— Но предположим, его там не было или он не собирался устраивать представление?

— Такой катастрофы ни разу не случилось. Никогда не было так, чтобы не удалось обнаружить Уимзи из Баллиола, стоящего в центре дворика и с изящной дерзостью излагающего кому-то, как надо жить.

Уимзи спрятал голову между рук.

— Мы привыкли делать ставки, — продолжал мистер Пик, который, казалось, сохранил любовь к студенческим забавам, что, без сомнения, объяснялось его непрерывными контактами с первокурсниками, — на то, что они скажут о нём впоследствии. Американцы главным образом говорили: «Боже, ну разве он не совершенный английский аристократ!», — но некоторые из них интересовались: «Ему действительно нужен этот монокль или это лишь часть традиции?»

Харриет рассмеялась, вспомнив о мисс Шустер-Слатт.

— О, Боже, — сказала миссис Пик, которая, казалось, была очень доброжелательной женщиной.

— Родственники из провинции, — безжалостно продолжал мистер Пик, — неизменно теряли дар речи и должны были восстанавливать его кофе и мороженым в Буоле.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал Питер, — лицо которого было спрятано, за исключением тёмно-красного кончика уха.

— Но, Уимзи, ты выглядишь просто отлично, — доброжелательно продолжал мистер Пик. — Сохранил талию. Ещё годен на то, чтобы пробежать между калитками. Не могу сказать, что от меня много пользы, за исключением матча родителей, а Джим? Вот что делает с мужчиной женитьба: она делает его толстым и ленивым. Но ты не изменился. Ни на атом. Ни на волосок. Абсолютно такой же. И ты совершенно прав относительно этих мужланов на реке. Я устал наталкиваться на них и получать удары в борт от их скотских плоскодонок. Им даже в голову не придёт извиниться. Думают об этом как о забаве. Глупые чурбаны. И граммофоны, которые орут вам в уши. И посмотрите на них! Нет, вы только посмотрите на них! От этого же тошнит. Просто обезьянник в зоопарке!

— Ну как же, благородные, нагие и античные, — подсказала Харриет.

— Я не это имел в виду. Я имел в виду работу шестом. Посмотрите на эту девушку, вот она перебегает и разворачивается, чтобы оттолкнуться, но так, как будто старается вычерпать со дна весь ил. Того и гляди, свалится!

— Она и одета соответственно, — сказал Уимзи.

— Вот что я вам скажу, — доверительно поведал мистер Пик. — Именно это —  настоящая причина для такого костюма. Они ожидают, что свалятся. Конечно, красиво выйти из воды во фланелевом костюме с безукоризненными наутюженными стрелками, но на деле так не получается.

— Как это верно. Однако мы перегородили реку. Нам лучше продолжить наш маршрут. Я как-нибудь забегу, если миссис Пик мне позволит. Пока.

Плоскодонки разошлись.

— Боже мой, — сказал Питер, когда они оказались вне пределов слышимости, — приятно встретить старых друзей. И очень благотворно.

— Да, но разве вас не угнетает, что они продолжают рассказывать ту же самую шутку,  что и приблизительно сто лет назад?

— Дьявольски угнетает. Это — один из самых больших недостатков пребывания в этом месте. Вы продолжаете оставаться молодым. Слишком молодым.

— Это довольно патетично, не так ли?

Река сделалась более широкой и вместо ответа он присел для толчка, поворачивая плоскодонку, и вода радостно зажурчала под носом лодки.

— Харриет, вы вернулись бы назад в молодость, если бы смогли?

— Ни за что на свете.

— И я. Ни за какие дары, которые вы могли бы мне предложить. Хотя, возможно, это преувеличение. С одной стороны, вы могли бы дать мне то, ради чего я хотел бы получить назад свои двадцать лет. Но не те же самые двадцать лет. И если бы я вернулся к своим двадцати годам, то у меня уже и желания были бы другими.

— Что делает вас настолько уверенным в этом? — сказала Харриет, которая внезапно вспомнила о мистере Помфрете и заместителе проктора.

— Яркое воспоминание о собственном безумии… Харриет! Вы собираетесь сказать мне, что не все молодые люди в двадцать лет ведут себя по-дурацки? — Он стоял, волоча за собой шест, и смотрел на неё сверху вниз, поднятые брови делали его лицо несколько карикатурным.

— Ну, хорошо, хорошо… — продолжал он, — только я надеюсь, что это не Сейнт-Джордж. Это было бы самым неудачным внутренним осложнением.

— Нет, не Сейнт-Джордж.

— Я так и думал, его безумие менее бесхитростно. Но ведь кто-то же был! Ну, я отказываюсь волноваться, потому что вы послали его к чёрту.

— Мне нравится скорость ваших выводов.

— Вы неизлечимо честны. Если бы вы совершили какой-нибудь решительный поступок, то сказали бы мне об этом в письме. Например так: «Дорогой Питер, у меня есть дело, по поводу которого мне нужен ваш совет, но прежде, чем изложить его, думаю будет правильно сообщить вам, что я помолвлена с мистером Джонсом из Джесус-колледжа». Написали бы?

