Пересчитав все сокровища, мы сложили их обратно в сундучок и отнесли его к воротам, чтобы показать Магомету Сингху. Потом мы еще раз торжественно повторили клятву никогда не предавать друг друга и верно хранить свою тайну и решили до поры до времени спрятать сокровища в укромном месте, чтобы разделить их между собой, когда в стране станет поспокойнее. Уносить драгоценности сразу не было смысла, потому что, если бы кто-нибудь увидел у нас такие камушки, сразу возникли бы подозрения, да и прятать их в новом форте было просто негде. Поэтому мы отнесли ларец в тот же коридор, где похоронили тело, там, из стены, которая лучше всего сохранилась, вытащили несколько кирпичей, образовавшуюся нишу углубили, спрятали туда наши сокровища и снова заложили стену. Место мы хорошо запомнили, и на следующий день я нарисовал четыре одинаковых плана для каждого из нас. Внизу я пририсовал «знак четырех», потому что мы дали друг другу клятву, что будем всегда действовать сообща, чтобы ни у кого не было преимущества. Я и сейчас могу положить руку на сердце и поклясться, что сдержал данное тогда слово.

Что ж, джентльмены, думаю, мне незачем вам рассказывать, чем закончилось восстание сипаев. После того как Уилсон взял Дели, а сэр Колин освободил Лакхнау, хребет повстанческого движения был сломлен. В Индию вошли дополнительные войска, и Нана Сагиб дал деру из страны. Летучие отряды полковника Грейтхеда подошли к Агре и вышибли из нее мятежников. В стране снова воцарился мир, и мы уже начали подумывать, что пришло время делить добычу, но тут все наши надежды рухнули. Нас, всех четверых, арестовали за убийство Ахмета.

Все случилось так. Раджа доверил свои сокровища Ахмету, потому что знал, что это преданный человек. Но на востоке люди недоверчивы. Что бы вы думали? Раджа послал второго, еще более надежного человека, чтобы он следил за первым. Ему дано было указание не выпускать Ахмета из виду ни при каких обстоятельствах и тенью следовать за ним, куда бы он ни направился. Той ночью соглядатай, оказывается, тоже пришел следом за купцом к форту и, естественно, видел, как тот вошел в ворота. Понятное дело, он решил, что Ахмет благополучно укрылся в крепости, и на следующий день явился туда сам. Однако никаких следов своего подопечного он там не нашел. Это показалось ему настолько странным, что он рассказал об этом сержанту охраны, а тот донес обо всем начальнику. Тут же был организован поисковый отряд и тело торговца нашли. Получилось так, что как раз тогда, когда мы решили, что все закончилось благополучно, нас схватили и судили за убийство… Троих из нас за то, что мы тогда дежурили у той двери, а четвертого потому, что он пришел в крепость вместе с убитым. На суде о сокровищах не было произнесено ни слова, потому что раджа был свергнут и изгнан из страны и никому до его тайн не было дела. Но убийство есть убийство. Все понимали, что это сделали мы. Троих сикхов пожизненно отправили на каторгу, а я получил смертный приговор, который потом заменили на такой же, как у остальных.

Мы оказались в довольно странном положении. Все мы четверо обречены были гнить на каторге, не имея ни малейшей надежды когда-нибудь освободиться, но при этом нам была известна такая тайна, которая позволила бы всем нам жить во дворцах и купаться в роскоши, если бы только удалось ею воспользоваться. Было невыносимо каждый день терпеть издевательства надсмотрщиков, питаться рисом и водой, зная, что на воле тебя ждет несметное богатство, только руку протяни. Знаете, от этого легко можно было сойти с ума, но я всегда был упрямым парнем, поэтому решил, что не буду терять надежды до последнего.

