Sed quantum mutatus ab illo! – Простите: но какая в нём перемена! Элегантное пальто его всё изодрано и перемазано грязью. Аристократический лик испятнан пылью и пóтом, да ещё весь расцарапан – такие отметины, я знаю, оставила ежевика. Шляпа вмялась и вся как-то перекрутилась и теперь была впору только огородному пугалу. Тем нелепее выглядела часовая цепочка и запонки на рваной и грязной рубашке – какой-то гротескный оазис респектабельности посреди необъятной пустыни разрухи.

– Боб! – вскричал я с облегчением.

Прошла не одна секунда, прежде чем на лице моего товарища возникли какие-то признаки того, что он меня всё-таки узнал. После чего в его удивлённых глазах постепенно показалась тень улыбки, которая делалась всё явственнее, покуда Боб не разразился наконец приступом оглушительного смеха.

– Веркер, хвала Юпитеру! – завопил он. – На кого ты похож!

Взглянув на свой собственный наряд, я мог только признать, что мы – два сапога пара. После вознесения на стену, падения в ров, блужданий в подлеске и вереске на мне едва ли оставался хоть один предмет туалета, который можно будет надеть ещё раз. Скажем прямо: оба мы походили на парочку чучел или, если угодно, на пару бродяг, отчаявшихся найти работу, и уж во всяком случае никто не признал бы в нас двух достойных представителей младшей адвокатуры.

– Что ты здесь делаешь, Эллиот? – спрашиваю я.

– Занят исследованиями, – уклончиво отвечает он. – А ты?

– Иссле… Да чёрт возьми! Неужели мы не можем говорить друг с другом прямо, Боб? И тебе, и мне известно, что ты пришёл сюда из-за девушки.

Товарищ мой, похоже, несколько смутился.

– Но ведь и ты тоже, я думаю? – парировал он.

– Конечно! И дураки же мы были, пытаясь морочить друг другу голову! Кабы держались вместе, глядишь, и не попали бы в такую дурацкую переделку.

– Ну уж я-то точно знаю, что никогда б не свалился в эту чёртову траншею, если б видел, что это уже сделал ты, – язвительно прокомментировал Боб.

– А, так ты тоже побывал на дне этого рва, приятель, так, что ли? – вопросил я, впервые испытывая что-то вроде чувства удовлетворения с той минуты, как покинул гостеприимное заведение мэтра О’Кифа.

– Да, – простонал Боб. – Полагаю, что прошёл всю процедуру. А объявления на деревьях ты видел?

– Видел, – со вздохом ответил я.

– Старина Деннис уже подбирался к тебе?

– Нет, а что, ты его видел?

– Как не видать! Он пронёсся от меня в десяти метрах. Во всяком случае, я думаю, то был он: эдакий здоровенный мрачный парень с огромной дубиной.

– Спаси нас боже! – только и мог сказать я.

– Так или иначе, но он уже ушёл. Весь вопрос теперь в том, что нам дальше делать?

– Как – что? Продолжать! – мужественно отвечал я. – К тому же возвращаться может оказаться даже опаснее, чем идти вперёд, коль этот свирепый молодчик у нас за спиной.

– Ты прав! – ответствовал Эллиот, напускной бодростью силясь заглушить меланхолическую дрожь в голосе. – Веди, я пойду следом.

– Нет уж, первым иди ты, – сказал я, уступая ему дорогу (не из врождённой любезности, разумеется, и не из обычной вежливости, а просто с мыслью, что это единственный способ до некоторой степени обезвредить упомянутые в объявлении кошмары).

Так мы пробирались через лес, шагая след в след, по-индейски, и, пройдя чуть ли не полмили, по-видимому, приблизились к его краю. Деревья здесь оказались мельче, а поляны – шире. Вдруг Боб остановился и показал вперёд.

– Вон дом, – сказал он.

Сомневаться не приходилось: сурового вида сооружение из серого камня, со множеством маленьких сверкающих окошек. Перед домом располагалась с большим вкусом устроенная лужайка; до некоторой степени она смягчала мрачный, чтобы не сказать тюремный, вид постройки. Ни снаружи, ни в окнах никого не было видно. Мы стали держать военный совет по поводу того, что нам предпринять дальше.

– Не можем же мы просто подойти к дому под каким-нибудь благовидным предлогом, верно ведь? – так определил наше положение Боб.

– Несомненно, то было бы весьма рискованно, – согласился я. – Они могут сделать с нами всё, что угодно. Похоже, это совершенно необузданные люди.

– И в придачу такой путь уж точно не оставит нам ни малейшего шанса перекинуться парочкой слов с юной леди, – добавил мой товарищ, и тут он тоже был прав.

– Положение наше выглядит дьявольски романтично, – заметил я в свою очередь.

– Да уж, хотел бы я знать, что подумал бы о нас Пендлтон, увидя нас здесь!

– Славный скромняга Пендлтон! Думаю, он посчитал бы нас сумасшедшими.

– Жаль, что он так отстал от жизни, – отозвался Боб. – Но скажи на милость, Джек, что ты собираешься сказать юной леди, если всё-таки её увидишь?

– Ну, сразу же скажу ей о своей любви и предложу ей бежать вместе со мною. Только всё нужно сделать сегодня же. Я ни за что не приду сюда второй раз. И вообще, думаю, романтическую девушку не так уж трудно будет увлечь подобным coup de main[12].

