Агата Кристи - Занавес

— Очень глупо с его стороны, — отпарировала Джудит. — Эта ее сиделка может читать с тем же успехом, если она хочет, чтобы ей читали. Лично я бы возненавидела того, кто читал бы мне вслух.

— Что ж, вкусы у всех разные, — заметил я.

— Она очень глупая женщина, — заявила Джудит.

— А вот в этом отношении, mon enfant[25], — сказал Пуаро, — я с тобой совершенно не согласен.

— Она никогда не читает ничего, кроме каких-то дешевых романчиков. Она не интересуется его работой. Она не идет в ногу с современной мыслью. Она только разговаривает о своем здоровье, если только ей удается заполучить слушателя.

— Я по-прежнему утверждаю, — сказал Пуаро, — что она использует свои серые клетки в тех отношениях, дитя мое, о которых ты ничего не знаешь.

— Она слишком женственна, — заявила Джудит. — Все воркует и мурлычет. Наверное, вам такие нравятся, дядя Эркюль.

— Ничуть, — сказал я. — Он любит женщин крупных и ярких и пышных, преимущественно русских.[26]

— Так, значит, вы меня выдаете, Хэстингс? Твой отец, Джудит, всегда питал пристрастие к каштановым волосам, из-за чего частенько попадал в неприятности.

Джудит снисходительно улыбнулась нам обоим. Она сказала:

— Какая вы забавная пара.

Она направилась к выходу, и я встал.

— Нужно распаковаться и принять ванну перед обедом.

Пуаро позвонил в маленький колокольчик, который был у него под рукой, и вскоре вошел его слуга. Я с удивлением обнаружил, что он совершенно мне незнаком.

— Кто это? Где Джорджес?

Джорджес служил у Пуаро многие годы.

— Джорджес вернулся к своей семье. Его отец болен. Надеюсь, он вскоре ко мне вернется. А пока, — он улыбнулся новому слуге, — за мной ухаживает Кертисс.

Кертисс уважительно улыбнулся в ответ. Он был большим человеком, с бычьим тупым лицом.

Выходя из комнаты, я заметил, что Пуаро аккуратно запирает шкатулку с бумагами.

В полном смятении я направился в свою комнату.

В тот вечер я спустился к обеду, чувствуя, что вся жизнь неожиданно стала какой-то нереальной. Раз или два, переодеваясь, я спрашивал себя, не придумал ли Пуаро все это. В конце концов, милый старик был уже в летах и тяжело болел. Он сам мог заявлять сколько угодно, что его мозг по-прежнему работает превосходно… но было ли так на самом деле? Всю свою жизнь он выслеживал преступников. Что ж тут удивительного, если под конец он начнет воображать преступления там, где их нет? Вынужденное бездействие болезненно его мучило. Вот он взял, да и выдумал новую полицейскую охоту. Выдает желаемое за действительное — вполне понятный невроз. Выбрал некое число происшествий, о которых были заметки в прессе, и вычитал в них что-то, чего там не было… призрачную фигуру… сумасшедшего убийцу. По всей вероятности, миссис Эдерингтон действительно отравила мужа, работник застрелил жену, молодая женщина дала старой тетке смертельную дозу морфия, ревнивая жена, как и грозила, расправилась с супругом, а полоумная старая дева в самом деле совершила преступление, в котором впоследствии и призналась. По правде говоря, все эти убийства были точно такими, какими и казались!

Против данной точки зрения (несомненно, здравой) я мог выставить лишь свою, чуть ли не врожденную веру в проницательность Пуаро.

Пуаро сказал, что готовится убийство. Во второй раз Стайлз может стать домом, в котором совершено преступление. Время должно доказать или опровергнуть это заявление, но если оно верно, то нам надлежит предотвратить убийство.

И Пуаро знал, кто убийца, а я — нет!

И чем больше я об этом думал, тем больше злился! Право, чертова самоуверенность Пуаро! Ему требовалась моя помощь, и, однако, он отказывался довериться мне!

Почему? Он назвал причину — разумеется, самую что ни на есть неудовлетворительную! Мне надоели его глупые шутки насчет моего «говорящего лица». Я мог хранить секрет не хуже других. Пуаро всегда настаивает на унизительной точке зрения, что у меня слишком откровенный характер, и любой может прочитать мои мысли. Он иногда пытается смягчить удар, приписывая это моей прекрасной и честной натуре, которой противны все формы обмана!

Конечно, размышлял я, если все это лишь химера воображения Пуаро, то его молчание легко объяснить.

К тому времени, когда прозвучал гонг, я не пришел ни к какому выводу и спустился к обеду безо всяких предубеждений, но бдительный и настороженный, надеясь раскрыть личность мифического X Пуаро.

В данный момент я решил принять за чистую правду все сказанное Пуаро. Под этой крышей находится человек, который уже убил пятерых и приготовился убить опять. Кто он?

В гостиной перед обедом меня представили мисс Коул и майору Аллертону. Она была высокой, все еще красивой женщиной лет тридцати трех или тридцати четырех. Майора Аллертона я сразу невзлюбил. Он оказался красивым мужчиной в начале пятого десятка, широкоплечим, с загорелым лицом, непринужденным в беседе, и почти все, что он говорил, несло двойной смысл. Под глазами у него были мешки, что свидетельствовало о распутном образе жизни. Я подозревал, что он отпетый гуляка, игрок, любит выпить и самый что ни на есть настоящий бабник.

