– Спасибо, продолжайте, – сказал Шерлок Холмс.

– Очень важно, чтобы вы обратили внимание на следующее. Я спустился по лестнице в вестибюль и увидел, что консьерж спит у себя в комнате, а на спиртовке у него вовсю кипит чайник. Я потушил спиртовку и снял чайник с огня, потому что вода из него забрызгала весь пол. Я уже протянул руку, чтобы разбудить консьержа, но тут над головой у него громко прозвенел звонок, и он, вздрогнув, проснулся.

«Мистер Фэлпс?» – увидев меня, удивился консьерж. – «Я спустился узнать, готов ли мой кофе». – «Я как раз поставил чайник, да, видно, уснул, сэр. – Он в полной растерянности перевел взгляд с меня на продолжавший трезвонить звонок. – Сэр, если вы тут, кто ж это звонит?» – «Звонит?! – вскричал я. – Из какого кабинета этот звонок?» – «Из вашего».

Холодная рука сдавила мне сердце. Кто-то посторонний в ту секунду находился в моем кабинете, где на столе лежал бесценный документ. Я бросился наверх по лестнице и как сумасшедший помчался по коридору. По дороге я не встретил никого, в кабинете тоже никого не было, но бумаги, которые я оставил на столе, исчезли! Копия была на месте, но оригинал пропал.

Холмс выпрямил спину и потер руки. Я заметил, что рассказ его очень заинтересовал.

– И что же вы предприняли?! – воскликнул он.

– Я сразу понял, что вор мог попасть на лестницу только через боковую дверь, иначе я бы обязательно с ним встретился.

– Вы уверены, что он не прятался все это время в вашем кабинете или в коридоре, который, по вашим словам, плохо освещен?

– Это исключено. Туда и мышь не проскочит. Там просто негде прятаться.

– Спасибо, прошу вас, продолжайте.

– Консьерж, видя, как я побледнел, понял, что может случиться что-то страшное, поэтому побежал наверх следом за мной. Из кабинета мы вместе с ним ринулись вниз к крутой лестнице, ведущей на Чарльз-стрит. Дверь внизу была закрыта, но не заперта. Мы выскочили на улицу. Я точно помню, что в этот миг услышал бой часов где-то неподалеку. Было без четверти десять.

– Это крайне важно, – сказал Холмс, записывая что-то на своей бумажной манжете.

– Было очень темно, моросил теплый дождь. На Чарльз-стрит не было никого, но на Уайтхолл как всегда было оживленное движение. Мы бросились по тротуару, даже не думая укрыться от дождя, и на углу увидели полицейского. Я с криком кинулся к нему.

«Ограбление! Из министерства похищен документ необычайной важности! Здесь кто-нибудь проходил?» – «Сэр, я стою здесь уже четверть часа, – сказал он. – За это время здесь проходил только один человек… пожилая женщина, высокая, в платке». – «А, ну это моя жена, – крикнул консьерж. – Больше никого не было?» – «Ни души». – «Значит, вор пошел в другую сторону», – потянул меня за рукав консьерж.

Но я не успокоился. То что он хотел увести меня в другую сторону, только усилило мои подозрения.

«Куда пошла женщина?» – спросил я. – «Не знаю, сэр. Я ее заметил, но мне незачем было за ней следить. По-моему, она спешила». – «Давно вы ее видели?» – «Да всего несколько минут назад». – «А точнее?» – «Ну, минут пять, не больше».

«Сэр, вы теряете время, сейчас каждая секунда дорога, – не унимался консьерж. – Уж поверьте мне на слово, моя старуха не имеет к этому отношения. Бежим в другую сторону. Если не хотите, я сам пойду», – с этими словами он бросился в обратном направлении.

Но я его догнал и схватил за руку.

«Скажите свой адрес», – крикнул я. – «Брикстон, Айви-лейн, шестнадцатый дом, – сказал он. – Только зря вы это затеяли, давайте лучше пойдем в другую сторону, может быть, там что-нибудь увидим или услышим».