– Но это же в точности мой план! – проговорил Боб жалобно.

– Да чёрта с два! – Я аж задохнулся от возмущения при виде такого нахальства, но тут же не менее жалобно простонал: – О боже! Вот она!

Последнее восклицание невольно вырвалось у меня при появлении на ступеньках дома элегантно одетой юной дамы. Черт лица её на таком расстоянии нельзя было разобрать, но прямая осанка и плавные, грациозные линии её фигуры недвусмысленно указывали, что молва нисколько не преувеличила её очарования. Она обернулась, собираясь заговорить с идущей следом пожилой женщиной, должно быть своей матерью. Та, насколько мы могли судить, кажется, плакала, – во всяком случае, она всё время подносила к глазам платок. Девушка обняла её одной рукой за плечи, словно желая утешить. Последнее ей, похоже, удалось, так как старшая вернулась в дом, а младшая, скакнув сразу через три ступеньки вниз, поспешила широким упругим шагом по тропинке, ведущей куда-то в кусты.

– Надо идти за ней! – вскричал я.

– Постой, – осадил меня Боб. – Прежде нам нужно прийти к какому-то соглашению. Согласись, выйдет ведь полная нелепость, если мы сразу набросимся на неё вдвоём с двумя объяснениями в любви!

– Да, она может испугаться, – согласился я. – Особенно если принять во внимание, что ни одного из нас она прежде в глаза не видывала.

– Так у кого же преимущественное право? – возопил Боб.

– У меня, как у старшего! – ответствовал я.

– Но зато я раньше вышел из гостиницы, – возразил Эллиот.

– Ладно! – говорю. – Если бросить монетку?

– Ничего другого, видать, не остаётся, – мрачно согласился Боб, извлекая из кармана пенни и подбрасывая его вверх. – Орёл!.. Так… решка! Что ж, так тому и быть. Такая уж, видно, моя доля. Разумеется, если юная леди сочтёт за благо тебе отказать, я волен поступать, как сочту нужным. По рукам?

– Конечно, – отвечал я, и мы устремились сквозь кусты, сразу почувствовав в себе уверенность, ибо наконец появилась какая-то определённость.

– Вот она! – шепнул Боб, когда мы заметили, как впереди между деревьями мелькает розовое платье.

– Да, но с ней разговаривает мужчина! – вырвалось у меня.

– Не может быть!

– Да вот он!

Если этот человек и был там, то он, видать, быстренько скрылся, заслышав наши шаги, ибо, когда мы подошли достаточно близко, чтобы видеть её фигуру целиком, девушка оказалась одна. Вздрогнув от неожиданности, она обернулась к нам, и какой-то миг у неё, кажется, было желание бежать от нас, но потом, взяв себя в руки, она всё-таки направилась прямо к нам. Пока она шла нам навстречу, я успел разглядеть, что это, верно, одна из самых очаровательных девушек, каких мне только доводилось видеть на своём веку. Не какая-то там кукольная красавица, как я воображал себе на основе скудных сведений, сложившихся у меня о её воспитании, а восхитительная, прекрасно сложённая юная дама с чётко очерченным и тонко вылепленным подбородком – черты лица, возможно, даже показались бы почти мужскими, если б их не смягчал взгляд пары задумчивых голубых глаз и милый чувствительный ротик.

И почему, едва только её твёрдый взгляд обратился на меня, все гладко отшлифованные и заранее отрепетированные в уме речи куда-то запропастились, так что в памяти не осталось ничего, кроме беспомощной пустоты! Любовный галоп, с которым мы рванулись к девушке, вдруг перешёл в какую-то нелепую рысцу, и когда я наконец оказался в нескольких метрах перед ней, то был точно так же не способен вымолвить хоть словечко в объяснение, как и не способен отыскать свою потерянную шляпу или скрыть дыры на наряде.

– Вы, наверное, заблудились? – сказала незнакомка приятным низким голосом без малейших признаков того, что наше внезапное появление и расхристанный вид как-то её удивили.

Я почувствовал, что Боб толкает меня сзади и что-то там шепчет по поводу того, что, дескать, «давай валяй, жми, не тяни», но собственные мои побуждения под взглядом этих спокойных, невозмутимых глаз сводились лишь к желанию убежать куда подальше.

– Дом вон туда, – сообщила она, показывая за деревья. – Вы, надо полагать, бейлифы?[13]

– Бейлифы?! – ахнул я.

– Извините, если я вас неправильно называю, – продолжила она с печальной улыбкой. – Нам в первый раз приходится иметь дело с представителями закона, и мы плохо знаем, как к ним следует обращаться. Мы ждём вас уже два дня.

Мы с Бобом могли только смотреть на неё в безмолвном замешательстве.

– Об одном я хотела бы вас попросить, – продолжала она, приближаясь к нам и сложив на груди руки с прекрасным молящим выражением на лице. – Хотя мы с мамой теперь почти что нищенки, но помните, что она – леди, деликатно воспитанная и чувствительная. А главное, помните, что некому защитить её, некому за неё постоять. Поэтому, прошу вас, обойдитесь с ней мягко и, исполняя свой долг, не раньте её чувства больше, чем это необходимо.

– Боб, – прошептал я, оттаскивая своего товарища в сторону, хотя он и продолжал по-идиотски таращиться на юную леди через моё плечо, – ты понимаешь? Они ждут судебных исполнителей, приставов. О деньгах тут не может быть и речи! Что будем делать?