– Но ведь это несносно!

Я сочувственно кивнул:

– Не удивлюсь, если он когда-нибудь ее зарежет.

Нортон покачал головой:

– Не зарежет. Он так и будет нести свой крест и твердить: «Да, моя дорогая, нет, моя дорогая, прости, моя дорогая», дергая себя за усы и кротко блея, пока не ляжет в гроб. Он не смог бы постоять за себя, даже если бы попытался.

Я печально покачал головой, поскольку Нортон, по-видимому, был прав.

Мы остановились в холле, и я заметил, что боковая дверь, ведущая в сад, открыта и оттуда дует.

– Следует ли нам ее запереть? – спросил я.

Нортон замялся:

– Ну… э… не думаю, что все уже дома.

Внезапно мне в душу закралось подозрение.

– Кого нет?

– Полагаю, вашей дочери… и… э… Аллертона.

Он старался произнести это небрежным тоном, но, вспомнив свой разговор с Пуаро, я встревожился.

Джудит и Аллертон. Конечно, Джудит, мою умную, рассудительную Джудит вряд ли сможет обмануть мужчина подобного типа. Разумеется, она его насквозь видит.

Я все время повторял это себе, пока раздевался, но какая-то смутная тревога не проходила. Я никак не мог заснуть и ворочался с боку на бок.

Ночные страхи всегда преувеличены. Меня захлестнуло острое чувство потери. Если бы только была жива моя дорогая жена! Я так много лет полагался на ее суждение. Она всегда была мудрой и понимала наших детей.

Без нее я чувствовал себя совершенно беспомощным. Ответственность за их безопасность и счастье легла теперь на меня. Справлюсь ли я с этой задачей? Видит бог, я не очень-то дальновиден. Я совершал ошибки. Если Джудит загубит свою жизнь, если она обречет себя на страдания…

В отчаянии я зажег свет и сел.

Нет, это никуда не годится. Я должен поспать. Встав с постели, я подошел к раковине и с сомнением взглянул на пузырек с таблетками аспирина.

Мне нужно что-нибудь посильнее аспирина. Вероятно, у Пуаро есть какое-нибудь снотворное. Я прошел через коридор к его двери и стоял, не решаясь постучать. Стыдно будить старика.

Вдруг я услышал шаги и оглянулся. По коридору шел Аллертон. Коридор был слабо освещен, и, пока он не подошел поближе, я не видел его лица и гадал, кто бы это мог быть. А когда увидел, то весь напрягся. Потому что он улыбнулся своим мыслям, и мне очень не понравилась эта улыбка.

Тут он взглянул на меня, приподняв брови.

– Привет, Гастингс. Еще не спите?

– Не могу заснуть, – отрывисто ответил я.

– И это все? Я вам помогу. Пойдемте со мной.

Я последовал за Аллертоном в его комнату, которая находилась рядом с моей. Под воздействием каких-то странных чар мне захотелось поближе узнать этого человека.

– Вы сами поздно ложитесь, – заметил я.

– Я никогда рано не ложусь, особенно когда есть чем развлечься. Такие прекрасные вечера жаль тратить на сон.

Аллертон засмеялся – и мне не понравился его смех.

Я последовал за ним в ванную. Открыв маленький шкафчик, он вынул пузырек с таблетками.

– Вот, пожалуйста. Настоящий наркотик. Будете спать как убитый и к тому же видеть приятные сны. Чудесное снадобье сламберил – так оно называется.

Энтузиазм, прозвучавший в его голосе, меня поразил. Значит, он еще и наркотики принимает? Я с сомнением спросил:

– А это… это не опасно?

– Только если примете слишком много. Это один из барбитуратов – его токсичная доза близка к эффективной. – Он улыбнулся, и уголки рта приподнялись, отчего лицо стало неприятным.

– Неужели его дают без рецепта врача? – спросил я.

– Нет, старина, не дают. Во всяком случае, вам не дадут. У меня есть блат.

Полагаю, это было глупо с моей стороны, но мне свойственна импульсивность. Я спросил:

– Думаю, вы знали Этерингтона?

Я сразу же понял, что задел некую струну. Взгляд у Аллертона сделался жестким и настороженным. Тон изменился – стал каким-то фальшиво-непринужденным:

– О да, я знал Этерингтона. Бедняга. – Потом, не дождавшись, что я заговорю, он продолжал: – Этерингтон принимал наркотики, конечно же, но он перестарался. Нужно знать, когда следует остановиться. Он не знал. Скверное дело. Его жене повезло. Если бы симпатии присяжных не были на ее стороне, ее бы повесили.

Он передал мне пару таблеток. Затем спросил небрежным тоном:

– Вы тоже знали Этерингтона?

– Нет. – Я говорил правду.

Он, по-видимому, растерялся, не зная, что еще сказать. Потом отделался легким смешком:

– Забавный малый. Он не отличался особым благонравием, но иногда с ним приятно было провести время.

Поблагодарив Аллертона за таблетки, я вернулся к себе в комнату.

Когда я улегся и выключил свет, то стал размышлять, не сделал ли глупость.

Потому что я почти не сомневался, что Аллертон – X. А я дал ему понять, что подозреваю его.

