– Я, конечно, был бы очень рад, если бы вы подсказали мне, что делать, – сменил тон детектив. – Сам я пока в тупике.

– Что вы предприняли?

– За Танджи, консьержем, установлено наблюдение. В полку, в котором он служил, о нем отзываются положительно. У нас на него ничего нет. Но вот жена его – дама интересная. По-моему, ей известно больше, чем она хочет показать.

– За ней следят?

– Да, мы приставили к ней одну из наших сотрудниц. Миссис Танджи пьет. Наша сотрудница дважды была рядом с ней, когда миссис Танджи хорошенько напивалась, но ничего не смогла из нее выудить.

– Насколько мне известно, у них в доме побывали судебные исполнители?

– Да, но им заплатили.

– Откуда у них деньги?

– С этим все чисто. Ее муж как раз получил пенсию. Непохоже, чтобы у них завелись деньги.

– Как миссис Танджи объясняет то, что явилась на вызов мистера Фэлпса, когда тот попросил принести кофе?

– Она утверждает, что ее муж в тот день очень устал и ей хотелось, чтобы он отдохнул.

– Что ж, теперь понятно, почему чуть позже его обнаружили спящим на стуле. Против этой пары у нас ничего нет, только скверный характер женщины. Вы спросили ее, почему в ту ночь она так спешила, что на ее торопливую походку обратил внимание даже дежурный констебль.

– Она задержалась на работе дольше обычного и хотела вернуться домой побыстрее.

– Вы указали ей на то, что вам с мистером Фэлпсом удалось обогнать ее, хоть вы и выехали из министерства примерно на двадцать минут позже?

– Это миссис Танджи объясняет разницей между скоростью омнибуса[113] и кеба.

– А она как-то объяснила, почему, придя домой, первым делом отправилась в кухню?

– У нее там хранятся деньги, которыми она собиралась откупиться от приставов.

– Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, что у нее на все готов ответ. Вы не поинтересовались, не встретился ли ей кто-нибудь на Чарльз-стрит, когда она шла домой?

– Миссис Танджи не видела никого, кроме констебля.

– Похоже, вы допросили ее основательно. Что еще сделано?

– За клерком Горо тоже следили эти девять недель. Ничего подозрительного не обнаружено. Он также чист.

– Что-нибудь еще?

– Ну, мы просто не знаем, что еще можно предпринять… Улик-то никаких нет.

– Как вы объясняете то, что зазвонил звонок?

– Должен признаться, я в полном недоумении. Тот, кто это сделал, должен обладать стальными нервами, чтобы вот так поднять тревогу.

– Да, странный поступок. Большое спасибо за информацию. Если я найду преступника, я вам сообщу. Пойдемте, Ватсон.

– Куда теперь направимся? – спросил я, когда мы вышли из кабинета.

– К лорду Холдхерсту, члену кабинета и будущему премьер-министру Англии.

Нам посчастливилось застать лорда Холдхерста в его резиденции на Даунинг-стрит. Когда Холмс передал свою визитную карточку, нас тут же провели наверх. Поприветствовав нас по всем правилам этикета, неукоснительным соблюдением которого лорд Холдхерст славился, государственный муж усадил нас на роскошные кушетки по обе стороны камина, а сам встал перед нами. Стройный, высокий, с заостренными чертами лица, мудрыми глазами и поседевшими раньше времени волосами, он представлял собой тот редкий тип людей, у которых благородство заложено в крови.

– Я о вас много слышал, мистер Холмс, – улыбаясь, сказал лорд Холдхерст. – И, разумеется, мне нет смысла делать вид, будто я не понимаю причины вашего визита ко мне. В этих стенах произошло лишь одно событие, которое могло привлечь ваше внимание. Могу я узнать, чьи интересы вы представляете?

– Мистера Перси Фэлпса, – ответил Холмс.

– Ах, мой бедный племянник! Вы должны понимать, что наше родство налагает на меня еще большую ответственность и делает невозможным мое заступничество. Боюсь, это происшествие будет иметь пагубные последствия для его карьеры.

– А если документ будет найден?

– О, это, конечно, изменит дело.

– Лорд Холдхерст, я бы хотел задать вам несколько вопросов.

– С радостью поделюсь с вами любыми сведениями, которыми располагаю.

– Скажите, вы отдали распоряжение сделать копию с документа в этом кабинете?

– Да.

– То есть подслушать ваш разговор не мог никто.

– Это совершенно исключено.

– Вы когда-нибудь говорили кому-нибудь о том, что собираетесь отдавать договор в чужие руки?

– Никогда.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно!

– Что ж, если вы никому ничего не рассказывали и мистер Фэлпс никому ничего не рассказывал, получается, что вор оказался там случайно и просто воспользовался случаем.

Министр улыбнулся.

– Это уже вне моей компетенции.

Холмс помолчал.

– Я бы хотел обсудить с вами еще один вопрос, – сказал он. – Насколько я понимаю, вы высказывали опасение, что если подробности договора станут достоянием общественности, это приведет к очень неприятным последствиям.

Тень скользнула по выразительному лицу политика.

– Последствия могут быть поистине катастрофическими.

