В ту же ночь мы обыскали сад, но не обнаружили никаких следов вторжения, кроме одного небольшого отпечатка ноги на клумбе под окном. Если бы не он, мы решили бы, что это дикое злобное лицо нам вообще померещилось. Однако скоро было получено еще одно, на этот раз более серьезное доказательство того, что творится что-то неладное. Утром мы обнаружили, что окно в комнате отца распахнуто, все шкафы и комоды открыты, а на груди у покойного лежит клочок бумажки, на котором кривыми буквами написано: «Знак четырех». Что значит эта фраза и кем был наш ночной гость, нам так и не удалось узнать. Ничто из вещей отца как будто не пропало, хотя в комнате все было перерыто. Само собой разумеется, мы решили, что эти происшествия как-то связаны с тем, чего отец боялся всю жизнь, но все это для нас по-прежнему загадка.

Маленький человек замолчал, чтобы вновь зажечь погасший в кальяне огонь, и с полминуты в задумчивости молча пускал углом рта дым. Всех нас захватило это удивительное повествование. Мисс Морстен, слушая рассказ о том, как умер ее отец, побелела как мел, я даже испугался, что она упадет в обморок. Но выпив стакан воды, который я налил ей из графина венецианского стекла, стоявшего на маленьком столике в углу, девушка быстро пришла в себя. Шерлок Холмс сидел, откинувшись на спинку стула, с отстраненным выражением лица и полузакрытыми глазами, в которых, однако, то и дело поблескивал огонек. Глядя на него, я не мог не вспомнить, что всего несколько часов назад мой друг сокрушался по поводу скуки и отсутствия интереса к жизни. Уж эта-то загадка заставит его попотеть, тут ему придется напрячь все свои силы. Мистер Тадеуш Шолто обвел нас по очереди глазами, явно довольный впечатлением, которое произвел его рассказ, после чего продолжил, попыхивая непомерно большой трубкой.

– Вы, конечно же, понимаете, – сказал он, – как взволновал нас рассказ отца о сокровище. За несколько недель, даже месяцев поисков мы с братом перекопали весь сад, заглянули под каждый кустик, но так ничего и не нашли. Больше всего нас огорчало то, что отец умер как раз в тот миг, когда собирался рассказать, где спрятано сокровище. О размерах богатства мы могли судить по диадеме с жемчужинами, которую он передал нам. Из-за нее мы с Бартоломью, кстати, немного повздорили. Жемчужины явно были очень дорогими, и моему брату очень не хотелось с ними расставаться. Скажу вам по секрету, Бартоломью характером очень напоминает отца. Он считал, что если мы отдадим ожерелье, это может породить слухи и у нас возникнут неприятности. Я добился лишь того, что он позволил мне узнать адрес мисс Морстен и разрешил отсылать ей по одной жемчужине в определенные промежутки времени, чтобы она не нуждалась.

– Это очень великодушный поступок, – с жаром сказала наша клиентка. – Вы поступили очень благородно.

Маленький человечек лишь отмахнулся.

– Мы были вашими своего рода опекунами, – сказал он. – Так что обязаны были так поступить. Хотя Бартоломью не был с этим полностью согласен. Мы люди и так небедные, мне лично большего и не надо. К тому же вести себя так низко по отношению к девушке – просто некрасиво. У французов есть на этот счет прекрасная поговорка: «Le mauvais goût mene au crime»[19]. В общем, несогласие наше дошло до такой степени, что я решил подыскать себе отдельное жилье, поэтому и уехал из Пондичерри-лодж, прихватив с собой китматгара и Уиллиамса. А вчера я узнал, что произошло нечто очень важное: сокровище нашлось. Я сразу же связался с мисс Морстен, и теперь нам остается только съездить в Норвуд и потребовать нашу долю. Вчера вечером я рассказал Бартоломью о своих намерениях, поэтому он нас ждет, хотя и без нетерпения.

Мистер Тадеуш Шолто замолчал и теперь сидел на своем роскошном диване, подрагивая от волнения. Мы тоже молчали, пораженные неожиданным оборотом, который приняло это загадочное дело. Первым очнулся Холмс.

– Сэр, вы правильно вели себя от начала до конца, – сказал он, вставая. – Возможно, мы могли бы в качестве небольшой благодарности пролить свет на то, что еще остается не понятным вам. Но, как недавно заметила мисс Морстен, уже поздно и лучше завершить дело, не откладывая его в долгий ящик.

Наш новый знакомый бережно свернул трубку кальяна и вытащил из-за гардины очень длинное, отделанное тесьмой пальто с каракулевыми манжетами и воротником. Хоть вечер был теплый, он застегнул пальто на все пуговицы и довершил свой наряд, надев кроличью шапку с опущенными ушами, которая скрывала всю его голову кроме заостренного подвижного носа.

– Здоровье у меня хрупкое, – сказал Шолто, когда мы по коридору двинулись к выходу. – Приходится его беречь.

На улице нас ждал кеб, видно, поездка наша была предусмотрена заранее, потому что, как только мы заняли места в экипаже, возница тут же хлестнул лошадей.

В дороге Тадеуш Шолто болтал без умолку. Его тонкий голос даже перекрывал стук колес.