И счастье улыбнулось мне. Из Агры меня перевели в Мадрас, а оттуда на Андаманские острова, в Порт-Блэр. Белых каторжников там очень мало. С самого начала я вел себя тихо и смирно и скоро оказался на особом положении. В Хоуптауне мне даже выделили отдельное жилье, хижину на склоне горы Харриет, так что у меня появилось время, когда я был предоставлен самому себе. Место это ужасное, зараженное лихорадкой, к тому же наше небольшое поселение со всех сторон окружали деревни диких местных обитателей-людоедов, которые при каждой встрече осыпали нас своими отравленными колючками. Без работы мы не сидели, приходилось копать землю, рыть канавы, сажать батат и выполнять еще уйму других дел, в общем, днем не отдыхал никто, но по вечерам у нас бывало свободное время. Среди прочего я научился готовить лекарства для нашего лекаря и даже перенял у него кое-какие знания. Все это время я ждал случая сбежать. Но от острова до ближайшей земли сотни миль и ветер в тех морях очень слабый или его вообще нет, поэтому шансов на спасение практически не было.

Хирург наш, доктор Сомертон, был веселым и общительным молодым человеком. Другие офицеры собирались у него по вечерам, чтобы поиграть в карты. Приемная доктора, в которой я готовил лекарства, находилась в его же доме рядом с гостиной. В стене между ними было небольшое окошко. Частенько, когда мне становилось совсем невмоготу, я тушил свет в приемной и смотрел, как они играют в соседней комнате, слушал их разговоры. Я сам люблю переброситься в картишки, так что наблюдать за игрой для меня было почти то же самое, что играть самому. Играли обычно майор Шолто, капитан Морстен, лейтенант Бромли Браун, который командовал отрядом туземцев-наемников, сам хирург и двое-трое человек из тюремного начальства, бывалые картежники, которые играли хитро и никогда не шли на риск. В общем, компания подобралась теплая.

Скоро я обратил внимание на то, что проигрывают всегда военные, а гражданские побеждают. Заметьте, я не говорю, что кто-то жульничал, просто эти тюремные крысы на Андаманах ничем другим не занимались, кроме как играли в карты, поэтому уже давно досконально выучили приемы друг друга. Остальные игроки за картами просто коротали время и ходили не думая. С каждой ночью военные проигрывали все больше, и чем меньше денег у них оставалось в карманах, тем сильнее им хотелось отыграться. Больше всего усердствовал майор Шолто. Сначала он платил банкнотами и золотом, потом стал писать долговые расписки, причем на немалые суммы. Иногда ему удавалось немного выиграть, и тогда он просто расцветал, но затем неизменно проигрывал и намного больше прежнего. После таких случаев он весь день ходил мрачнее тучи и не выпускал из рук бутылку.

Однажды вечером майор проигрался даже больше обычного. Я сидел у себя в хижине, когда на дороге услышал чьи-то голоса. Оказалось, что это Шолто вместе с капитаном Морстеном возвращались домой. Оба были порядком пьяны. Эти двое были близкими друзьями, не разлей вода, и всегда держались вместе. Майор сокрушался из-за своего проигрыша.

«Все кончено, Морстен, – говорил он, когда они проходили мимо моей хижины. – Мне придется подать в отставку. Я пропал». – «Да не бери в голову, старина! – сказал Морстен и хлопнул друга по плечу. – Я и сам продулся в пух и прах, но я же не…»

Это все, что я услышал, но этого было достаточно, чтобы я задумался.

Через пару дней, когда майор Шолто прогуливался по берегу, я подошел к нему.

«Я бы хотел спросить у вас совета, майор», – сказал я. – «В чем дело, Смолл?» – поинтересовался он, вынимая изо рта сигару. – «Хочу спросить вас, сэр, – сказал я, – кому следует отдать спрятанное сокровище. Мне известно, где лежат драгоценности на полмиллиона, но, поскольку сам я воспользоваться ими не могу, я тут подумал, что, может быть, будет лучше сдать их властям, вдруг мне за это укоротят срок». – «Полмиллиона?!» – воскликнул Шолто и с подозрением впился в меня взглядом. – «Да, сэр… В драгоценных камнях и жемчуге. И самое интересное то, что истинный владелец богатств объявлен вне закона и поэтому не может получить их обратно, так что первый, кто их найдет, имеет на них полное право». – «Нужно сдать их в государственную казну, – неуверенно, с запинкой произнес Шолто. – В казну».

