Джеймс Хэдли Чейз - Ты мёртв без денег!

Нью-Йорк совершенно невыносим в холодное время года, когда температура опускается ниже нуля, а с неба сыплется дождь и снег. Скучая по теплу и солнцу, я вспомнил, что вот уже два года не ездил в Парадиз-Сити, и живо представил весь уют и комфорт отеля «Спэниш Бэй» — «Испанский залив», — лучшего на побережье Флориды.

О деньгах я мог не беспокоиться — пару моих рассказов недавно купил «Нью-Йоркер», а последняя повесть уверенно держалась на третьем месте в списке бестселлеров.

Глядя из окна на серое небо, падающий снег, людей, медленно двигающихся внизу на ледяном ветру, я потянулся к телефону.

Удобная штука телефон. Пришла в голову шальная идея — телефон может тут же превратить ее в реальность, разумеется, при наличии необходимой суммы. Она у меня имелась, так что через несколько минут я разговаривал с владельцем отеля «Испанский залив» Жаком Дюлаком, а чуть позже мне зарезервировали номер с видом на море.

Через тридцать шесть часов я вышел из аэропорта Парадиз-Сити, и сверкающий белый «кадиллак», посланный за мной, быстро домчался до чудо-отеля, предназначенного для одновременного приема всего пятидесяти гостей с обслуживанием по высшему разряду.

Первую неделю я отдыхал: грелся на солнышке, болтал с красотками, неумеренно ел (в отеле имелась прекрасная кухня). Затем все наскучило, и я вспомнил об Эле Барни. Первая встреча с ним произошла два года назад. Барни, распухший от пива бродяга, подарил мне прекрасную идею, которую я и воплотил в своей книге. Являясь ходячей энциклопедией скандальной хроники побережья и, по его выражению, «держа ухо к земле», Барни знал буквально все скрытое от посторонних глаз: чужие тайны, преступления, махинации — ничто не ускользало от него.

Я поинтересовался у Дюлака, где сейчас находится Барни.

— Куда он денется, — улыбнулся тот, — Парадиз-Сити без Барни все равно что Париж без Эйфелевой башни. Скорее всего вы найдете его недалеко от таверны «Нептун».

И вот однажды, после прекрасного обеда, я отправился по набережной, запруженной туристами, обвешанными кино— и фотокамерами, на поиски старого знакомого.

Он действительно сидел у входа в захудалую таверну. Одежда его ничем не отличалась от той, в которой я видел его в последний раз, — те же грязные, в сальных пятнах, штаны и майка. Держа в руке пустую банку из-под пива, он напоминал уцелевший огромный обломок кораблекрушения, омываемый со всех сторон толпой.

Как все на свете, Барни знавал лучшие дни, держал когда-то школу ныряльщиков и считался экспертом в этом виде искусства, о чем поведал мне Дюлак. Теперь-то в это верилось с трудом, глядя на его огромное, распухшее от пива и почерневшее от солнца лицо, лысеющий череп, маленькие глазки, бегающие по сторонам в поиске легкой наживы. Пиво погубило его. Он сидел, как огромный паук, поджидающий очередную жертву.

Барни заметил мое приближение.

По тому, как он напрягся, подобрал огромное брюхо и выбросил в воду пустую банку из-под пива, я понял: меня узнали. Я представлял для него сейчас оазис в пустыне.

— Привет, Барни, — остановился я рядом. — Узнаешь меня?

Он кивнул, маленький красный паучий ротик скривился в подобии улыбки.

— Конечно, у меня прекрасная память. Мистер Кэмбелл, писатель, верно?

— Наполовину. Что писатель, верно, но имя — Камерон.

— Ну да, Камерон, верно. Уж что я запоминаю, так это лица. Подкинул вам байку о бриллиантах Эсмальди, так?

— Так ты и сделал.

Он поскреб волосатую ручищу.

— Написали книгу об этом?

Нашел дурака. Я отрицательно покачал головой.

— Прекрасная история. — Он опять почесался и посмотрел на вход в таверну. — Всегда держу ухо к земле. Хотите услышать еще?

Я ответил, что готов слушать, если это действительно интересно.

— Хотите расскажу о марках Ларримора? — Маленькие глазки испытующе впились в меня.

— Ну, марки… Кому это интересно?

— Сильно сказано. Разбираетесь в марках, мистер?

Пришлось признаться, что я ничего в них не понимаю.

— Я тоже не интересовался, пока не услышал про марки Ларримора. У меня ведь всюду друзья: газетчики, которые любят поговорить, полицейские, иногда болтающие лишнее, я все слушаю, поскольку держу ухо к земле. Ну, как?

Я сказал, что марки меня не интересуют.

— Верно. Но только это не обычная история. Давайте выпьем пивка и побеседуем.

Он тяжело поднялся и, рассекая толпу, огромный, как бульдозер, устремился в таверну.

Сэм, негр-бармен, лениво протирал стаканы, но при виде нас глаза его оживились. Еще бы, несколько часов подряд он будет продавать пиво плюс получит неплохие чаевые.

— Здравствуйте, мистер Камерон, сэр, — просияв улыбкой, заговорил он, — рад снова видеть вас в Парадиз-Сити. Что закажете?

