Ваш старый школьный друг,

Перси Фэлпс».

Что-то тронуло меня в этом письме, возможно, то, как жалобно Перси просил привезти Холмса. В общем, я так растрогался, что в любом случае постарался бы как-то помочь ему, но мне-то, разумеется, было известно, как сильно Холмс любит свое дело и что, помогая клиентам, он испытывает радость не меньшую, чем те, кто получает от него помощь. Моя жена согласилась, что нельзя терять ни минуты и нужно как можно скорее обратиться к нему с этим делом, так что не прошло и часа после завтрака, как я снова оказался в нашей старой квартире на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в халате за приставным столиком и был всецело поглощен какими-то химическими опытами. В большой реторте, закрепленной над горящей голубоватым пламенем бунзеновской горелкой, бешено кипела жидкость, ее дистиллированные капли стекали в двухлитровую емкость. Когда я вошел, мой друг лишь на секунду оторвал глаза от интересного процесса. Поняв, что происходит нечто важное, я уселся в кресло и стал ждать. Из нескольких сосудов Холмс взял пипеткой образцы жидкостей, смешал их в отдельной пробирке и поставил ее на столик. В правой руке он держал полоску лакмусовой бумаги.

– Вы пришли в самый ответственный момент, Ватсон, – сказал он. – Если эта бумажка останется синей, все хорошо.

Если покраснеет, это будет означать, что кто-то расстался с жизнью. – Он опустил бумагу в пробирку, и она тут же окрасилась в бледный грязновато-малиновый цвет. – Гм! Я так и думал! – воскликнул Холмс. – Еще пару секунд, Ватсон, и я буду к вашим услугам. Табак в персидской туфле. – Он повернулся к столику и написал несколько записок, которые вручил мальчику-лакею с указанием отнести их на телеграф. После этого с видом человека, покончившего с важным делом, Холмс опустился в кресло напротив меня, подтянул к себе колени и сцепил пальцы на длинных худых голенях.

– Самое обычное убийство, – сказал он. – Вы, надеюсь, принесли что-то поинтересней. Ватсон, вы настоящий вестник преступлений. Ну, рассказывайте, что у вас.

Я вручил ему письмо, которое он прочитал предельно внимательно.

– Нам это мало о чем говорит, не так ли? – заметил Холмс, возвращая мне письмо.

– Да, это точно.

– И все же почерк весьма любопытный.

– Но это не его почерк.

– Вот именно. Это писала женщина.

– Вы ошибаетесь! Мужчина! – воскликнул я.

– Нет, женщина, причем женщина незаурядная. Видите ли, приступая к расследованию, важно знать, что твой клиент тесно связан с кем-то, кто обладает исключительными качествами, либо положительными, либо отрицательными. Это дело меня уже заинтересовало. Если вы готовы, отправляемся в Уокинг немедленно, – узнаем, что стряслось с этим дипломатом. Заодно и посмотрим на женщину, которой он диктовал письмо.

К счастью, мы успели на утренний поезд с Ватерлоо, так что менее чем через час увидели живописные еловые леса и вересковые луга Уокинга. Брайарбрэй оказался большим особняком с огромным участком в нескольких минутах ходьбы от станции. Мы вручили дворецкому карточки, и нас провели в просторную, со вкусом обставленную гостиную. Через минуту появился довольно тучный господин, который с радушной улыбкой направился к нам. Лет ему было, пожалуй, под сорок, но щеки у него были такие румяные, а глаза такие озорные, что он больше походил на упитанного непослушного мальчишку.

– Я так рад, что вы приехали, – сказал он, энергично пожимая нам руки. – Перси все утро о вас спрашивает. Эх, бедняга, он хватается за каждую соломинку. Его родители попросили меня встретить вас, чтобы лишний раз не волновать его.

– Нам пока еще ничего не известно об этом деле, – заметил Холмс. – А вы не член семьи.

Наш новый знакомый озадаченно воззрился на него, но потом посмотрел вниз и рассмеялся.

– Ну конечно же, это монограмма «Дж. Х.» у меня на медальоне, – сказал он. – А я уж думаю, как это вы догадались? Меня зовут Джозеф Харрисон. И поскольку Перси собирается жениться на моей сестре Энни, я все же стану его родственником, хоть и не кровным. Энни сейчас в его комнате, все эти два месяца буквально не отходит от него. Давайте, пожалуй, сразу пойдем к ним, Перси вас так ждет.

Помещение, в которое нас провели, находилось на том же этаже, что и гостиная. Судя по мебели, оно использовалось то как спальня, то как вторая гостиная. Комната утопала в цветах. На каждой полочке и в каждом углу стояли вазы с красивыми букетами. На диване рядом с открытым окном лежал бледный, изможденный молодой человек. В окно доносились насыщенные запахи сада, дул приятный летний ветер. Рядом с больным сидела женщина. Как только мы вошли, она поднялась.

– Мне уйти, Перси? – спросила она.

Он удержал ее за руку.

– Здравствуйте, Ватсон, – сердечно приветствовал меня Перси. – А вас с усами и не узнать! Думаю, вы бы меня тоже не сразу узнали. А это, наверное, ваш знаменитый друг – мистер Шерлок Холмс?

