XXVIII

Мне казалось, что рядом женщина, сидящая возле лампы в ореоле света. Другой источник света бил мне в глаза, поэтому я опять прикрыл веки, пытаясь разглядеть ее сквозь ресницы. Волосы женщины были такого платинового цвета, что голова сияла, как серебряная ваза для фруктов. На ней было зеленое трикотажное платье с широким белым отложным воротником. У ног лежала блестящая сумочка с острыми уголками. Она курила, держа под рукой стакан с янтарной жидкостью.

Я осторожно сдвинул голову — стало больно, однако не больше, чем ожидал. Обнаружил, что весь перевязан, как фаршированная индюшка, подготовленная для духовки. Кисти рук схвачены сзади металлическими путами, от которых тянулась к щиколоткам веревка, пропадавшая дальше за краем кушетки, на которой я был растянут. За кушеткой веревка с поля зрения исчезала, но, пошевелив ступней, я убедился, что внизу она закреплена.

Убедившись в надежности своей упаковки, я открыл глаза и произнес:

— Добрый вечер.

Оторвав взгляд от какого-то дальнего горного склона, женщина повернулась лицом ко мне — голубые глаза ее напоминали озера в горах. Дождь по-прежнему стучал по крыше, но так отдаленно, словно доносился с того света.

— Как вы себя чувствуете? — голос был ровный, серебристый, очень шедший к ее волосам, и звонкий, как колокольчик в кукольном домике. Глупые ассоциации в моем положении.

— Восхитительно, — отозвался я. — Кто-то проехался зубодробилкой по моей челюсти.

— А чего вы ждали, мистер Марлоу, — букетов из орхидей?

— Гроб — самый обыкновенный. И не беспокойтесь о бронзовых или серебряных украшениях. Но не вздумайте развеять мой прах над голубым Пацификом. Меня больше устраивают черви. Знаете, черви бисексуальны и могут заниматься любовью с первым попавшимся.

— Пожалуй, вы несколько легкомысленны, — заметила она серьезно.

— Нельзя ли что-нибудь сделать со светом?

Поднявшись, она обошла кушетку — верхний свет погас. Полумрак принес мне блаженство.

— Не думаю, что вы так уж опасны, — сказала она, как бы оправдываясь. Фигура у нее оказалась скорее высокой, чем низкой, но вовсе не дылда — была худощавой, но никак не прошлогодний сухарь. Снова уселась на свое место.

— Значит, вам известно, как меня зовут.

— Вы хорошо поспали. Хватило времени обшарить ваши карманы. Делали с вами все, что хотели, разве что не бальзамировали. Значит, вы детектив.

— Это все, что они имеют против меня?

Промолчала. От сигареты, которой она помахивала, вился легкий дымок. Рука была небольшая, изящная, не похожая на костлявые грабли, которые нынче видишь у женщин.

— Который час? — спросил я.

Покосившись на запястье сквозь спирали дыма, она сказала:

— Семнадцать минут одиннадцатого. У вас свидание?

— Я бы не удивился. Это ведь дом при гараже Арта Хакка?

— Да.

— А где парни — роют могилу?

— Уехали кое-куда.

— Хотите сказать, вас оставили здесь одну.

Она, снова обернувшись ко мне, усмехнулась:

— Вы не представляете опасности.

— А я-то думал, вас здесь держат как узницу.

Похоже, она не удивилась, просто ее это позабавило.

— С чего вы взяли?

— Знаю, кто вы такая.

Большие голубые глаза резко сверкнули, губы сжались, но голос не изменился.

— Кроме того, боюсь, вы оказались в дурной ситуации. А я ненавижу убийства.

— И это говорит жена Эдди Марса! Фу, постыдились бы.

Ей это не пришлось по вкусу — пронзила меня взглядом, а я ответил ослепительной улыбкой.

— Если уж нельзя открыть эти браслеты, а я вам это и не советую, не могли бы уделить мне чуточку той влаги, которой так пренебрегаете.

Взяв стакан, в котором лопались, словно тщетные надежды, пузырьки, она склонилась надо мной. Ее дыхание было нежным, как глаза олененка. Я сделал глоток, и она отняла стакан, наблюдая, как жидкость идет по горлу.

Снова склонилась. Кровь в жилах у меня забегала, словно будущий квартиросъемщик, осматривающий дом.

— У вас лицо, как у боксера в нокауте, — сообщила она.

— Любуйтесь, пока есть возможность. Скоро и такого не будет.

Вскинув голову, она прислушалась, даже побледнела. Но лишь дождь стучал в стены. Отойдя, она встала ко мне боком, слегка наклонясь, глядя в пол.

— Вам непременно было нужно ехать сюда, совать голову в петлю? — тихо спросила она. — Эдди вам ничего не сделал. Знаете ведь хорошо, если бы я здесь не скрылась, у полиции не осталось бы сомнений, что Расти Рейгана убил Эдди.

— Что он и сделал.

Она не шевельнулась, не изменила позы, только слышно было ее громкое и быстрое дыхание. Я обшарил глазами комнату — две двери в одной стене, первая чуть приоткрыта, ковер с красно-коричневыми квадратами, голубые шторы на окнах, обои с крикливым рисунком из зеленых сосенок. Мебель, похоже, доставлена фирмами, которые рекламируются на автобусных остановках, — разномастная, но крепкая, устойчивая.

