Теперь мне нужно было определить мотив этого необычного преступления. Для этого в первую очередь необходимо было разобраться с грабежом, я имею в виду дом мистера Актона. Полковник как-то упомянул, что не так давно вы, мистер Актон, судились с Каннингемами. Разумеется, у меня сразу же зародилось подозрение, что это они проникли в вашу библиотеку, чтобы выкрасть какие-то важные для этой тяжбы документы.

– Наверняка, – сказал мистер Актон. – В их намерениях можно не сомневаться. У меня есть бумаги, доказывающие, что половина их земель принадлежит мне. Если бы документы эти хранились не в сейфе моего адвоката, а у меня дома, они вполне могли бы оставить меня без главного козыря.

– Вот видите, – улыбнулся Холмс. – Это была отчаянная, безрассудная попытка. Думаю, здесь не обошлось без влияния Алека. Не найдя того, что им было нужно, они решили инсценировать обычную кражу со взломом, для чего взяли первое, что им попалось под руку. С этим все было понятно, но кое-что еще оставалось для меня загадкой. Больше всего меня интересовала вторая часть письма. Я не сомневался, что Алек вырвал его из руки убитого, и был почти уверен, что преступник сунул его в карман халата. Куда же еще он мог положить обрывок? Единственное, что оставалось выяснить, – находится ли он на прежнем месте. Ради этого мы и пошли в дом.

Каннингемы, как вы наверняка помните, подошли к нам рядом с входом в кухню. Конечно же, очень важно было ни в коем случае не напоминать им о существовании этой улики, иначе они тут же уничтожили бы ее. Правда, инспектор в разговоре с ними чуть не проболтался о том, какое большое значение мы придаем этому документу, но, к счастью, я в ту секунду свалился носом в землю и таким образом сменил тему разговора.

– Боже правый! – рассмеялся полковник. – Вы что, хотите сказать, что мы зря переживали и ваш припадок был ненастоящим?

– С медицинской точки зрения это выглядело очень убедительно, – вставил я, изумленно глядя на человека, который не переставал поражать меня своими талантами.

– Это искусство часто помогает мне, – сказал Холмс. – Когда я «пришел в себя», мне при помощи простейшей уловки удалось заставить Каннингема-старшего написать слово «одиннадцать», чтобы я мог сравнить его почерк с почерком на записке.

– Каким же я был ослом! – воскликнул я.

– Я видел, как взволновал вас мой припадок, – улыбнулся Холмс. – И, поверьте, искренне переживал из-за того, что подверг ваше доброе сердце такому испытанию. Когда потом мы все вместе поднимались наверх, я заметил висящий на крючке у двери халат. В комнате Каннингема-старшего я сумел на некоторое время отвлечь их внимание, для чего мне пришлось сбить столик с фруктами и поставить вас, милейший Ватсон, в неловкое положение. Сам же я прошмыгнул назад и обыскал карманы халата. Как я и предполагал, письмо лежало в одном из карманов, но, как только оно оказалось в моих руках, меня настигли Каннингемы. Не сомневаюсь, они бы прикончили меня, если бы вы не подоспели вовремя. Я до сих пор ощущаю хватку мистера Алека у себя на шее. Его отец чуть не сломал мне запястье, пытаясь вывернуть руку и забрать письмо. Очевидно, они поняли, что мне известно все, и этот внезапный переход от полной уверенности в безнаказанности к совершенной безнадежности и заставил их потерять голову.

Впоследствии я спросил у Каннингема-старшего, зачем они это сделали. Он был довольно разговорчив, но сын его вел себя как сущий демон. Алек готов был убить всех, и себя в том числе, если бы только мог добраться до своего револьвера. Когда старик понял, что ему уже не отвертеться, он совсем пал духом и выложил все. Вильям, похоже, следил за своими хозяевами, когда они наведались в гости к мистеру Актону, и недвусмысленно намекал им, что может об этом ненароком проговориться. Другими словами, шантажировал их. Но мистер Алек оказался не тем человеком, с которым можно играть в такие игры. Ему в голову пришла гениальная идея воспользоваться паникой, охватившей всю округу после ограбления мистера Актона, чтобы избавиться от опасного человека и при этом не навлечь на себя подозрений. Вильяма выманили из дома и застрелили. Если бы не клочок записки, оставшийся в руке жертвы, и если бы преступники немного тщательнее отнеслись к подготовке убийства, вполне могло случиться так, что никакого подозрения не возникло бы.

– А записка?

Шерлок Холмс положил на стол соединенные части бумаги.

«Если придете в одиннадцать часов сорок пять минут к восточным воротам, сможете узнать кое-что такое, что удивит вас, а, возможно, и очень поможет и вам, и Энни Моррисон. Но об этом никому ни слова».

– Примерно этого я и ожидал, – сказал мой друг. – Конечно, мы пока не знаем, что связывало Алека Каннингема, Вильяма Кервана и Энни Моррисон. Но результат показывает, что ловушка сработала безотказно. Наверняка вы не могли не заметить замечательный пример того, как особенности почерка отца передаются сыну. Видите эти «р» и хвосты у «д»? То, что Каннингем-старший не ставит точки над «ё», тоже весьма интересно. Ватсон, мне кажется, наш тихий отдых в деревне явно удался. Завтра я вернусь на Бейкер-стрит со свежими силами.

