Она вдруг оттолкнула его с непонятно откуда взявшейся силой.

— Это ты не понимаешь! — закричала она. — Ты немедленно должен сделать мне ребенка. Это единственное средство выбраться отсюда, Гарри! — Вцепившись в него, она зарыдала. — Я так боюсь, — рыдала она, — ты мне должен сделать ребенка. Беременных женщин не вешают.

Гарри почувствовал, как ледяная дрожь пробежала у него по спине. Он обнял жену за плечи и посмотрел ей в глаза. От ужаса, который он прочитал там, у него закружилась голова:

— Что ты сделала?

— Он там. Я не знаю, почему я это сделала. Он неожиданно появился, когда я собирала вещи, и заявил, что нам не удастся скрыться. Я пошла на кухню, а он за мной. На столе лежал нож. Я схватила его и…

— Что? Что ты говоришь? — закричал Гарри, чувствуя, как сердце у него забилось с бешеной силой. — Ты пьяна?

— Ты мне должен сделать ребенка! Я не хочу умирать, Гарри! Что нам делать?

Он оттолкнул ее и бросился на кухню. Открыл дверь, сделал шаг вперед и замер.

Бен Диллон лежал на полу, подтянув ноги к подбородку и сжав кулаки. Его мертвые глаза с ненавистью смотрели в потолок.

Глава 12

Чета Кент жила в сорок третьем доме по Бефилд-роуд в старой, скудно меблированной, двухкомнатной квартирке в одном из самых бедных кварталов Гастингса.

Дом номер сорок три принадлежал миссис Бейтс, которая сдавала его уже в течение двадцати лет и весьма гордилась тем, что знает все тонкости своей профессии. Мистер Бейтс, жизнерадостный здоровяк, часто подвергал нервы своей жены всевозможным испытаниям, отказываясь выполнять какую-либо домашнюю работу.

Свой конец он нашел под трамваем и своей супруге оставил пятьсот фунтов, на которые она и купила этот меблированный дом на Бефилд-роуд.

Миссис Бейтс была явно не красавица: маленькая, толстая, с выпуклостями в самых неожиданных местах. Кожа на ее лице напоминало подгоревшее тесто, а само лицо было покрыто оспинами. Глаза маленькие, проницательные, рот тонкий.

У нее было пять квартирантов. Кенты и трое худых пятидесятилетних мужчин, работавших на железной дороге.

Эти трое мужчин, давние друзья, каждое утро поднимались в пять часов, шли на работу и возвращались домой около девяти. Бейтс видела их очень редко и практически никогда не слышала. Они жили уже больше десяти лет в доме сорок три. В конце концов она решила, что если и можно кому-то доверять в той мере, в какой можно вообще кому-то доверять, то эти трое являются идеальными квартирантами.

Супружеская чета Кентов ей нравилась меньше, в особенности, жена. Молодой человек казался безобидным, но жена не уступала самой миссис Бейтс, которая очень гордилась твердым характером.

Каждый раз, когда они вступали в словесную перепалку, а это происходило довольно часто, миссис Бейтс была вынуждена признать себя побежденной.

Мистер Кент старался сгладить острые углы женских взаимоотношений. Кажется, он боялся беспокоить миссис Бейтс, и этот страх смягчал хозяйку, потому что она любила, когда ее боятся.

Настоящие неприятности начались с того дня, когда миссис Бейтс обнаружила, что женщина беременна.

— Во всяком случае, не у меня, — заявила она. — У меня никогда не было детей и не будет. А вам нужно найти другую квартиру.

Миссис Кент на этот раз удовлетворилась тем, что усмехнулась и захлопнула дверь перед самым носом оскорбленной хозяйки. Потом однажды, когда Кентов не было дома, миссис Бейтс осмотрела их комнату и обнаружила под кроватью пустые бутылки из-под виски и джина. Это вызвало новый скандал.

— В моем доме никогда не пили спиртного! — завопила она, тряся бутылкой. — Я не позволю этого.

С непроницаемым лицом миссис Кент попросила у нее список других действий, которые запрещены в ее доме, и посоветовала:

— Теперь иди и занимайся своей стиркой, старая перечница.

Потребовалась вся ловкость Кента, чтобы уладить этот скандал. Он попросил хозяйку, чтобы та вошла в их положение и пообещал, что никогда больше такое не повторится. Если бы Кент не платил квартплату так регулярно, а ее доход был бы повыше, миссис Бейтс охотно вышвырнула бы молодую супругу за дверь после такой сцены. Но она не собиралась терять сорок пять шиллингов квартирной платы.

Кент работал у Мехона в портовом фотомагазине. Он проявлял пленки, делал фотокарточки, проводя долгие часы в темной комнате, и возвращался домой в семь часов вечера сильно уставший. Бейтс не знала, сколько он зарабатывает, но, судя по костюму, который он носил, — не очень много. Жена одевалась лучше, по крайней мере, вначале, когда она появилась в шубе из меха, напоминавшего норку. Но это манто вскоре исчезло, по-видимому, его заложили, а новые платья, которые молодая женщина покупала, чтобы скрыть все увеличивающуюся полноту, были дешевы и вульгарны.

