«Дейли фликер» набралась наглости и напечатала заголовок

«ОН МОЖЕТ БЫТЬ В ВАШЕМ ГОРОДЕ!»

Естественно, что имя Пуаро упоминалось сотни раз в день. Публиковались факсимиле писем, которые направлялись в его адрес. С одной стороны, его всячески оскорбляли за то, что он не смог предотвратить преступления, с другой – превозносили за то, что он вот-вот арестует преступника.

Журналисты безуспешно пытались получить у него интервью.

В газетах появлялись заголовки:

«ЧТО НАМ СЕГОДНЯ РАССКАЗАЛ МЕСЬЕ ПУАРО»

После этого обычно помещали полколонки несусветных глупостей.

ПУАРО МРАЧНО СМОТРИТ НА СИТУАЦИЮПУАРО НА ПОРОГЕ УСПЕХАКАПИТАН ГАСТИНГС, БОЛЬШОЙ ДРУГ МЕСЬЕ ПУАРО, РАССКАЗАЛ НАШЕМУ СПЕЦИАЛЬНОМУ КОРРЕСПОНДЕНТУ…

– Пуаро! – воскликнул я, увидев это. – Клянусь, что я ничего подобного не говорил.

На это мой друг терпеливо ответил:

– Я знаю, Гастингс, я все знаю. Существует колоссальная пропасть между словом произнесенным и словом напечатанным. Иногда сказанные вами предложения переворачиваются так, что истинное значение полностью извращается.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я мог сказать нечто подобное.

– Не волнуйтесь. Все это неважно. Более того, эти глупости могут нам даже помочь.

– Каким образом?

– Eh bien, – сурово сказал сыщик, – если наш сумасшедший прочитает в сегодняшней газете всю ту ахинею, которую я якобы сказал, то он потеряет ко мне всякое уважение как к возможному противнику!

У вас может создаться впечатление, что никаких практических шагов по розыску преступника вообще не предпринималось. Совсем наоборот, Скотленд-Ярд и местные полицейские управления нескольких графств внимательнейшим образом изучали малейшие улики. Работники гостиниц и владельцы частных пансионатов на значительном расстоянии от места совершения преступлений были тщательнейшим образом допрошены. Сотни историй, рассказанных людьми с неуемным воображением, о том, что они видели «очень странно выглядевшего мужчину с вращающимися глазами» или «заметили мужчину со зловещим лицом, крадущегося вдоль…» были проверены до мельчайших деталей. Никакая информация, даже самая туманная, не оставалась без внимания. Поезда, автобусы, трамваи, носильщики, кондукторы, сотрудники книжных лавок и газетных киосков – все тщательно обследовалось и подвергалось допросу.

В результате этих розысков был задержан целый ряд людей, которые были отпущены только после того, как смогли удовлетворительно ответить на вопросы полиции относительно места их нахождения и действий в момент свершения преступлений.

И нельзя сказать, что не было получено вообще никакого результата. Некоторые факты были взяты на карандаш и отложены, как имеющие определенную ценность, но без дальнейших свидетельств они ничего не могли дать.

Но если Кроум и его коллеги работали не покладая рук, то Пуаро, на мой взгляд, вел себя на удивление бездеятельно. Мы даже время от времени спорили с ним из-за этого.

– Но, мой друг, чего же вы ждете от меня? Полиция лучше, чем я, может проводить рутинные опросы. Вы всегда, всегда хотите, чтобы я носился везде, как охотничья собака, идущая по следу.

– А вместо этого вы сидите дома, как… как…

– Как мудрый человек. Моя сила, Гастингс, в моей голове, а не в моих ногах. Все то время, когда вы считаете, что я ничего не делаю, я размышляю!

– Размышляете? Вы что, считаете, сейчас подходящее время для размышлений?

– Да, Гастингс, тысячу раз да!

– Но что эти размышления могут вам дать? Вы же знаете обстоятельства всех трех преступлений наизусть.

– А я размышляю не о фактической стороне дела, а о мыслях преступника.

– О мыслях сумасшедшего?!

– Вот именно. И именно потому, что мне не так легко их понять. Но когда я пойму, что из себя представляет этот убийца, я смогу его найти. И с каждым преступлением мы узнаем о нем чуточку больше. Что мы знали о нем после убийства в Андовере? Да почти ничего. После преступления в Бэксхилле? Чуточку больше. После убийства в Керстоне? Еще больше. Я начинаю постепенно видеть, различать – но не то, чего ждете вы. Не его фигуру или абрис его лица. Я начинаю понимать его мысли. Мысли, которые двигаются и работают в определенных направлениях. После следующего преступления…

– Пуаро!

– А что вы хотите, Гастингс? – Мой друг бесстрастно посмотрел на меня. – Я почти уверен, что произойдет еще одно преступление. Конечно, многое здесь зависит от случая. Пока нашему противнику везло. На этот раз, кто знает, может быть, удача от него отвернется. Но в любом случае после нового преступления мы будем знать еще больше. Ведь преступление – это, в сущности, очень разоблачительное действо. Вы можете менять свои методы, точно так же, как меняете свои вкусы, свои привычки, свой образ мыслей, но в конце концов вас выдадут ваши действия. Сейчас я сталкиваюсь с некоторыми взаимоисключающими фактами, как будто действовал не один, а два человека, но скоро контуры прояснятся, и я пойму…

– Поймете, кто это?