— Вероятно. Стали бы вы тогда расследовать это дело?

— Почему нет? Дело есть дело. Какое дно в старой реке?

— Ил. На каждый толчок вперёд вы откатываетесь на два назад.

— Тогда мы направимся по новому руслу. Ну, мистеру Джонсу из Джесуса моё искреннее сочувствие. Я надеюсь, что эти проблемы не затронут его успеваемость.

— Он только на втором курсе.

— Тогда у него ещё есть время, чтобы переболеть. Я хотел бы с ним познакомиться. Наверное, это лучший друг, который у меня есть в этом мире.

Харриет ничего не сказала. Ум Питера всегда успевал сделать несколько оборотов на один виток её собственного неторопливого остроумия. Было довольно верно, что спонтанное чувство Реджи Помфрета, так или иначе, облегчило понимание, что собственные чувства Питера могли быть чем-то большим, чем нежностью художника к собственному творению. Но Питер совершенно не имел права сделать выводы так быстро. Она негодовала на то, что он входит в её мысли и выходит из них так, как будто это его собственная квартира.

— О, Боже, — внезапно сказал Питер. Он с тревогой всматривался в тёмно-зелёную воду. На поверхность из того места, где шест ударил в дно, выскочила цепочка маслянистых пузырей, и одновременно в их ноздри ударило отвратительное зловоние разложения.

— В чём дело?

— Я попал во что-то ужасное. Невозможно нюхать этот запах! Это просто скандально, как трупы преследуют меня повсюду. Честно, Харриет…

— Мой дорогой дурачок, это просто университетская мусорная свалка.

Его взгляд последовал в направлении, в котором указывала её рука, к дальнему берегу, где над отвратительным гниющим холмом висело облако мух.

— Ну это ж надо! О чём, чёрт возьми, они думают, устраивая такие вещи? — Он провел влажной рукой по лбу. — На мгновение я действительно подумал, что наткнулся на мистера Джонса из Джесуса. Я начал сожалеть, что потешался над бедным парнем. Так, давайте поскорее уберёмся отсюда! — Он резко упёрся шестом, и плоскодонка рванулась вперёд.

— Бедная Айсис. На этой реке больше не осталось романтики.


15

Только подумайте, какая прекрасная штука — сон: это столь неоценимый драгоценный камень, что, если бы тиран предложил отдать свою корону за полчаса дремоты, сделка была бы невозможной; столь красивой формы, что, даже если человек лежит рядом с императрицей, его сердце не может успокоиться до тех пор, пока он не оставляет её объятий, чтобы отдаться ему; да, мы так сильно в долгу перед этим родственником смерти, что отдаём ему лучшую дань, половину своей жизни, и на это есть веская причина, поскольку сон — это золотая цепь, которая связывает здоровье и тело. Кто жалуется на неудовлетворённые желания, раны, заботы, притеснения сильных мира сего, плен, — пока он спит? Нищие на своих кроватях получают такое же удовольствие, что и короли, поэтому мы не можем пресытиться этой тонкой Амброзией. Если мы выпьем слишком много из этого источника, полностью утратив вкус, мы окажемся на кладбище, а пренебрежение им приводит нас в бедлам. Нет, нет, посмотрите на Эндимиона, фаворита Луны, который проспал девяносто пять лет, и не стал от этого ни на волосок хуже.

Томас Деккер

«Корзинка с продуктами, — сказал Уимзи, — позади вас в носу лодки». Они поставили плоскодонку под пёструю тень нависающей ивы немного ниже левого берега Айсис. Здесь людей было меньше, а те, что появлялись, проплывали мимо на некотором расстоянии. Именно здесь, если где-нибудь вообще, они могли надеяться на сравнительное спокойствие. Поэтому это было несколько больше, чем обычное раздражение, когда Харриет с термосом в руке увидела приближающуюся тяжело нагруженную плоскодонку. «Мисс Шустер-Слатт и её банда. О, Боже! И она утверждает, что знакома с вами». Их шесты были глубоко воткнуты по обоим бортам лодки, спасение было невозможно. Американский контингент неудержимо надвигался. Вот они уже рядом. Мисс Шустер-Слатт взволнованно закричала. Пришла очередь Харриет краснеть за своих друзей. Однако мисс Шустер-Слатт с невероятной скромностью принесла извинения за своё вторжение, представила обе стороны друг другу, выразила уверенность, что она ужасно мешает, напомнила лорду Питеру об их прошлой встрече, признала, что он поглощён слишком приятным занятием, чтобы захотеть тратить время на неё, выплеснула целый поток восторженного энтузиазма по поводу размножения достойных, вновь резко напомнила о собственной бестактности, сообщила лорду Питеру, что Харриет — прекрасный человек и очень мила, и одарила каждого из них сигнальным экземпляром её нового анкетного опроса. Уимзи слушал и отвечал с неизменной учтивостью, в то время как Харриет, которая страстно желала в этот момент, чтобы Айсис вышла из берегов и утопила их всех, завидовала его самообладанию. Когда, наконец, мисс Шустер-Слатт удалилась вместе со своей свитой, предательская вода ещё долго доносила до них её пронзительный голос: