Питер пошел к теннисному корту и остановился, наблюдая за игроками. Для такой томной гурии эта Мэйнверинг отменно владеет ракеткой, подумал он. Стремясь выбить сильно пущенный мяч за боковую линию, дама резко ударила по нему, и он улетел за пределы корта, в кусты. Питер бросился доставать его.

– Спасибо, мистер Бретуэйт, – произнесла она, одаривая его сияющим взглядом. – Вы знаете, где его найти? По-моему, в том лавровом кусте.

Питер бросил мяч обратно на корт. Что-то мелькнуло в глубине его сознания. «Вы знаете, где его найти». Когда же кто-то сказал это раньше? Ну, конечно. Чилтон. «Оставьте адрес для Гольтца». Предполагается, он знает, где его найти. Если этот Гольтц «проедет в четыре пятнадцать» – проедет что? Деревню? На машине? Поездом? Почему просто не сообщить ему адрес? Слова «знает, где его найти» означают, что адрес каким-то образом спрятан. Странный способ вести дела.

Унылое настроение Питера исчезло, сменившись возбуждением в крови, тем ощущением бодрости духа и ясности в голове, которые для него всегда предшествовали хорошим результатам. Он решил внимательно следить за Дэвидом Рентоном. Если в этом Гольтце есть нечто сомнительное, то в поместье он не приедет, поскольку часть политики Чилтона заключалась в том, чтобы не дать агентам «А.Ф.» повода отождествить его с движением. Секретарь должен был «оставить адрес для Гольтца» подальше на нейтральной территории.

Питер должен позволить секретарю привести его к Гольтцу, затем должен сам проследить за Гольтцем. Он уложил сумку, отнес ее в свой двухместный автомобиль и за ланчем объявил, что днем покинет Чилтон-Эшуэлл: мол, вынужден присоединиться к команде в Ноттингеме, чтобы подготовиться к завтрашнему матчу.

– Подвезти вас до деревни? – спросил он у Дэвида Рентона, который перед этим говорил, что отправится за посылкой на станцию.

– Нет, спасибо. У меня нет времени возвращаться пешком, поэтому я лучше возьму одну из наших машин.

Вскоре секретарь уехал. Питер сел за руль автомобиля и последовал за ним до деревни на почтительном расстоянии в три мили. Когда они достигли первых домов Эшуэлла, Питер немного сократил расстояние. «Удачно, что это дорога как раз на Ноттингем, – подумал он, – это мой счастливый день». Преследуемый объект не остановился около почты, а поехал прямо по длинной деревенской улице и перед железнодорожным мостом, в который упиралась дорога, резко свернул направо к вокзалу.

Питер мгновенно перестроился. Изначально он собирался посмотреть, где остановится Дэвид Рентон, подождать, пока тот уедет, а затем поинтересоваться, нет ли сообщения для мистера Гольтца. Природная скромность помешала ему сообразить, что в этой любящей крикет стране Питера Бретуэйта узнают везде и он не сможет выдать себя за Гольтца. Однако теперь он это понял; на расстоянии ста ярдов, что отделяли его от машины Рентона, Питер изменил свои планы. Пропустив поворот к станции, он проехал под мост и свернул направо, к пакгаузу. На запасном пути увидел цепочку пустых угольных платформ – они заслонят его автомобиль от глаз Рентона. Питер тихо остановился, вышел из машины, встал под защитой угольной платформы и закурил.

Маленькая станция на железнодорожной ветке – ее название было выложено камнями среди узора из ярких цветов – дремала в лучах дневного солнца. От шпал пахло креозотом. С противоположной платформы раздался голос:

– Точно так, мистер Рентон. Я положил его сюда, как раз для вас. Вот в этой накладной распишитесь. Вам помочь с грузом?

Рентон и носильщик вместе прошли в зал ожидания.

– Говорят, молодой Бретуэйт приехал к вам в Чилтон-Эшуэлл. Отличный он бэтсмен. Однако, думаю, Джо Марстон завтра его одолеет. Он никогда не мог обыграть Джо. Мягковаты они, эти южные парни.

Носильщик вышел из зала ожидания. Через минуту появился Дэвид Рентон с посылкой, держа ее под мышкой. В следующий момент Питер услышал, как заработал двигатель машины Рентона, и увидел, как она чинно катит под уклон к деревне. Питер прыгнул в автомобиль и снова последовал за Рентоном. Секретарь нигде не остановился, поэтому Питер справедливо предположил, что послание, вероятно, оставили на станции.

Мистер Гольтц не появится раньше 16:15. Значит, у Питера было менее получаса передышки. Он отвез машину в местный гараж, взял сумку и пешком двинулся на станцию. Насколько он видел, Рентон нигде не задерживался, за исключением той минуты, когда он в одиночестве находился в зале ожидания. Но как, черт побери, оставить адрес в зале ожидания? Ответ Питер узнал очень скоро. Носильщик, поклонник крикета, куда-то удалился, и Питер получил свободный доступ в душную комнату с побеленными стенами, откуда Рентон забирал посылку.

Она была почти пустой. На длинном столе и на скамьях не лежало ничего, кроме пыли; в камине валялись окурки и апельсинные корки. Наверно, Рентон сообщил адрес носильщику, чтобы тот передал его Гольтцу. Нет, суть тактики «А.Ф.» состояла в том, чтобы не сделать ничего такого, что могло бы навести кого-то – даже собственных агентов – на Чилтона Кэнтелоу. Вздохнув, Питер прошел к дальней стене зала ожидания.