— Эдди его не трогал, — сказала она тихо. — Я уже целые месяцы не виделась с Расти Рейганом. Эдди не тот человек.

— Вы ведь покинули его стол и ложе, жили одна. Жильцы дома, где вы снимали квартиру, опознали Рейгана по фотографии.

— Это ложь, — холодно ответила она.

Я силился вспомнить, говорил мне об этом капитан Грегори или нет. Голова работала плохо — уверенности не было.

— И вообще вас это не касается, — добавила она.

— Меня все касается. Наняли, чтобы я это расследовал.

— Эдди не такой.

— Конечно, вы же любите гангстеров.

— Пока люди играют в азартные игры, будут и заведения для этого.

— Это в вас заговорил защитный рефлекс. Стоит человеку в одном обойти закон, он и в остальном пойдет против правил. Вы думаете, что Эдди всего лишь владелец казино. А я считаю, что, помимо этого, он еще промышляет порнографией, шантажирует, перепродает краденые машины, убивает с помощью наемников и подкупает продажных полицейских. Занимается всем, что приносит доход, всем, на чем удается что-то урвать. И не пытайтесь мне расписывать благородных гангстеров. Это не их амплуа.

— Он не убийца, — нахмурилась она.

— Лично — нет. Для этого у него есть Канино. Канино сегодня вечером убил одного человека — маленького, безвредного паренька, пытавшегося помочь кое-кому в беде. Убил его почти на моих глазах.

Она устало и недоверчиво усмехнулась.

— Ладно, — пробормотал я. — Можете не верить. Если Эдди такой отличный парень, с удовольствием поговорил бы с ним без Канино. Знаете же, как обойдется со мной Канино — выбьет зубы, а потом трахнет под дых, чтобы не скулил.

Склонив голову, она не реагировала, словно погруженная в свои мысли.

— Мне казалось, что платиновые волосы уже вышли из моды, — продолжал я просто затем, чтобы в комнате не наступила тишина, заставляя меня прислушиваться.

— Это же парик, глупенький. Пока не отрастут волосы.

Подняв руки, она сняла парик — голова оказалась коротко остриженной, под мальчика. Надела его опять.

— Кто вас так обкорнал?

Она удивилась:

— Сама остриглась. Зачем?

— Да. Зачем?

— Ну, чтобы доказать Эдди, что готова сделать то, чего он от меня хотел, — скрыться. Чтобы он не приказывал стеречь меня. Не бросила бы в беде, ведь я его люблю.

— Боже милостивый, — простонал я. — И тут вместо него я вам свалился на голову.

Подняв руку ладонью вверх, она поглядела на нее, потом быстро вышла и сразу вернулась с кухонным ножом. Склонившись надо мной, стала перерезать веревки.

— Ключ от наручников у Канино, — сказала она. — С ними ничего не могу сделать.

Вздрагивая, прерывисто дыша, она перерезала все узлы.

— Вы забавный чудак — отпускаете шуточки в такой безнадежной ситуации.

— Надеялся, что Эдди не убийца.

Резко отвернувшись, она возвратилась к своему стулу возле лампы и, усевшись, закрыла руками лицо. Сбросив ноги на пол, я встал. Разминаясь, убедился, что ноги одеревенели, а на левой стороне лица бешено дергался нерв. Сделал шаг — ходить могу. И бежать смогу, если потребуется.

— Полагаю, вам хочется, чтобы я уехал.

Она кивнула, не оборачиваясь.

— Вам бы лучше уехать со мной, если хотите остаться в живых.

— Не теряйте времени. Они могут вернуться в любую минуту.

— Раскурите мне сигарету.

Подойдя, я коснулся ее колен, и она сразу вскочила. Глаза наши были почти рядом.

— Так как же, Серебристая Головка? — сказал я с нежностью.

Зайдя за спинку стула, она потянулась за пачкой сигарет на столе. Вытряхнув одну, сунула мне в рот. Рука ее дрожала. Щелкнув маленькой зеленой зажигалкой, поднесла ее к сигарете. Затянувшись, я неотступно смотрел в глаза, голубые, как озера в горах. Пока она стояла ко мне вплотную, заговорил:

— Меня привел к вам маленький птенчик по имени Гарри Джонс. Птенчик, порхавший по барам и вместо крошек подбиравший ставки для скачек на ипподроме. И информацию. Птенчик выклевал кое-что о Канино. Он и его дружки разведали, где вы прячетесь. Пришел ко мне продавать эти сведения, так как знал — откуда, это долгая история, — что я работаю на генерала Стернвуда. Я получил информацию, а Канино заполучил его. Теперь это всего мертвый птенчик с потрепанными перышками, со свернутой головкой и каплями крови на клювике. Канино убил его. Но Эдди Марс этого не сделал бы, правда, Серебристая Головка? Он никогда никого не убивал — просто нанимал для этого других.

— Убирайтесь, — резко бросила она. — Убирайтесь быстро!

В вытянутой руке была зажата зеленая зажигалка, судорожно сжатые пальцы побелели.

— Только Канино не знает, что мне все известно, — продолжал я. — О том птенчике. Он думает, что я лишь пытаюсь что-то разнюхать.