Но по его лицу я понял, что он уже попался на крючок.

«Значит, вы думаете, сэр, что нужно все рассказать генерал-губернатору?» – с невинным видом поинтересовался я. – «Послушайте, Смолл, во-первых, вы не должны пороть горячку, чтобы потом не пожалеть. Будет лучше, если сначала вы все расскажете мне».

Я поведал ему свою историю, но с некоторыми изменениями, чтобы он не догадался, где все это происходило. Когда я закончил, майор какое-то время стоял неподвижно и молчал, только губы его немного подрагивали, должно быть, Шолто никак не мог решить, как же ему поступить.

«Это очень серьезное дело, Смолл, – наконец заговорил он. – Никому об этом ни слова. Скоро я сам к вам приду».

Через два дня посреди ночи он со своим приятелем капитаном Морстеном заявился ко мне в хижину. С собой у них был фонарь.

«Смолл, я хочу, чтобы капитан Морстен услышал вашу историю от вас», – сказал Шолто.

Я повторил рассказ слово в слово.

«По-моему, похоже на правду, – сказал Шолто своему другу. – Пожалуй, ему можно верить».

Капитан Морстен кивнул.

«Послушайте-ка, Смолл, – произнес тогда майор. – Мы с другом обсудили это дело и пришли к выводу, что тайна ваша все-таки не имеет государственного значения. Это ваше личное дело. Вы, конечно, можете поступать, как вам заблагорассудится. Вопрос стоит так: что вы хотите в обмен на информацию? Мы бы, по крайней мере, могли помочь вам придумать, как распорядиться этими сокровищами». – Он старался говорить спокойно и безразлично, да только глаза у него прямо светились от возбуждения и жадности. – «Ну что же, джентльмены, – ответил я, тоже стараясь не выдать волнения, которое охватило меня, – человек в моем положении может хотеть только одного. Я хочу, чтобы вы помогли выйти на свободу мне и трем моим друзьям. Мы возьмем вас в долю и пятую часть сокровищ отдадим вам». – «Хм! – задумался Шолто. – Пятая часть. Звучит не очень-то заманчиво». – «Каждому из вас достанется по пятьдесят тысяч», – сказал я. – «Но как же мы сможем освободить вас? Вы прекрасно знаете, что это невозможно». – «Вовсе нет, – ответил я. – Я продумал все до последней мелочи. Единственное, что мешает нам сбежать, это то, что у нас нет надежной лодки и провизии, которой хватило бы на такое долгое путешествие. Но в Калькутте или Мадрасе полно небольших яхт и яликов, которые отлично подходят для наших целей. Пригоните сюда яхту, мы найдем способ попасть на ее борт под покровом ночи, чтобы никто нас не заметил, и, когда вы высадите нас в любой точке индийского побережья, будем считать, что свою часть сделки вы выполнили». – «Если бы вы были один…» – сказал Шолто. – «Либо все, либо никто, – отрезал я. – Мы дали друг другу клятву всегда действовать вместе». – «Видите, Морстен, – сказал майор. – Смолл – человек слова. Друзей он не предает. По-моему, мы можем ему верить». – «Грязное это дело, – ответил на это капитан. – Хотя, как вы правильно говорите, имея такие деньги, нам не придется увольняться». – «Что ж, Смолл, – снова обратился ко мне майор, – думаю, стоит рискнуть. Но сначала, разумеется, мы должны будем убедиться, что все рассказанное вами – правда. Скажите, где спрятан ларец, я возьму увольнительную и на провиантском судне, которое приходит на остров каждый месяц, отправлюсь в Индию, чтобы все проверить». – «Не гоните лошадей. – Чем больше он распалялся, тем спокойнее становился я. – Мне нужно посоветоваться с друзьями. Я же вам говорил, что мы все решаем сообща». – «Бросьте! – воскликнул он. – Какое отношение имеют трое темнокожих к нашему соглашению?» – «Хоть темных, хоть светлых, хоть синих, – сказал я, – они мои друзья, и мы все решаем вчетвером».