– Бартоломью умен, – рассказывал он. – Как, по-вашему, он догадался, где спрятаны сокровища? Он пришел к выводу, что они находятся где-то внутри дома. Поэтому высчитал объем строения и измерил все до последнего дюйма. Мой брат выяснил, что высота здания – семьдесят четыре фута, но, сложив высоту всех комнат и потолков, которые он узнал, просверлив в них сквозные отверстия, Бартоломью увидел, что цифры не сходятся. Куда-то пропали четыре фута! Они могли находиться только под самой крышей, поэтому он отправился в самую верхнюю комнату и пробил в оштукатуренном потолке дыру. И что вы думаете? Там оказался крохотный чердак, о котором никому не было известно. Прямо посередине на двух балках и стоял ларец с сокровищами. Он спустил его через дыру в потолке, и теперь все это богатство стоит у него в комнате. Бартоломью подсчитал стоимость драгоценностей, вышло не меньше чем полмиллиона фунтов.

Услышав эту гигантскую цифру, мы в изумлении переглянулись. Если мисс Морстен получит свою долю, она из бедной гувернантки превратится в одну из самых богатых женщин Англии. Конечно же, меня, как преданного друга, такая новость должна была обрадовать, но, к стыду своему, должен признаться, что на душе у меня начали скрести кошки, а сердце в груди словно налилось свинцом. Я выдавил из себя несколько слов поздравлений и всю оставшуюся дорогу сидел мрачнее тучи, понурив голову и пропуская мимо ушей болтовню нашего нового знакомого. Шолто был ярко выраженный ипохондрик[20], и я смутно помню, что все это время он рассказывал мне о своих болячках и умолял поведать о составе и воздействии на организм многочисленных шарлатанских снадобий. Некоторые из них он даже носил с собой в кожаном мешочке. Надеюсь, в его памяти не отложились те рекомендации, которые я давал ему по дороге, потому что Холмс впоследствии рассказывал, что я советовал Шолто не принимать больше двух капель касторового масла, поскольку это очень опасно для организма, и настоятельно рекомендовал употреблять в больших дозах стрихнин[21] в качестве успокоительного. Как бы то ни было, когда кеб резко остановился и кучер спрыгнул с козел, чтобы открыть нам дверь, я вздохнул с облегчением.

– Вот, мисс Морстен, – сказал мистер Тадеуш Шолто, подавая руку нашей клиентке, – это и есть Пондичерри-лодж.

Глава пятая

Трагедия в Пондичерри-лодж

Было уже почти одиннадцать, когда мы достигли конечного пункта нашего ночного путешествия. Пропитанный влагой городской туман остался позади, и ночь теперь казалась намного приятнее. Дул теплый западный ветер, тяжелые облака медленно плыли по небу, иногда открывая взору яркий месяц. Было еще достаточно светло, но Тадеуш Шолто снял с экипажа один из фонарей, чтобы осветить дорогу.

Пондичерри-лодж стоял в глубине парка, обнесенного высокой каменной стеной, которая сверху была утыкана осколками стекла. Обитая железом узкая дверь была единственным входом на территорию поместья. Наш провожатый подошел к ней и как-то по-особенному постучал, так иногда стучат почтальоны.

– Кто там? – раздался из-за двери сердитый хриплый голос.

– Это я, Мак-Мурдо. Могли бы уже и запомнить, как я стучу.

Послышалось сопение, какое-то бряцание, скрежет ключа в замочной скважине, и тяжелая дверь медленно отворилась. Мы увидели невысокого мужчину с очень развитой грудной клеткой. Он высунул голову в дверной проем и, щурясь на яркий свет фонаря, стал недоверчиво нас осматривать.

– Это вы, мистер Тадеуш? А кто это с вами? Насчет них мне хозяин указаний не давал.

– Не давал? Странно. Вчера вечером я говорил брату, что приеду с друзьями.

– Он сегодня вообще не показывался из своей комнаты, мистер Тадеуш. Поэтому я ничего не знаю. Вам прекрасно известно, что я должен строго соблюдать правила. Вас пропустить я могу, но друзьям вашим придется остаться здесь.

Такого никто не предвидел. Тадеуш Шолто растерянно оглянулся на нас.

– Как вы можете, Мак-Мурдо? – сказал он. – Если я говорю, что это мои друзья, вам этого должно быть достаточно. К тому же здесь юная леди, она не может оставаться на улице в такое время.

Но бдительный страж был непреклонен.

– Мне очень жаль, – твердо сказал он. – Эти люди могут быть вашими друзьями, но не быть друзьями хозяина. Мне хорошо платят за то, чтобы я выполнял свои обязанности, и я буду их выполнять. Никого из ваших друзей я не знаю, поэтому не пущу.

– Ошибаетесь, Мак-Мурдо, знаете, – вдруг раздался веселый голос Холмса. – Вряд ли вы могли меня забыть. Помните любителя, с которым четыре года назад вы провели три раунда во время своего бенефиса в Элисонс-румс?

– Неужто это мистер Шерлок Холмс?! – присмотревшись, взревел бывший боксер. – Это ж надо! Как я мог вас не узнать? Вместо того, чтобы стоять в тени, вам нужно было провести свой знаменитый встречный апперкот, я бы больше вопросов не задавал. Да, надо было вам стать боксером, у вас ведь настоящий талант. Если бы вы захотели, то достигли бы пика славы.

– Вот видите, Ватсон, если я не преуспею на других поприщах, есть еще одна научная дисциплина, которой я могу заняться, – рассмеялся Холмс. – Уверен, что наш друг больше не станет держать нас на холоде.