— Два пива, Сэм. — И, как принято в этом городе, я поздоровался с ним за руку.

Барни уже взгромоздился за один из столиков. Сэм принес два пива. Процедура мне хорошо известна: нельзя торопить Барни, сначала он должен хорошо утолить жажду. Пил он с толком, не торопясь, не отрывая губ от края стакана, пока тот не опустел. Наконец он испустил вздох облегчения и поставил стакан на стол. Не дожидаясь сигнала, Сэм принес второй.

Теперь Барни потянуло на философию:

— В моем возрасте пиво большая утеха. Было время, когда я бегал за бабами, но теперь они меня не интересуют, зато пиво поддерживает во мне жизнь. — Он потрогал расплющенный на пол-лица нос. — Это из-за баб у меня такой рубильник. Муж застал меня с одной и оказался боксером, так что я еще легко отделался.

Я зажег сигарету. Помолчали.

Барни отпил полстакана и задумчиво поглядел на меня:

— Ну, будете слушать о марках Ларримора?

— А что там интересного?

— Все, что стоит миллион долларов, интересно, — твердо произнес Барни. — Я раньше удивлялся, что какие-то клочки бумаги с рисунком на них могут иметь такую ценность, но сейчас знаю о них все.

Он наклонился и ткнул в мою сторону толстым, как банан, пальцем:

— Вам известно, например, что люди вкладывают в марки состояние, чтобы, уехав в другую страну, начать новую жизнь? Или избежать налогообложения? Или использовать как иностранную валюту?

Я признался, что слышал кое-что об этом, но что все-таки случилось с Ларримором?

— О, это длинная история, но расскажу все без утайки на прежних условиях, согласны? Сам бы написал книгу, да не потяну.

Я согласился.

Барни поглядел на меня:

— Условия те же?

— Какие именно?

Ну, что-что, а это он помнил отлично. Мог забыть мое имя, но сорванный с меня куш — никогда!

— Значит, так, — сказал он, — пива сколько захочу, немного еды и несколько долларов, чтобы продержаться на плаву некоторое время.

Я расстался с двадцатью долларами, он тут же сунул их в карман брюк и посигналил Сэму.

— Не пожалеете, мистер. Есть будете?

Я сказал, что не голоден. Барни покачал головой:

— Никогда не отказываюсь от еды, так как неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз.

В это время Сэм принес три гамбургера, истекающих жиром, и поставил тарелку перед Барни. Тот оглядел их с довольной ухмылкой и приступил к еде. Я старался не смотреть в его сторону. Прикончив второй гамбургер и запив его основательно пивом, Барни вытер губы рукой и приготовился к повествованию.

— В эту историю вовлечено немало людей, но начну с Джоя Лака и его дочери Синди, а потом перейду к Дону Эллиоту. Помните такого?

— Кинозвезда?

Барни кивнул:

— Тот самый. Видели фильмы с ним?

— Немного не в моем вкусе, просто копирует Эрла Флинна.

— Может быть. Но у него масса поклонников, снялся в шести фильмах, все имели громадный успех, что принесло ему кучу денег.

— Давно о нем не слыхал, — сказал я. — А что с ним случилось?

— Я еще вернусь к нему, а пока начну с самого начала. — Барни выжидающе посмотрел на Сэма. — Итак, все по порядку, шаг за шагом. Итак, Джой Лак и его дочь Синди, сокращенное от Люсинды, они играют ключевую роль во всей истории. Клянусь, вы не слыхали о похищении марок стоимостью в один миллион?

Я признался, что если и слышал, то это меня мало заинтересовало.

Барни нахмурился. Ему очень хотелось драматизировать события, а я путал карты. Справившись с третьим гамбургером и запив его пивом, он продолжал:

— Джой Лак… Единственно, что было удачного в его судьбе, так разве только фамилия1. Знаете, кто такой щипач, мистер?

Я ответил, что щипач это тот, кто запускает руку в чужой карман и крадет все, что там лежит.

— Верно. Карманный вор. Джой лазил по чужим карманам, но работал мелко, не зарывался и если имел сотню долларов в неделю, то воображал себя Генри Фордом. Но это как раз и спасало его от полиции — слишком мелкая для них сошка. Поэтому Джой не имел ни одного привода, хотя многие из таких кончают в тюрьме. А теперь я хочу, чтобы вы поняли Джоя, мистер Кэмбелл…

Подумав, что лучше уж поправить его сразу, я напомнил, что мое имя Камерон.

— Ну да, правильно… Камерон… да. — Он почесал кончик носа, поерзал на стуле и продолжал: — Так вот, я хотел сказать, что этот Джой неплохой был парень. Я знал его. Имея немного лишних денег, никогда не откажет угостить приятеля пивом. Высокий, худой, шапка седеющих волос, лицо непримечательное, незаметное в толпе. Одет всегда в поношенный серый костюм и соломенную шляпу. Женился рано, жена умерла вскоре, оставив ему новорожденную дочь, которую он назвал Люсиндой. Смерть жены мало огорчила его, они не ладили с самого начала, но по дочери сходил с ума, дал ей приличное образование.