— Вы хотите сказать, — спросил Эркюль Пуаро, — что они вели себя скорее как любовники, чем как муж и жена?

— Можно сказать и так, — хмуро согласилась мисс Уильямс, которую явно покоробила подобная откровенность в определениях, абсолютно неприемлемая для истинного англичанина.

— И на ваш взгляд, он любил ее не меньше, чем она его?

— Они были любящей парой. Но он был мужчина и вел себя соответственно.

Мисс Уильямс вложила в последнюю фразу прозрачный викторианский подтекст.

— Мужчины… — начала мисс Уильямс, но умолкла. Она произнесла это слово с таким выражением, с каким преуспевающий делец произносит слово «большевики», настоящий коммунист — «капиталисты», а хорошая хозяйка — слово «тараканы».

Старая дева, которая всю жизнь провела в гувернантках, сделалась ярой феминисткой. По одному этому слову можно было не сомневаться, что для нее все мужчины были заклятыми врагами.

— Вы не любите мужчин? — спросил Пуаро.

— Мужчины имеют слишком много привилегий, — сухо ответила она. — Надеюсь, так будет не всегда.

Эркюль Пуаро пристально на нее посмотрел. Он вдруг представил себе, как мисс Уильямс во имя благой идеи равенства старательно приковывает себя цепью к какому-нибудь поручню, а потом объявляет голодовку. Но тут же перейдя от общих идей к понятию вполне конкретному, он спросил:

— Вам не нравился Эмиас Крейл?

— Да, мистер Крейл мне не нравился. И его поведение — тоже. Будь он моим мужем, я бы его оставила. Есть вещи, с которыми женщина не должна мириться.

— А миссис Крейл с ними мирилась?

— Да.

— Вы считаете, что она поступала неправильно?

— Да. Женщина должна уважать себя и никому не позволять над собой глумиться.

— Вы когда-нибудь говорили что-либо подобное миссис Крейл?

— Разумеется, нет. С какой стати. Меня наняли обучать Анджелу, а не давать советы, которых у меня никто не спрашивает. С моей стороны это было бы крайне бестактно.

— А миссис Крейл вам нравилась?

— Очень. — В ее строгом ровном голосе послышались теплота и нежность. — Мне она очень нравилась, и мне было очень ее жаль.

— А ваша ученица Анджела Уоррен?

— Удивительная девочка — одна из самых одаренных моих воспитанниц. Умница. Правда, недисциплинированная, и вспыльчивая, с ней порой трудно было справиться, но необыкновенно цельная и богатая натура.

Помолчав, она продолжала:

— Я всегда чувствовала, что она сумеет в жизни чего-то добиться. И вы знаете, предчувствия меня не обманули! Вы читали ее книгу о Сахаре? А про захоронения в Файюме![123] Да, я горжусь Анджелой. Я недолго пробыла в Олдербери — два с половиной года, — но мне приятно знать, что именно я дала толчок ее интеллекту и привила вкус к археологии.

— Кажется, она продолжила образование в частной школе, — пробормотал Пуаро. — Вам, наверное, это пришлось не по душе?

— Как раз наоборот, мосье Пуаро. Я была абсолютно согласна с этим решением. — Помолчав, она сказала: — Сейчас объясню почему. Анджела, безусловно, была очень славная девочка — отзывчивая, живая, — но с ней было очень непросто. Переходный возраст. В этот период все девочки очень ранимы: еще не женщина, но уже и не ребенок. Анджела могла быть по-взрослому рассудительной и серьезной, а буквально через минуту превратиться в сорванца — проказничать, грубить, ну просто как с цепи срывалась. В этом возрасте они ужасно обидчивы, не терпят никаких возражений, злятся, когда к ним относятся как к детям, и стесняются, когда обращаются словно с барышнями. Анджела пребывала как раз вот в таком состоянии. Моментально вспыхивала и обижалась на самую невинную шутку, целыми днями могла ходить с надутым видом, а потом вмиг снова делалась веселой, лазила по деревьям, носилась с соседскими мальчишками, никого не слушала.

Мисс Уильямс перевела дух.

