– Стоит! – вскричал Инглвуд и в необыкновенном волнении посмотрел по сторонам. – Должно существовать нечто такое, ради чего стоило бы просыпаться. Все, что мы делаем, – только приготовление: ваша опрятность, мое здоровье и научные работы Уорнера. Мы вечно готовимся к чему-то, что никогда не приходит. Я проветриваю дом, вы его подметаете, но что же должно произойти в этом доме?

Она окинула его спокойным, просветленным взором и, казалось, искала, но не находила слов для выражения своей мысли.

Не успела она открыть рот, как дверь распахнулась настежь, и на пороге появилась взволнованная Розамунда Хант в прыгающей белой шляпе. В руке у нее был летний зонтик, на шее – боа. Она дышала через силу, и ее открытое лицо носило отпечаток самого детского удивления.

– Однако это ловко! – проговорила она, задыхаясь. – Что мне теперь делать, хотела бы я знать! Я телеграфировала доктору Уорнеру, вот и все, что я могла придумать.

– Что случилось? – спросила Диана почти сердито и двинулась вперед; она привыкла, что ее всегда зовут на помощь.

– Мэри! – сказала наследница. – Моя компаньонка, Мэри Грэй! Этот ваш полоумный приятель Смит сделал ей предложение в саду после десятичасового знакомства и теперь собирается ехать с нею за брачным разрешением.

Артур Инглвуд подошел к раскрытому французскому окну и посмотрел в золотившийся сумеречным сиянием сад. Все было тихо, лишь какие-то пташки – одна или две – порхали и чирикали в саду. Но за перилами, по ту сторону садовой ограды, стоял кеб, а на крыше его красовался желтый чемодан необычайных размеров.

Глава IV

САД БОГА

Внезапное вмешательство Розамунды рассердило Диану Дьюк.

– Прекрасно! – коротко сказала она. Я полагаю, что мисс Грэй сама может отказать ему, если не хочет выходить за него замуж.

– Но она хочет выйти за него! – в отчаянии вскрикнула Розамунда. – Она сумасшедшая, гадкая, глупая, и я не желаю расставаться с ней!

– Возможно, – вставила ледяным тоном Диана, – но я, право, не вижу, чем мы тут можем помочь.

– Этот человек отпетый идиот, – в сердцах закричала Розамунда. – Я не желаю, чтобы моя милая компаньонка обвенчалась с болваном. Вы или кто-либо другой должны помешать этому. Мистер Инглвуд, вы – мужчина, пойдите и объявите им, что это невозможно.

– К сожалению, мне кажется, что это вполне выполнимо, – с подавленным видом ответил Инглвуд. – Я имею еще меньше прав на вмешательство в их дела, чем мисс Дьюк, не говоря уже о том, что у меня нет ее нравственной силы.

– Нравственной силы нет ни у кого из вас! – крикнула Розамунда, окончательно выходя из себя. – Лучше будет, если я обращусь за советом к кому-нибудь другому; мне кажется, я знаю, к кому, я знаю, кто мне поможет гораздо больше, чем вы... пусть он сварлив, но он во всяком случае мужчина, у него есть на плечах голова...

Она выбежала в сад; лицо у нее пылало, а ее зонтик завертелся, как огненное колесо.

В саду она увидела Майкла. Он стоял под деревом, с гигантской трубкой в зубах, сгорбившись, как хищная птица, он смотрел через забор. Даже суровость, написанная у него на лице, понравилась ей после дикой бессмыслицы всего происшедшего.

– Мне жаль, что я была так резка с вами, мистер Мун, – чистосердечно призналась она. – Я ненавидела вас за цинизм; но я хорошо наказана, теперь мне как раз нужен циник. Меня одолели сантименты – я сыта ими по горло. Все сошли с ума, мистер Мун, я хочу сказать, все, кроме циников. Этот маньяк Смит хочет жениться на моей подруге Мэри, и она... и она, кажется, ничего не имеет против.

Он внимательно выслушал ее и с невозмутимым видом продолжал курить. Видя это, она недовольно заметила:

– Я не шучу, там за оградой стоит экипаж мистера Смита. Он клянется, что сейчас отвезет ее к тетке, а сам поедет за разрешением на брак. Дайте мне какой-нибудь практический совет, мистер Мун.

Мистер Мун вынул трубку изо рта, с задумчивым видом подержал ее несколько секунд в руках, а затем швырнул в другой конец сада.

– Мой практический совет вот какой, – сказал он. – Пусть Мистер Смит едет за разрешением, а вы попросите его взять заодно и второе разрешение – для меня с вами.

– Что такое? Опять шутки! – воскликнула она. – Объясните, что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что Инносент Смит деловой человек, – с тяжеловесной точностью проговорил Мун. – Простой, практичный человек; человек дела; человек фактов и солнечного света. Двадцать добрых тонн кирпичей сбросил он мне на голову, и я рад констатировать, что они разбудили меня. Еще совсем недавно спали мы здесь, на этом самом лугу, и при таком же сиянии солнца. Мы дремали все эти пять лет или около того, но теперь мы женимся, Розамунда, и я, право, не вижу, почему бы этот кеб...

– Нет, нет, – резко оборвала его Розамунда, – я отказываюсь понять, что вы такое городите.