Дело седьмое

Горбун

Однажды летним вечером, спустя несколько месяцев после моей женитьбы, я в конце тяжелого рабочего дня сидел дома у камина, докуривал последнюю трубку и клевал носом над каким-то романом. Жена уже поднялась наверх. Щелчок замка на парадной двери сообщил о том, что слуги ушли. Когда я наконец заставил себя подняться, чтобы вытряхнуть пепел из трубки, в дверь позвонили.

Я посмотрел на часы, было без четверти двенадцать. Для гостей поздновато, значит, это пациент. И, скорее всего, такой, с которым придется возиться всю ночь. С кислой миной я вышел в прихожую и открыл дверь. К несказанному удивлению я увидел Шерлока Холмса.

– Ватсон, – сказал он, – надеюсь, я не слишком поздно?

– Ну что вы, дружище?! Заходите.

– Вы удивлены, и это можно понять! Вздохнули с облегчением. Хм! Вы все еще курите аркадскую смесь, как в холостяцкие дни. У вас на халате пушистый пепел. Знаете, Ватсон, по вам сразу видно, что вы привыкли носить форму. Вы никогда не сойдете за чистокровного штатского, если не перестанете носить носовой платок в рукаве. Приютите меня сегодня ночью?

– С удовольствием.

– Вы как-то говорили, что у вас есть холостяцкая комната для одного гостя, и сейчас она, как я вижу, пустует. Об этом мне рассказала ваша вешалка для шляп.

– Буду очень рад, если вы останетесь.

– Благодарю вас. В таком случае я займу свободный крючок. У вас побывал рабочий, мои соболезнования. Появление рабочего всегда свидетельствует о неприятностях. Надеюсь, не канализация?

– Нет, газ.

– Ясно! Гвозди его башмаков оставили два следа на линолеуме, как раз в том месте, где на него падает свет. Нет, спасибо, я поужинал в Ватерлоо, но трубку с вами выкурю с удовольствием.

Я передал ему свой кисет. Холмс уселся напротив меня и какое-то время молча курил. Я понимал, что в такой час привести его ко мне могло только какое-то важное и не терпящее отлагательств дело, поэтому терпеливо дожидался, пока он заговорит.

– У вас, я вижу, сейчас много работы, – сказал Холмс, внимательно посмотрев на меня.

– Да, сегодня был тяжелый день, – кивнул я и добавил: – Вам, конечно, это может показаться глупым вопросом, но как вы догадались?

Холмс довольно усмехнулся.

– Просто я знаю ваши привычки, дорогой Ватсон, – сказал он. – Когда пациентов у вас не много, вы ходите пешком, когда их становится больше – ездите на кебе. Когда я заметил, что на ваших ботинках (явно не новых) нет ни пятнышка грязи, я сделал вывод, что вы в настоящее время достаточно заняты и ездите на кебе.

– Поразительно! – искренне восхитился я.

– Элементарно, – отмахнулся он. – Это как раз тот случай, когда наблюдательный человек может порядком удивить собеседника, который просто-напросто не заметил мелочи, ставшей отправной точкой для выводов. То же самое, друг мой, можно сказать и о некоторых ваших рассказах обо мне. Ведь вы как автор изначально владеете информацией, не известной читателю, и на ее основе развиваете сюжет. Сейчас я сам нахожусь в положении читателя, потому что в руках у меня имеется несколько нитей, пожалуй, одного из самых загадочных дел в истории человечества.

Мне не хватает одной-двух отправных точек, чтобы развить свою версию. Но я найду их, Ватсон, обязательно найду!

В глазах Холмса загорелся огонь, щеки порозовели. Но только на мгновение. Когда я в следующий раз посмотрел на него, лицо его снова приобрело бесстрастность индейца, из-за которой многие считали моего друга больше похожим на машину, чем на живого человека.

– Это дело имеет интересные особенности, – сказал Холмс. – Я бы даже сказал, исключительные особенности. Я уже успел его обдумать и нащупать почву. Мне осталось сделать последний шаг, и, если бы вы составили мне компанию, я был бы вам очень признателен.

– Буду очень рад.

– Завтра придется съездить в Олдершот. Вы готовы к такому путешествию?

– Уверен, что Джексон подменит меня.

– Прекрасно. Я бы хотел, чтобы мы отправились одиннадцатичасовым поездом с вокзала Ватерлоо.

– Хорошо, значит у меня будет время собраться.

– Что ж, если вы еще не очень хотите спать, я обрисую в общих чертах суть дела и расскажу, чем нам предстоит заняться.

– Когда вы пришли, я дремал, но сейчас сна ни в одном глазу.

– Попытаюсь рассказать коротко, но не упустить важных деталей. Может быть, вы уже читали об этом деле в газетах. Я расследую предполагаемое убийство полковника Баркли из полка «Роял Манстерз», расквартированного в Олдершоте.

– Нет, ничего такого мне не попадалось.

– Пока еще дело это не наделало много шуму. Все это случилось лишь два дня назад. Вот что произошло.

«Роял Манстерз», как вы знаете, один из самых знаменитых ирландских полков в составе британской армии. И в крымскую кампанию, и во время восстания сипаев он совершал настоящие чудеса, да и после этого проявлял себя не раз. До ночи этого понедельника полк находился под командованием Джеймса Баркли, доблестного ветерана. Баркли начал службу рядовым, потом за геройство, проявленное в Индии, был произведен в офицеры и в конце концов стал командиром полка, в котором когда-то носил на плече мушкет.