Следуя его совету, я ничего не терял, поэтому вместе с полицейским мы поспешили в обратном направлении, но на Уайтхолл было полно транспорта и прохожих, все спешили укрыться от дождя. Нам явно никто не подсказал бы, проходил ли здесь кто-нибудь.

Мы вернулись в здание и осмотрели лестницу и коридор, но ничего не нашли. Проход, ведущий к кабинету, покрыт кремовым линолеумом, если бы по нему кто-нибудь прошел, там бы обязательно остались следы. Но никаких следов мы не обнаружили.

– Скажите, а дождь шел весь вечер?

– Примерно с семи часов.

– Тогда почему женщина, заходившая в кабинет в девять часов, не оставила на линолеуме следов грязной обуви?

– Я рад, что вы об этом спросили. Я сам об этом тогда подумал. Уборщицы обычно переобуваются в тапки в комнате консьержа.

– Понятно. Значит, несмотря на то что весь вечер шел дождь, следов не было? Крайне любопытно. Что же вы сделали потом?

– Мы осмотрели и сам кабинет. Никакой тайной двери там быть не может, а окна находятся высоко, футах в тридцати над землей, к тому же оба окна были заперты изнутри. На полу лежит ковер, так что люк исключается, потолок обычный, беленый. Я голову даю на отсечение, что тот, кто украл документы, проник в кабинет через дверь.

– А камин?

– Камина там нет. Только печка. Шнурок от звонка висит рядом с моим столом, справа. Чтобы позвонить, нужно было подойти прямо к моему столу. Только почему преступнику пришло в голову позвонить? Ума не приложу.

– Дело это, вне всякого сомнения, необычное. Каковы же были ваши следующие действия? Вы, очевидно, обыскали кабинет в поисках следов преступника… Кончик сигары, оброненная перчатка, шпилька, какая-нибудь другая мелочь?

– Ничего подобного мы не нашли.

– Запах?

– Об этом мы как-то не подумали.

– Жаль, в подобном расследовании, скажем, запах табака имел бы огромное значение.

– Сам я не курю, поэтому запах табака, наверное, почувствовал бы. Улик не было никаких. Единственное, что показалось мне необычным, это то, что жена консьержа, миссис Танджи, так ее зовут, столь поспешно покинула здание. Сам консьерж никак не мог объяснить ее поведение, сказал лишь, что она всегда уходит домой примерно в это время. Я посоветовался с полицейским, и мы решили, что лучше всего будет схватить женщину, пока она еще не успела избавиться от бумаг (если, конечно, они были у нее).

К этому времени о происшествии уже стало известно в Скотленд-Ярде, и на место преступления явился мистер Форбс, сыщик. Он энергично принялся за дело. Мы взяли кеб и уже через полчаса прибыли по указанному адресу. Дверь нам открыла девушка, которая оказалась старшей дочерью миссис Танджи. Ее мать еще не вернулась, поэтому она провела нас в гостиную, где мы и стали дожидаться.

Примерно через десять минут раздался стук в дверь, и тут мы совершили непростительную ошибку, в которой я виню исключительно себя: вместо того, чтобы самим открыть дверь, мы позволили сделать это девушке. Мы услышали, как она сказала: «Мама, тебя дожидаются двое джентльменов», – после чего сразу же раздались торопливые шаги по коридору. Тогда Форбс распахнул дверь и мы выбежали то ли в кухню, то ли в заднюю комнату. Женщина была уже там. Она вызывающе взглянула на нас, но тут узнала меня, и на лице у нее появилось выражение крайнего изумления.

«Боже мой, это же мистер Фэлпс, из министерства!» – воскликнула она. – «Так-так, а от кого же вы убегали?» – спросил мой спутник. – «Я подумала, это пришли описывать имущество, – ответила миссис Танджи. – У нас проблемы с лавочником». – «Зря стараетесь, – сказал на это Форбс. – У нас есть основания полагать, что вы похитили из Министерства иностранных дел ценный документ и сюда прибежали, чтобы избавиться от него. Вам придется проехать с нами в Скотленд-Ярд, вас там обыщут».