Это была странная пара. Они ни с кем не общались, и за шесть месяцев пребывания в Гастингсе ни с кем не сблизились. Когда они выходили гулять, то всегда направлялись на вершину холма рядом с замком и никогда не ходили в город.

Кент рассказывал хозяйке, что раньше они жили в Лондоне в одном из кварталов Уэст-Хэма, но всегда очень хотели пожить на берегу моря. Его мечтой было приобрести домик, и миссис Бейтс почти жалела его, видя, как он волнуется каждый раз, когда распространяется о своих проектах. Ей хотелось, чтобы Кент остался у нее, но его жена… Настоящая ведьма. Иногда она принималась заводить своего мужа, но тому удавалось довольно быстро заставить ее замолчать, и миссис Бейтс ни разу не смогла прибежать достаточно быстро, чтобы узнать повод, по которому они ссорились.

Кент говорил, что ребенок родится только через три месяца, и у них достаточно времени, чтобы найти новую квартиру, и они ее обязательно найдут.

— Три месяца? — возразила миссис Бейтс, усмехаясь. — Пьющие рожают быстрее, чем другие. Это случится не позднее, чем через пару месяцев.

Миссис Бейтс прекрасно помнила тот день, когда Кенты появились у нее. Она пила чай и читала в газете статью под названием «Кровавое дело».

Человек, разыскиваемый полицией, был обнаружен убитым в шикарной квартире на Парк-Лейн. Разыскиваются Гарри и Клер Рикк. Эта пара исчезла, не оставив никаких следов.

Инспектор Паркинс активно продолжает следствие, но до сих пор ему не удалось ничего обнаружить. Известно только, что наиболее вероятным мотивом преступления был шантаж.

В этот момент, когда она была погружена в изучение деталей дела, в дверь позвонили.

С первого же взгляда женщина ей не понравилась: одна из тех блондинок в меховых пальто, от которых всегда жди неприятностей. Но мужчина выглядел очень приятным и согласился заплатить за две недели вперед.

Миссис Бейтс была удивлена, обнаружив, что блондинка практически никуда не выходит. Но Кент объяснил ей, что его жена больна. Однако все же ей показалось странным это затворничество.

Хотя с момента их бегства прошло уже полгода, Гарри не чувствовал себя спокойно. Ему не раз приходилось испытывать страх, когда он встречался с полицейским или открывал газету. Если кто-нибудь приближался к нему на улице, сердце начинало колотиться изо всех сил.

Удивительно, как им удалось ускользнуть от полиции, ведь труп Диллона был обнаружен практически сразу же после их бегства.

Клер была настолько потрясена всем случившимся, что если бы была одна, то отдалась бы в руки полиции.

Бывали дни, когда Гарри не верил, что она снова может стать сама собой.

Клер всегда была готова к бегству при малейшей тревоге: уличные крики, резко тормозящие автомобили доводили ее до истерики. Со временем она пришла к мысли, что совершила ошибку, захотев иметь ребенка. Теперь, когда приближающееся материнство приносило физические затруднения, она чувствовала себя попавшей в ловушку. Во всяком случае, во всем случившемся она винила Гарри, проклиная тот день, когда они встретились.

Гарри старался быть снисходительным и обращался с женой крайне вежливо. От его любви осталось уже немного, но верность он хранил. Он не мог забыть того, что она сделала для него. Гарри всегда помнил, как она отдалась в руки полиции, когда Паркинс обвинил его в краже портсигара.

Теперь он должен был ее содержать, но за шесть фунтов в неделю, которые зарабатывал, они с трудом могли существовать. После продажи драгоценностей Клер у них оставалось еще тридцать фунтов, но эти деньги быстро испарялись. Клер требовала каждую неделю бутылку джина, и Гарри подозревал, что когда его нет дома, она ходит выпивать еще и в соседний кабачок. Он пытался ее урезонить, но Клер заявляла:

— Мне нужно что-то делать. Ты хочешь, чтобы я все дни проводила в четырех стенах. И не строй такую кислую мину.

Кроме того, она все время курила, в то время, как Гарри курить бросил.

Вначале он очень волновался при мысли о предстоящем отцовстве, но Клер быстро лишила его иллюзий.

— Послушай, — сказала она, — ты думаешь, что я хочу ребенка? Если бы я хоть на секунду могла быть уверена, что можно выкрутиться и без него, я бы ни за что его не сохранила. Посмотри, что это животное сделало с моей фигурой. И не делай такую физиономию. Это ты во всем виноват.

Иногда она становилась совсем другой, плача обнимала его, уверяя, что любит и сделает все, чтобы он был доволен.

— Не обращай внимания на то, что я говорю, милый. Я так несчастна и так боюсь. О, Гарри! Что с нами будет? Представь, что ребенок родится до того, как они обнаружат нас, и он не помешает им повесить меня. Я бы предпочла, чтобы они схватили нас сейчас и не смогли бы меня казнить. Пойми меня правильно, дорогой. Чем больше проходит времени, тем это ужаснее для меня. — Она вцепилась руками в волосы. — Я чувствую, что схожу с ума. Я так не хочу ребенка, потому что страшно боюсь боли. Иногда я думаю, что покончу с собой и это, может быть, лучший выход.