– Что-нибудь уже произошло?

– Пока нет.

– Если бы договор попал во французское или, скажем, российское Министерство иностранных дел, вы бы об этом узнали?

– Полагаю, да, – поморщился лорд Холдхерст.

– Поскольку прошло уже более трех месяцев и до сих пор ничего не было слышно, можем ли мы предполагать, что по каким-то причинам договор еще не попал к ним?

Лорд Холдхерст пожал плечами.

– Вряд ли мы можем предполагать, что вор украл этот документ, чтобы повесить его в рамочке у себя на стене.

– Возможно, он ждет, пока ему предложат большую сумму.

– Если он подождет еще немного, то может не получить ничего. Через несколько месяцев с договора должны снять гриф секретности.

– Это очень важно, – сказал Холмс. – Конечно же, можно предположить, что вор заболел…

– Нервной лихорадкой, например? – Государственный деятель бросил быстрый взгляд на Холмса.

– Я этого не говорил, – невозмутимо произнес мой друг. – Но, лорд Холдхерст, мы и так уже отняли у вас слишком много драгоценного времени. Разрешите откланяться.

– Успехов в расследовании. Найдите преступника, кем бы он ни был, – напутствовал нас сановник.

– Приятный человек, – сказал Холмс, когда мы вышли на Уайтхолл. – Но ему приходится бороться за свое место. Он небогат, да к тому же постоянно на ногах. Думаю, и вы заметили, что у него на туфлях стоят новые подметки. Что ж, Ватсон, не стану больше отрывать вас от ваших непосредственных обязанностей. Сегодня я уже ничем заниматься не буду, если, конечно, не получу ответа на свое объявление о кебе. Но я был бы вам очень признателен, если бы завтра вы снова съездили со мной в Вокинг, тем же поездом, что и сегодня.

На следующее утро мы встретились на вокзале и вместе отправились в Вокинг. Холмс рассказал, что на объявление никто так и не откликнулся и дело пока не продвинулось. Он умел, когда хотел, делать свое лицо совершенно непроницаемым, как у настоящего индейца, поэтому мне не удалось по его внешнему виду понять, доволен ли он тем, как идет расследование, или нет. Помню, мой друг всю дорогу рассуждал о достоинствах системы измерений Бертильона[114] и очень восхищался своим французским коллегой.

Как и в прошлый раз, мы застали нашего клиента под неусыпным надзором преданной мисс Харрисон, но выглядел он значительно лучше, чем вчера. Когда мы вошли к нему в комнату, Перси без труда встал с дивана и приветствовал нас.

– Есть новости? – с волнением в голосе спросил он.

– Как я и ожидал, порадовать мне вас пока нечем, – сказал Холмс. – Я встретился с Форбсом и с вашим дядей и сделал кое-какие запросы, которые могут на что-то вывести.

– Значит, надежда еще есть?

– Разумеется.

– Благослови вас Бог за эти слова! – воскликнула мисс Харрисон. – Будем верить в лучшее и не терять присутствия духа, и правда непременно откроется.

– А у нас есть что вам рассказать. – Фэлпс снова лег.

– Я на это надеялся.

– Да, ночью здесь произошло странное событие, которое может иметь очень серьезные последствия. – Больной помрачнел, и в глазах его промелькнуло что-то, похожее на страх. – Вы знаете, – сказал он, – я уже начинаю подозревать, что я, непонятным для себя образом, угодил в центр какого-то ужасного заговора. Под угрозой находится не только моя честь, но и жизнь.

– Вот как! – удивленно воскликнул Холмс.

– Это звучит невероятно, потому что, насколько мне известно, врагов в этом мире у меня нет, но другого объяснения тому, что случилось прошлой ночью, я не вижу.

– Расскажите же, что произошло.

– Этой ночью я в первый раз спал один. Мне стало уже настолько лучше, что я решил, что могу обойтись без сиделки. Свет на ночь я, правда, не гасил. И вот около двух часов, когда я задремал, меня разбудил тихий шум, как будто мышь грызет половицу. Я какое-то время лежал, прислушиваясь к шороху, но потом звук этот начал усиливаться, и неожиданно со стороны окна раздался металлический щелчок. Я от удивления приподнялся в кровати. Теперь уже сомнений быть не могло: шорох происходил от того, что кто-то каким-то инструментом водил в щели между створками окна, а щелчок раздался, когда была откинута защелка.

Потом минут на десять все стихло, как будто человек за окном хотел проверить, не разбудил ли меня шум. Затем я услышал, как окно тихонько скрипнуло и начало медленно открываться. Нервы у меня уже не такие крепкие, как раньше, поэтому, не в силах больше терпеть, я вскочил и распахнул ставни. У окна стоял человек. Рассмотреть его я не успел, потому что он тут же метнулся в сторону и растворился в темноте. Одежда закрывала нижнюю часть его лица. Единственное, в чем я уверен, – в руке он держал какое-то оружие, что-то похожее на длинный нож. Я отчетливо увидел, как оно блеснуло, когда он разворачивался, чтобы убежать.

– Чрезвычайно интересно, – сказал Холмс. – А что же вы сделали потом?