Я увидел, что и старому полковнику Латтреллу он не очень-то нравился, и Бойд Кэррингтон тоже относился к нему холодно и свысока. Зато у женщин Аллертон пользовался успехом. Миссис Латтрелл восхищенно с ним щебетала, а он лениво льстил ей с едва скрываемой наглостью. Я еще больше разозлился, увидев, что и Джудит, похоже, наслаждается его компанией и из кожи вон лезет, чтобы с ним поговорить. Долгое время для меня было неразрешимой проблемой, почему худшие из мужчин всегда могут рассчитывать на интерес приличнейших женщин. Я знал инстинктивно, что Аллертон был самой настоящей дрянью, и девять мужчин из десяти со мной бы согласились. В то время как девять женщин или даже все десять немедленно бы в него влюбились.

Когда мы сидели за обеденным столом, созерцая расставленные перед нами тарелки, наполненные белой клейкой жидкостью, я разглядывал сотрапезников и прокручивал в уме возможности.

Если Пуаро прав и сохранил ясность ума, один из них был опасным убийцей… и, возможно, к тому же сумасшедшим. Пуаро не распространялся насчет его пола, но я предположил, что почти наверняка X был мужчиной. Итак, кто бы это мог быть? Конечно, не старый полковник Латтрелл со своей нерешительностью и немощью. Нортон — человек, который тогда выскочил из дома с полевым биноклем? Очень уж маловероятно. Похоже, он парень приятный, не особо деятельный и не слишком энергичный. Конечно, говорил я сам себе, многие убийцы были маленькими, незаметными людьми… И по этой-то причине и совершали преступления… дабы утвердиться. Они обижались на то, что их не замечают и игнорируют. Нортон мог быть убийцей такого типа. Но он любил птиц. Я всегда считал, что любовь к природе — обязательный признак здоровой натуры.

Бойд Кэррингтон? Вне любых подозрений. Человек, известный всему миру. Великолепный спортсмен, администратор, человек, которого любил и почитал каждый. Фрэнклина я тоже исключил. Я знал, как Джудит его уважала и им восхищалась. Наступила очередь майора Аллертона. Я приценился к нему. Если уж когда-нибудь я видел негодяя, так это он! Он бы с родной бабки кожу содрал. И весь покрыт лоском очаровательных манер. Сейчас он разговаривал — рассказывал историю одного ляпсуса — и заставил всех рассмеяться, уныло отпустив шутку в свой адрес.

Если Аллертон был X, решил я, то его преступления диктовала какая-то выгода.

Конечно, Пуаро не сказал определенно, что X был мужчиной. Я рассмотрел в качестве возможности мисс Коул. Двигалась она как-то беспокойно и резко — явно женщина нервная. Красивая, хотя и подавленная. Однако с виду она была вполне нормальной. Она, миссис Латтрелл и Джудит были единственными женщинами за обеденным столом. Миссис Фрэнклин обедала наверху, у себя в комнате, и сиделка, которая за ней ухаживала, ела после нас.

После обедав стоял возле окна гостиной, смотрел на сад и вспоминал то время, когда увидел Синтию Мердок, девушку с каштановыми волосами, бегущую по этой лужайке. Какой очаровательной она была в белом халате!

Погрузившись в воспоминания, я вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку и вывела из комнаты на террасу.

Она резко спросила:

— Что случилось?

Я был поражен.

— Случилось? Что ты имеешь в виду?

— Ты так странно вел себя весь вечер. Почему ты таращился на всех за обедом?

Я почувствовал досаду. Я и понятия не имел, что позволил своим мыслям настолько захватить надо мной власть.

— Я? Наверное, думал о прошлом. Может быть, видел призраков.

— О да, ты же гостил здесь, когда еще был молодым человеком, верно? И тут убили какую-то старую даму или что-то в этом роде?

— Отравили стрихнином.

— И какая она была? Хорошая или плохая?

Я подумал.

— Она была очень доброй женщиной, — медленно ответил я. — Щедрой. Много давала денег на благотворительные цели.

— О, вот, значит, в чем щедрая.

В голосе Джудит послышалось слабое презрение. Потом она задала странный вопрос:

— Люди… были… здесь счастливы?

Нет, они не были счастливы. По крайней мере, это я знал.

Я медленно сказал:

— Нет.

— Почему?

— Потому, что они чувствовали себя узниками. Видишь ли, всеми деньгами владела миссис Инглторп… и… и выдавала их. Ее приемные дети не могли вести собственную жизнь.

Я услышал, как Джудит резко втянула дыхание. Она сильнее сжала мою руку.

— Безнравственно… безнравственно. Злоупотребление властью. Нельзя такое позволять. Старые люди, больные люди, они не должны мешать жить молодым и сильным. Держать их на привязи, изводить, растрачивать понапрасну их силу и энергию, которая могла бы быть использована… в которой есть надобность. Это просто эгоизм.