поиграли. И тут я увидел эту штуковину. Ну, говорю, что это? Это, конечно, теперь я все знаю. Я больше не глупый ребенок. Это была одна из этих машин со стеклянным верхом. Ярко-красная машина.

– И когда это было? – терпеливо спросил суперинтендант Хьюиш.

– Ну я же сказал, что попил чаю, а потом мы отправились играть на улицу. Я услышал, как пробили часы, и сказал себе: «Ого, мама вот-вот вернется, и что она скажет, если не найдет меня дома?» Поэтому я вернулся домой и сказал ей, что видел спустившийся к нам русский спутник. Мама сказала, что все это ерунда, только это было не так. Теперь-то, конечно, я лучше знаю. А тогда был еще совсем ребенком, понимаете?

Суперинтендант Хьюиш ответил, что понимает. И, задав еще несколько вопросов, отпустил миссис Грин и ее отпрыска. На лице державшегося на заднем плане патрульного Гуда появилось удовлетворенное выражение, подобающее подчиненному, проявившему ум и смекалку и имеющему основания надеяться на то, что начальство зачтет их ему.