— Для девочки в таком возрасте школа просто необходима. Это ведь в какой-то мере и школа жизни. Она дает возможность пообщаться с другими девочками, найти подруг, учит ладить с людьми, а без этого невозможно обойтись в будущем. Дома она никак бы не смогла этому научиться. Да и вообще, условия, в которых жила Анджела, никак нельзя было назвать идеальными. Во-первых, миссис Крейл исполняла любую ее прихоть. Стоило Анджеле выразить недовольство, как она тотчас бросалась на ее защиту. В конце концов Анджела настолько привыкла к этому, что воспринимала как должное, чем частенько раздражала мистера. Крейла. Тот, естественно, считал, что жена должна все внимание уделять ему. Но вообще-то он любил Анджелу — они были друзьями и пикировались вполне по-приятельски, хотя, повторяю, порой мистер Крейл очень даже ревновал жену к девочке, очень уж ему хотелось, чтобы она была занята только его персоной. Получался как бы заколдованный круг. Из-за этого они с Анджелой частенько ругались, ну а миссис Крейл принимала ее сторону, его же это, разумеется, приводило в ярость. Изредка, правда, она поддерживала Эмиаса, тогда уже злилась Анджела и такое вытворяла!.. Мистер Крейл любил выпить стакан пива залпом, и однажды Анджела подсыпала ему в стакан соли. Видели бы вы, что с ним было, — он долго не мог простить ей эту выходку. А последней каплей, переполнившей его терпение, была история со слизняками. Он совершенно не выносил слизняков, Анджела же — представьте! — подложила их ему в постель. Вот тогда он и заявил, что отправляет ее в частную школу. Сказал, что больше не намерен терпеть ее выходки. Анджела очень расстроилась, хотя раньше и сама выражала желание поехать учиться в подобном заведении. Но это был приказ, и она возомнила себя ужасно обиженной. Миссис Крейл не хотела отпускать ее, но затем позволила себя уговорить. По-моему, благодаря нашему с ней разговору. Я убедила ее еще раньше — когда представился случай, — что перемена обстановки пойдет Анджеле только на пользу, что девочке неплохо бы побыть некоторое время вне тепличных домашних условий. В общем, было решено, что осенью она отправится в Хелстон — это превосходная школа на южном побережье. Миссис Крейл, однако, все лето не находила себе места. Анджела же то и дело ругалась с мистером Крейлом из-за предстоящего отъезда. На самом деле ничего из ряда вон выходящего в этом, как вы понимаете, мосье Пуаро, не было, но тем не менее это еще больше осложняло и без того непростую обстановку в доме в то лето.

— Непростую из-за появления Эльзы Грир? — напрямик спросил Пуаро.

— Именно, — выпалила мисс Уильямс и поджала губы.

— А какого вы мнения об Эльзе Грир?

— Никакого. Исключительно беспринципная молодая особа.

— Она ведь была совсем юной.

— Не настолько юной, чтобы не понимать, что вытворяет. Ее поведение не заслуживает никакого оправдания.

— Насколько мне известно, она была влюблена…

— Влюблена! — фыркнула мисс Уильямс. — Я считаю, мосье Пуаро, что человек обязан сдерживать свои чувства. Неважно какие. Уметь владеть собой. Эта девица была абсолютно лишена нравственных устоев. Она не желала считаться с тем, что у мистера Крейла — семья. Ни малейшего стыда, она действовала цинично и решительно. Вероятно, сказалось дурное воспитание, только этим я могу объяснить ее поведение.

— Она тяжело пережила смерть мистера Крейла?

— Очень. Но она не имела права никого винить, только себя. Не подумайте, что я готова оправдать убийство, но поймите, мосье Пуаро, до какого непереносимого отчаяния была доведена миссис Крейл! Бедная миссис Крейл. Скажу вам откровенно, были моменты, когда я сама могла бы убить их обоих. Он посмел поселить в доме свою любовницу, вынуждая жену терпеть выходки этой особы, а мисс Грир была просто вызывающе дерзкой, мосье Пуаро. Он не мог этого не замечать. Эмиас Крейл заслужил то, что с ним случилось. Ни один мужчина не имеет права так издеваться над собственной женой. Его смерть была справедливой карой.

— У вас нет сомнений… — сказал Эркюль Пуаро. Маленькая сероглазая женщина смело смотрела на него.

— У меня нет сомнений в том, что брачные узы священны. Если это ставить под сомнение, наша страна покатится в пропасть. Миссис Крейл была верной, любящей женой. Но муж настолько относился к ней пренебрежительно, что привел в дом любовницу. Повторяю: он заслужил то, что с ним случилось. Он довел миссис Крейл до крайности, и у меня язык не поворачивается в чем-то ее обвинять.

— Он вел себя отвратительно, тут двух мнений быть не может, но не забывайте, он был художником. Величайшим художником.

— О да, конечно, — снова фыркнула мисс Уильямс. — В наши дни это принято считать оправданием. Художник! И этого достаточно, чтобы простить ему распущенность, пьянство, скандалы, измены. Величайший художник? Быть может, через несколько лет к его картинам никто за милю не подойдет. У него же нет никакой техники! Перспектива отсутствует. А уж об анатомии я вообще не хочу говорить, за всю жизнь он не нарисовал ни одного человека с правильными пропорциями. Я немного разбираюсь в том, о чем говорю, мосье Пуаро. В юности я училась в школе изящных искусств во Флоренции и должна сказать, для тех, кто знает и ценит великих мастеров прошлого, работы мистера Крейла — вульгарная мазня. Клал краски на холст как бог на душу положит — ни композиции, ни точной передачи натуры. Нет, — она покачала головой, — восхищаться работами мистера Крейла я не могу. Увольте!

— Две из них висят в галерее Тейта, — напомнил ей Пуаро.

— И что? По-моему, там имеется и одна из скульптур мистера Эпстайна[124].

Почувствовав, что мисс Уильямс иссякла, Пуаро решил сменить тему:

— Когда миссис Крейл нашла мистера Крейла мертвым, вы были рядом с ней?

— Да. Мы вышли вместе из дому после ленча. Анджела забыла на берегу или в лодке свою кофту. Она вечно все теряла. Я рассталась с миссис Крейл у входа в Оружейный сад, но она почти тотчас меня окликнула. Оказывается, мистер Крейл был мертв уже около часа. Он лежал на скамье возле мольберта.