Глава 7

I

Мой рассказ о днях, проведенных в Стайлз, должен неизбежно быть несколько бессвязным. На память приходят все больше разговоры – наводящие на размышления слова и фразы, которые врезались в мое сознание.

Прежде всего, и очень скоро, пришло понимание того, как немощен и бессилен Пуаро. Я верил его утверждению, что мозг его сохранил всю прежнюю остроту, но физическая оболочка совсем износилась. Я сразу же понял, что мне придется сыграть гораздо более активную роль, чем обычно. Мне фактически предстояло стать глазами и ушами Пуаро.

Правда, в ясные дни Куртис осторожно спускал своего хозяина вниз – там его ожидало кресло, которое выносили заранее. Потом он катал Пуаро по саду, выбирая место, где не дует. А когда погода была неважная, моего друга спускали в гостиную.

Где бы ни находился Пуаро, кто-нибудь обязательно подсаживался к нему, чтобы побеседовать. Однако прежде было совсем другое дело: тогда он сам мог выбрать себе собеседника. Теперь же ему не удавалось заполучить человека, с которым хотелось бы поговорить.

На следующий день после моего приезда Франклин повел меня в старую мастерскую в глубине сада, которая была наскоро переоборудована для научных исследований.

Позвольте мне сразу же заявить, что у меня нет склонности к наукам. Вероятно, в своем рассказе о работе доктора Франклина я перевру термины, чем вызову презрение людей, сведущих в подобных вопросах.

Насколько смог разобрать я, непрофессионал, Франклин проводил эксперименты с различными алкалоидами семян калабарского боба, Physostigma venerosum. Кое-что большее я уразумел после разговора, который однажды произошел между Франклином и Пуаро. Джудит, пытавшаяся меня просветить, слишком уж увлекалась специальной терминологией, что характерно для серьезной молодежи. Она рассуждала об алкалоидах со знанием дела и засыпала меня такими терминами, как эзерин, физостигмин и генезерин, а потом перешла к совсем уж невозможным названиям – например, простигмин или диметилкарбоновый сложный эфир из 3-гидраксифеил триметил ламмония, и т. д. и т. п., и еще много чего – что, как оказалось, было тем же самым, только полученным другим путем! Во всяком случае, все это представлялось мне галиматьей, и я навлек на себя презрение Джудит, спросив: а какая польза от всего этого человечеству? Ни один вопрос не злит до такой степени истинного ученого. Метнув в меня гневный взгляд, Джудит снова пустилась в пространные заумные объяснения. Как я понял, суть сводилась к тому, что некоторые малоизвестные племена Западной Африки проявили удивительный иммунитет к столь же малоизвестной, хотя и смертельной болезни под названием джорданит – если мне не изменяет память. Открыл это заболевание некий энтузиаст, доктор Джордан. Это была чрезвычайно редкая тропическая болезнь. Пару раз ее подхватили белые люди, и исход был смертельным.

Я рискнул вызвать гнев Джудит, высказав замечание, что было бы разумнее найти лекарство, которое противодействовало бы последствиям кори!

С жалостью и пренебрежением Джудит разъяснила мне, что единственная цель, к которой следует стремиться, – это отнюдь не облагодетельствовать человечество, а расширить его познания.

Я посмотрел в микроскоп на предметные стекла, изучил несколько фотографий западноафриканских туземцев (действительно весьма занятных!), встретился с сонным взглядом крысы в клетке и поспешил выйти в сад, на воздух.

Как я уже говорил, мой интерес несколько подогрела беседа Франклина с Пуаро.

Доктор сказал:

– Знаете ли, Пуаро, это вещество скорее по вашей части. Калабарский боб используется при испытании «судом божьим» – предполагается, что с его помощью можно определить, виновен ли подозреваемый или нет. Некоторые западноафриканские племена верят в него безоговорочно – или верили. В наши дни они постепенно утрачивают былое простодушие. Обычно они торжественно разжевывают калабарский боб, совершенно уверенные, что он убьет их, если они виновны, или не причинит вреда, если невинны.

– И таким образом, увы, они умирают?

– Нет, не все умирают. До сих пор этот факт всегда игнорировали. За всем этим что-то стоит – думаю, мошенничество лекарей. Есть две разновидности этого боба, но они настолько схожи, что их трудно различить. И все же разница есть. Оба вида содержат физостигмин, генезерин и все остальное, но во второй разновидности можно изолировать – или мне кажется, что можно, – еще один алкалоид, нейтрализующий воздействие других. И более того: растение второго вида постоянно ест избранная часть племени во время тайного ритуала – и люди, которые его едят, никогда не болеют джорданитом. Нейтрализующий алкалоид оказывает поразительное воздействие на мышечную систему, причем без вредных эффектов. Это чертовски интересно. К сожалению, чистый алкалоид очень нестабилен. И все-таки я получаю результаты. Но необходимо провести гораздо больше исследований там, прямо на месте. Эту работу нужно выполнить! Да, черт побери… Я бы продал свою душу, чтобы… – Он резко остановился. И снова усмехнулся. – Простите, что говорю на узкопрофессиональные темы. Я слишком увлекаюсь, когда речь заходит об этих вещах!