Я коротко представил их друг другу, и мы сели. Тучный молодой человек вышел из комнаты, но сестру его мой бывший школьный товарищ все еще держал за руку. Это была удивительно красивая женщина, чуть-чуть полноватая для своего невысокого роста, но с изумительной оливковой кожей, огромными темными глазами итальянки и гривой роскошных черных волос. Рядом с ней больной казался еще более бледным и измученным.

– Я не хочу вас задерживать, – сказал Перси, приподнимаясь на диване. – Поэтому сразу перейду к делу. Я был счастливым и преуспевающим человеком, мистер Холмс, собирался жениться, но произошло неожиданное и ужасное событие, которое полностью перечеркнуло мою жизнь.

Ватсон, наверное, рассказывал вам, что я работал в Министерстве иностранных дел и благодаря покровительству своего дяди, лорда Холдхерста, довольно быстро занял весьма ответственную должность. Когда дядя стал министром в нынешнем правительстве, он доверил мне выполнение некоторых особых поручений и, поскольку проколов с моей стороны никогда не было, совершенно уверился в моих силах и надежности.

Около десяти недель назад, а точнее двадцать третьего мая, он вызвал меня в свой личный кабинет и, похвалив за добросовестное отношение к работе, сказал, что у него есть для меня новое ответственное задание.

«Вот это, – сказал дядя, доставая из сейфа свиток серой бумаги, – оригинал того самого секретного договора между Англией и Италией, слухи о котором, к сожалению, уже просочились в печать. Крайне важно избежать дальнейшей утечки информации. Французское или российское посольство заплатило бы любые деньги за то, чтобы узнать содержание этих бумаг. Документы эти ни в коем случае не покинули бы стен моего кабинета, если бы не возникла надобность снять с них копии. В вашем кабинете есть сейф?» – «Да, сэр». – «Тогда возьмите договор и заприте его в сейф. Я распоряжусь, чтобы вы смогли задержаться на работе, когда все уйдут. Скопируете документ в спокойной обстановке, не опасаясь, что за вами будут подглядывать. Когда закончите, спрячете и оригинал, и копию в сейф. Завтра утром передадите их мне лично в руки».

Я взял у него бумаги и…

– Простите, – прервал его Холмс, – вы были одни, когда разговаривали?

– Совершенно.

– А кабинет у вашего дяди большой?

– Тридцать на тридцать футов.

– Вы стояли посередине?

– Да, примерно.

– И разговаривали негромко?

– У моего дяди вообще тихий голос, а я по большей части молчал.

– Благодарю вас, – сказал Холмс и закрыл глаза. – Прошу, продолжайте.

– Я сделал все в точности так, как велел дядя, и дождался, пока ушли остальные клерки. Остался только Чарльз Горо, мы с ним работаем в одном кабинете. Ему нужно было доделать какую-то работу, поэтому я решил не сидеть рядом с ним, а сходить поужинать. Когда я вернулся, его уже не было. Я хотел побыстрее выполнить поручение дяди, поскольку Джозеф… мистер Харрисон, которого вы только что видели, был в городе и собирался ехать в Уокинг одиннадцатичасовым поездом, и мне хотелось, если получится, тоже успеть на этот поезд.

Прочитав договор, я сразу понял, что дядя нисколько не преувеличивал, когда говорил о его важности. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что в нем четко определялась позиция, занимаемая Великобританией в отношении стран Тройственного союза[112], и обрисовывались предполагаемые действия, которые наша страна готова предпринять в том случае, если морские силы Франции получат превосходство над итальянским военно-морским флотом в Средиземном море. Затрагиваемые в документе вопросы имели исключительно морской характер. Договор был скреплен подписями высокопоставленных чиновников. Я пробежал его глазами и принялся за работу.

Это был длинный документ на французском языке, состоящий из двадцати шести отдельных статей. Я старался как мог, но к девяти часам успел скопировать только девять статей, так что понял, что на поезд мне не успеть. Наверное, из-за плотного ужина, а может быть, из-за того, что я просто сильно устал в тот день, меня стало клонить ко сну, внимание ослабло, и я решил взбодриться чашечкой кофе. На ночь в небольшой комнатке внизу лестницы у нас остается консьерж, он имеет обыкновение заваривать на своей спиртовке кофе и угощать тех служащих, которые задерживаются на работе. Я вызвал его звонком.

К моему удивлению на вызов пришла пожилая женщина, крупная такая, с грубоватым лицом и в фартуке. Она представилась женой консьержа и сказала, что работает здесь уборщицей. Я попросил ее принести кофе.

Я переписал еще две статьи и почувствовал, что буквально начинаю засыпать, поэтому встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги. Кофе еще не принесли, и я решил узнать почему. Открыв дверь, я вышел в коридор. Это длинный прямой полутемный переход, который ведет от двери моего кабинета к изогнутой лестнице, внизу которой и дежурит консьерж. Другого прохода там нет. Где-то посередине лестница имеет еще одну небольшую площадку, на которую под прямым углом выходит другой коридор. По нему можно пройти ко второй небольшой лестнице, ведущей к запасному выходу, которым пользуются слуги. Иногда через него входят и служащие, те, кто идет на работу по Чарльз-стрит, так ближе, чем идти к главному входу. Вот примерный план здания.