– Нет, Гастингс! Ни его имя, ни его адрес не явятся мне в моих размышлениях. Но я пойму, что это за человек.

– А что потом?

– Et alors, je vais a la police[57].

Вид у меня, по-видимому, был довольно глупый, поэтому мой друг продолжил:

– Вы же знаете, Гастингс, что хороший рыбак всегда точно знает, какой рыбе предложить какую муху. И я предложу ему правильную приманку.

– А что потом?

– А что потом, а что потом… Вы ничем не отличаетесь от этого зазнайки Кроума, с его постоянным «да неужели?». Eh bien, а потом он заглотит наживку вместе с крючком, и мы потянем за леску.

– А пока люди будут умирать…

– Пока мы говорим о трех жертвах. А на дорогах еженедельно погибает около ста сорока человек.

– Но ведь это совсем другое дело.

– Для тех, кто умирает, разницы нет никакой. Для остальных, для близких и друзей, разница действительно существует. Но меня во всем этом радует одна вещь.

– Буду рад услышать хоть что-то радостное.

– Этот ваш сарказм совсем ни к чему. Меня радует то, что в нашем случае невинные люди не подвергаются преследованиям.

– Но ведь это плохо, когда совсем нет подозреваемых.

– Нет, нет и еще раз нет! Нет ничего страшнее, чем жить в атмосфере постоянного подозрения, чувствовать на себе подозревающие взгляды и самому подозревать тех, кто тебе близок и дорог… Это совершенно отвратительная атмосфера. Так что по крайней мере мы не можем обвинить A. B.C. в том, что он отравляет жизнь невинных людей.

– Вы скоро начнете искать для него оправдания, – горько заметил я.

– А почему бы и нет? Ведь сам он наверняка считает свои действия абсолютно оправданными. И не исключаю, что в какой-то момент мы начнем симпатизировать его точке зрения.

– Послушайте, Пуаро, это уже слишком!

– Увы! Вы на меня рассердились. Сначала мое бездействие, а потом мои взгляды…

Ничего не отвечая, я только покачал головой.

– Но, несмотря ни на что, у меня есть один план, который вас, несомненно, порадует, поскольку он подразумевает действие, а не созерцание. Кроме того, нам не придется думать, а только говорить.

Тон его мне не очень понравился, поэтому я осторожно спросил:

– И что это за план?

– План получения от друзей, родственников и слуг убитых всей информации, которой они располагают.

– А вы что, подозреваете, что они чего-то недоговаривают?

– Ни в коем случае; по крайней мере – не специально. Но рассказать все это – значит сделать определенный выбор. Если бы я попросил вас, расскажите мне, как вы провели вчерашний день, то, скорее всего, вы бы ответили: встал в девять утра, позавтракал в половине десятого – съел на завтрак яичницу с ветчиной и выпил кофе. Потом поехал в клуб и так далее… Вы ведь не станете рассказывать мне о том, что сломали ноготь, что у вас кончилась горячая вода для бритья, что вы пролили немного кофе на скатерть, что вы почистили вашу шляпу, прежде чем ее надеть… Все рассказать просто невозможно, и именно поэтому человек всегда выбирает, о чем говорить. Когда речь идет об убийстве, люди обычно рассказывают то, что они считают важным. Но очень часто они в своем выборе ошибаются!

– Ну и каким же образом можно узнать необходимые вещи?

– Очень просто. Как я только что сказал – разговаривая! Обсуждая какое-то событие, или каких-то людей, или какое-то время; обсуждая все это снова и снова – и тогда вы наверняка обнаружите новые детали.

– И какие же детали?

– Естественно, я не знаю какие – если б я знал, то мне не нужно было бы их узнавать. Прошло уже достаточно много времени, чтобы все опять стало на свои места. То, что во всех трех случаях мы не имеем ни одной улики или не слышали ни одной фразы, имеющих непосредственное отношение к преступлениям, противоречит законам математической логики. Наверняка произошла какая-то тривиальная вещь или прозвучала какая-то тривиальная фраза, которая сможет указать нам на разгадку. Я понимаю, что это похоже на поиски иголки в стогу сена, но на этот раз мы хотя бы точно знаем, что она там есть.

Для меня все это выглядело очень смутным и непонятным.

– Вы не понимаете? Даже простая служанка, Гастингс, оказалась догадливее вас…

Пуаро протянул мне письмо. Оно было написано аккуратным ученическим почерком:

УВАЖАЕМЫЙ СЭР!

Надеюсь, что вы извините меня за то, что взяла на себя смелость написать вам. Я много думала после того, как эти двое бедняг были убиты, как и моя несчастная тетушка. Мне думается, что теперь мы все оказались в этой самой одной лодке. В газете я увидела портрет молодой леди, той молодой леди, которая сестра той молодой леди, которую убили в Бэксхилле. И я набралась смелости и написала ей, и сообщила, что скоро приеду в Лондон в поисках работы. И спросила, могу ли я встретиться с нею или с ее несчастной матушкой, потому что одна голова хорошо, но две точно лучше, и что мне ничего не надо, кроме как найти этого негодяя, и что, может быть, нам двоим это лучше удастся, если мы поделимся тем, что сами знаем.