– Ложь! – закричал Мун, подвигаясь к ней и сияя глазами. – Я всегда стою за ложь в обыкновенных случаях; но разве вы не видите, что в этот вечер лгать нельзя? Мы совершили путешествие в страну фактов, моя дорогая. Растущая трава, заходящее солнце, этот кеб у калитки – все это факты. Вы привыкли мучить и успокаивать себя тем, что я гонюсь за вашими деньгами и что я вас вовсе не люблю. Но если бы я стал сейчас доказывать вам, что я вас не люблю, вы не поверили бы мне, потому что сейчас в нашем саду царит правда.

– Пожалуй что и так, мистер Мун, – более мягким тоном сказала Розамунда.

Взгляд больших синих магнетических глаз остановил ее.

– Разве мое имя Мун? – спросил он. – А ваше – Хант? Клянусь честью, они звучат в моих ушах дико и чуждо, как имена краснокожих индейцев! Точно ваше имя «Поплавок», а мое «Восходящее Солнце». Но настоящие имена наши Муж и Жена, как это было до тех пор, пока мы не заснули.

– Это нехорошо, – сказала Розамунда, и подлинные слезы заблистали у нее на глазах, – нельзя вернуться к тому, что было.

– Я могу вернуться ко всему на свете, – сказал Майкл. – Могу и вас отнести на плечах.

– Майкл, вы должны, право, остановиться и подумать, – серьезно возражала девушка. – Вы, конечно, можете вскружить мне голову и сбить меня с ног, но кончится это плачевно. В таких делах романтические порывы, вот как у мистера Смита, увлекают женщин – это правда. Как вы сказали, мы все говорим сегодня правду. Романтика увлекла бедную Мэри, увлекает она и меня, Майкл. Но голый факт остается: неосторожные браки влекут за собой несчастия и разочарования. Вы приучили себя к пьянству и к тому подобным порокам, – я скоро постарею и стану дурнушкой.

– Неосторожные браки! – вскричал Майкл. – Ради всего святого, скажите, где это вы видели, на небе или на земле, осторожные браки? Это все равно что толковать об осторожных самоубийствах! Я и вы – мы оба достаточно долго топтались друг около друга, а разве мы более уверены в себе, чем Смит и Мэри, которые только вчера встретились? Вы никогда не узнаете мужа до свадьбы. Несчастны? Конечно, вы будете несчастны. Что вы такое, черт вас возьми, чтобы не быть несчастной, как и мать, родившая вас? Разочарования? Конечно, вы разочаруетесь. Я, например, не рассчитываю, что буду до самой смерти таким же хорошим человеком, как в эту минуту. Я теперь вырос до пяти тысяч футов – я целая башня, и все мои трубы трубят.

– Вы все это сознаете, – сказала Розамунда, – и все же хотите жениться на мне?

– Дорогая, но что же остается мне делать! – рассуждал ирландец. – Какое же другое занятие на земном шаре может избрать энергичный мужчина, как не жениться на вас? Разве существует другая альтернатива брака, кроме сна? Выбора нет, Розамунда. Или вы заключаете брак с Богом, как монахини у нас в Ирландии, или с мужчиной, то есть со мной. Единственный третий выход – жениться на себе, жить с собою, с собою, с собою, с собою – единственным компаньоном, который вечно и сам недоволен, и тебе внушает недовольство.

– Майкл, – сказала мисс Хант почти нежно, – если вы не будете так много говорить, я, пожалуй, выйду за вас.

– Теперь не время говорить! – вскричал Майкл Мун. – Теперь можно только петь. Не можете ли вы отыскать вашу мандолину, Розамунда?

– Пойдите и принесите ее, – повелительным тоном сказала Розамунда.

Пораженный мистер Мун постоял одну секунду, затем бросился бежать по лужайке, точно на ногах у него были крылатые сандалии из греческой сказки. Одним прыжком он перескакивал по три ярда. Но на расстоянии одного или двух ярдов от открытой веранды его летевшие ноги налились свинцом, как всегда. Он круто повернулся и, посвистывая, двинулся обратно.

В темной гостиной, вскоре после внезапного ухода рассерженной Розамунды (как успел разглядеть Мун), происходили чрезвычайные события. В этой простой и мрачной гостиной еще не бывало таких больших происшествий. Инглвуду почудилось, будто небо и земля поменялись местами, потолок стал морем, а пол усеян звездами. Нельзя передать словами, как это изумило его. Это всегда изумляет всех простодушных людей. Самый упорный женский стоицизм, и тот защищен от подобных событий лишь тончайшею перегородкой – не толще листа бумаги или стального листа. Это не значит, что женщины более податливы или более чувствительны. Нет. Самая безжалостная, жестокая женщина может заплакать, так же, как и самый женственный мужчина может отрастить себе бороду. Это только проявление пола и не свидетельствует ни о силе, ни о слабости. Но Артуру Инглвуду – мужчине, не знающему женщин, – видеть плачущую Диану Дьюк было так же удивительно, как увидеть автомобиль, проливающий токи бензиновых слез.

Никогда впоследствии он не мог дать себе отчета (даже если бы его мужская скромность позволила ему это), к каким действиям с его стороны побудило его это происшествие. Он держал себя, как мужчины во время пожара в театре, то есть не так, как мужчины воображают себе свое поведение в этих случаях, а так, как они на самом деле себя ведут. В уме у него мелькнула какая-то почти забытая мысль: сейчас эта богатая девушка, являющаяся здесь единственным источником денег, уедет отсюда – и неизбежно явится судебный пристав, который опишет имущество! О своих последующих поступках он мог судить только по протесту, вызванному ими.