– Ну, будь я!.. – воскликнул он.

Адрес на стене был написан карандашом. Один из двух или трех дюжин имен и адресов, нацарапанных там вместе с надписями менее приличного характера летними туристами, которые выходили на этом вокзале ради однодневного пикника среди папоротника и мух Шервудского леса. Питера даже рассмешило крушение его надежд. С таким же успехом можно было искать какой-то определенный кусок угля в Ньюкасле.

Сомнений нет, Гольтцу точно указали, где именно искать на стене адрес. Что ж, теперь, конечно, придется его дожидаться.

Это время Питер потратил на изменение внешности, чтобы его не узнал носильщик или случайный путешественник. В сумке он всегда носил кое-что из театрального реквизита: когда дождь расстраивал игру, Питер развлекал команду искусными характерными сценками-зарисовками. Он нацепил пенсне, наклеил усы и зачесал волосы на правую сторону. Питер стал похож на профессора химии из провинциального университета или на печального, но весьма преуспевающего бакалейщика. Замаскировавшись таким образом, он купил билет первого класса до Ноттингема и вернулся в зал ожидания.

По подъездной ветке прополз длинный состав, груженный рудой, платформы вздрагивали и звякали, пока поезд набирал скорость, поднимаясь по насыпи. Затем какое-то время не раздавалось никаких звуков, кроме кудахтанья принадлежавших начальнику станции кур, бродивших по другую сторону железнодорожного полотна. Наконец провода под краем платформы завибрировали, вдалеке послышался шум. Подходил поезд в 16:15. Питер встал, открыл сумку и бросил на пол несколько своих вещей.

Мужчина в зеленой плоской шляпе с загнутыми кверху полями вошел в зал ожидания и увидел суетливого типа, который совал в сумку пижаму. Мужчина мгновение колебался. Он никого не ожидал тут застать. Быстро оглядевшись, он шагнул к двери, ведущей в смежное помещение дамского зала ожидания, и посмотрел на что-то, написанное на стене на уровне дверной ручки.

– Это удобства для мужчин? – спросил он другого путешественника.

– Удобства для мужчин? Нет. Это дальше по платформе.

Мужчина поспешно вышел. Питер выпрямился, изучил то место на стене, куда были устремлены глаза Гольтца. Да, имя и адрес. «Сэм Сильвер, 420, Истуэйт-стрит, Ноттингем».

Питер направился на платформу. Близоруко посмотрел в обе стороны. Носильщик вытаскивал ящик из товарного вагона в начале состава. Мужчина в зеленой шляпе шагал по перрону.

– Простите, – застенчиво произнес Питер. – Это поезд на Ноттингем?

Мужчина кивнул и поднялся в вагон первого класса. Питер последовал за ним, неуклюже цепляясь ногами за собственную сумку.

– Эти местные поезда такие неудобные, – пожаловался он. – Ни… э, в смысле, никаких удобств.

Мужчина уставился на него с нескрываемым презрением.

– Английские поезда! Ах!

Затем он подчеркнуто отгородился газетой. Это был плотный мужчина, примерно одного с Питером роста, с подстриженными, щетинистыми усами, которые не уменьшали впечатление лысоватости, какое производила эта прусская голова. Глядя на него, Питер изменил свои планы. Он собирался лишь проследить за Гольтцом и передать ноттингемский адрес сэру Джону. Но почему бы ему не сделаться Гольтцом, только на этот день? Времени было достаточно, чтобы сегодня сыграть Гольтца, а завтра разгромить ноттингемских парней. Наконец-то может представиться случай, которого он искал.

Питер завел светскую беседу, и вскоре Гольц уже не мог ее игнорировать, как не может человек не обращать внимания на капающую на голову воду. Питер подмечал интонации его голоса, резкие движения рук. Кто бы ни ожидал на том конце Гольтца, он, предположительно, встречался с ним раньше, хотя структура «А.Ф.», похожая на череду водонепроницаемых отсеков, делала это маловероятным.

К счастью, прежде Питер уже путешествовал по этой ветке. Он помнил, что после станции Булторп начинается крутой подъем, а вокруг насыпи простирается обширная пустошь. За пять минут до Булторпа Питер встал, чтобы взглянуть на карту, висевшую в той части купе, где сидел Гольтц.

Повернувшись, чтобы сесть на место, Питер споткнулся о ноги попутчика.

– Извините, – сказал он, наклоняясь к Гольтцу.

В следующее мгновение он нанес удар, заставший мужчину врасплох и оглушивший его. Питер связал ноги и руки Гольтца ремнями от его же чемодана, заклеил ему рот пластырем, вывернул карманы. Когда состав замедлил ход на подъезде к Булторпу, он запихнул Гольтца под сиденье.

«Будем надеяться, что никто сюда не сядет», – подумал Питер. Спрос на купе первого класса на этой линии невелик. Он встал у окна с хмурым видом, готовясь отпугнуть желающих попасть в этот вагон, но на платформе вообще не было пассажиров. Поезд тронулся, постукивая на повороте, и приблизился к трудному подъему булторпской насыпи. Питер вытащил Гольтца, который уже начал подергиваться и ворочаться. Распахнул дверь[11] и вытолкнул его из вагона: падение никто не заметит из-за высокой насыпи, по которой он катился. «Что ж, так оно лучше, упадет в пустошь и полежит там, пока мы кого-нибудь за ним не пришлем».