Напрасно она отказывалась и сопротивлялась. Мы усадили ее в кеб и обратно поехали уже втроем. Но сперва мы осмотрели кухню, и особенно тщательно – печь. Нам нужно было узнать, успела ли миссис Танджи освободиться от бумаг за то короткое время, пока находилась здесь одна. Однако ни пепла, ни обрывков мы не нашли. Приехав в Скотленд-Ярд, мы сразу же препроводили миссис Танджи в комнату для досмотра женщин. Я чуть с ума не сошел от волнения, пока дожидался результата. Бумаг при ней не нашли.

И только тогда я в полной мере ощутил весь ужас ситуации. До той минуты я был занят делом и мне было не до размышлений. Я почему-то был уверен, что мне удастся разыскать договор, что называется, по горячим следам, и даже не задумывался о том, что случится, если мне этого сделать не удастся. Но больше я ничего не мог предпринять, поэтому у меня появилось время обдумать положение. Ситуация была ужасной. Ватсон подтвердит, что еще в школе я был ранимым и чувствительным. Такой уж у меня характер. Я подумал о дяде и его коллегах в правительстве, о том, что я опозорил его, опозорил себя, опозорил всех, кто хоть как-то со мной связан. Ну и что, что я стал жертвой невероятного случая? Когда на карту поставлены дипломатические интересы, невероятных случаев происходить не должно. Это был конец и мне, и моей карьере. Полный, окончательный конец. Я не помню, что было потом. Наверное, у меня случилась истерика. В памяти сохранились какие-то смутные образы, например, несколько человек в форме, которые столпились вокруг меня и пытались как-то успокоить. Кто-то из них отвез меня на Ватерлоо и усадил в поезд до Уокинга. Думаю, этот человек довез бы меня до самого дома, если бы не оказалось, что в том же поезде едет доктор Ферье, мой сосед. Он любезно согласился присмотреть за мной, и это очень хорошо, потому что на станции у меня начался припадок. Когда я наконец добрался домой, я уже ничего не соображал.

Можете представить, что тут началось, когда всех в доме разбудил звонок в дверь и они увидели меня в таком состоянии. Моя бедная Энни и мать были убиты горем. Доктор Ферье на вокзале узнал от детектива, что со мной произошло, поэтому смог объяснить, что к чему, правда, никому от этого легче не стало. Всем было понятно, что я не скоро приду в себя, поэтому Джозефа выселили из его спальни и превратили эту комнату в лазарет. Здесь, мистер Холмс, я более девяти недель пролежал в горячке и без сознания. Если бы не мисс Харрисон и доктор, я бы сейчас с вами не разговаривал. Днем за мной ухаживала Энни, а на ночь оставалась специально нанятая сиделка. Меня нельзя было оставлять одного ни на минуту, потому что во время приступов я был способен на что угодно. Постепенно разум мой начал проясняться, но полностью память вернулась ко мне всего три дня назад. Хотя, честно говоря, иногда мне кажется, что лучше бы я навсегда остался в таком состоянии. Первое, что я сделал, это телеграфировал мистеру Форбсу, который ведет это дело. Он приехал ко мне, но ничего утешительного не рассказал. Несмотря на то что делается все возможное, никаких следов или улик найти не удалось. Консьержа и его жену проверили по всем статьям, но это тоже ничего не дало. Тогда подозрение полиции пало на юного Горо, который, как вы помните, в тот день задержался на работе. Эта его задержка и французская фамилия – вот все, что, собственно, и навлекло на него подозрения, хотя я начал работать уже после того, как он ушел. К тому же хоть его предки и были гугенотами, сам он и вся его семья по своим симпатиям и образу жизни такие же англичане, как вы и я. В общем, доказать его причастность к делу не удалось и на этом следствие зашло в тупик. Мистер Холмс, вы – моя последняя надежда. Только вы можете спасти мою честь и положение.